Весенний сад
В Токио, куда она перебралась, чтобы учиться в университете, Ниси в начале своей самостоятельной жизни поселилась в старом доме в пригороде. Дом стоял на том же земельном участке, что и дом владельца. Из окна второго этажа были хорошо видны деревья в большом саду. Цвели огромные кусты с мелкими розочками, распускался вяз; подхватив краски гортензий, целых три месяца рассыпала цветы персидская сирень, благоухала душистая маслина, осыпались красно-желтые листья; в феврале по плывущему аромату взгляд находил цветущую сливу, раскрывала свои огромные лепестки магнолия. Они были особенно красивы — магнолия и кусты, усыпанные розами.
До тех пор Ниси полагала, что деревья — принадлежность дорог или парков, а то и далеких гор, поэтому ее поражала смена времен года прямо возле дома. И еще: сад был не виден с улицы, поэтому про времена года знали лишь семья владельца и жильцы, снимавшие квартиры. Здесь не просто цвели старые деревья, вырастали и новые: зимой на сухих ветках в набухающих почках дремала жизнь. У Ниси в семье никогда не держали животных, не было комнатных цветов, так что ее приводило в изумление присутствие в ее жизненном пространстве чего-то живого, существующего независимо от ее воли.
К сожалению, дом этот, уже после того как Ниси оттуда выехала, сгорел. По счастливой случайности никто не пострадал. Дом был очень похож на здешний, принадлежащий хозяйке «Палаццо Саэки III». Поэтому Ниси казалось, что она не случайно поселилась в своем нынешнем обиталище.
Альбом «Весенний сад», сделанный Усидзима Таро и Умамура Кайко, сейчас уже не найти в продаже, и информации — что это за фотографии, где именно они были сделаны — тоже нет. Супружеская пара выпустила одну единственную книгу. И через два года после этого они развелись. Усидзима Таро сменил специальность — стал писать об искусстве и переехал жить в Берлин (в одном из тогдашних интервью он упомянул о разводе). Временами, и даже совсем недавно, Ниси встречала его имя в сообщениях о разных культурных мероприятиях, проходящих здесь, в Японии. Умамура Кайко, похоже, завершила свою актерскую карьеру. Даже в той своей труппе она была актрисой второго плана, изредка снималась в эпизодах в кино, и больше сведений о ней не было.
Сколько Ниси ни рассматривала дом, по сравнению с фотографиями он почти не изменился. В просторной, обращенной на юг комнате теперь был деревянный пол, в альбоме же солнечный свет глубоко проникал в анфиладу комнат, застланных соломенными циновками, а в самом центре, спиной, повернув голову к объективу, стояла Умамура Кайко. Даже когда она не висла на перекладине, ее тело было натянуто как струна. Судя по всему, Умамура Кайко была чрезвычайно гибкой: в театральных постановках она демонстрировала сложные кувырки назад, повороты тела, типичные для традиционного театра, — это Ниси слышала от своей университетской подруги, которая тогда увлекалась театром.
Вот на веранде висит клетка, в ней — птица, похожая на попугая: свет падает сзади, поэтому не очень разглядишь. Кто забрал птицу после развода? Ниси была уверена, что Умамура Кайко. И имя ей, конечно, дала в свое время Кайко. Ниси читала в интернете заметку о том, что до сих пор жив попугай, принадлежавший Уинстону Черчиллю, так что, может быть, и у Умамура Кайко где-то все еще живет та птица.
В начале февраля, когда Ниси сюда переехала, деревья в саду домовладелицы почти полностью облетели. Но в холодном воздухе уже раздавались голоса прилетавших птиц. Черные соловьи, горлицы, воробьи, синицы, голубые сороки… Она определяла их по описаниям голосов и фотографиям из таблицы в электронном словаре. Пение черного соловья там характеризовалось как «надоедливое», а в справочнике по диким птицам говорилось, что водится он только на Японском архипелаге и ближайших к нему территориях, в других же частях света встречается крайне редко.
Сидя на балконе своей квартирки под знаком Дракона, Ниси рисовала деревья, которые одно за другим распускались в саду домовладелицы, кошку, гулявшую по забору из бетонных блоков, крыши и окна, бабочек…
Ниси выбрала своей профессией рисование: комиксы и иллюстрации. После окончания университета она работала в маленькой компании, выполнявшей заказы рекламного агентства, но понемногу стала делать иллюстрации и, когда пять лет назад один журнал опубликовал серию ее комиксов, ушла с постоянной работы. В настоящее время ее основным занятием было переводить в комиксы содержание информационного сайта по трудоустройству, а также сайтов по кулинарии; иногда она делала иллюстрации для журналов и рекламы. На собственном сайте, обновляемом довольно нерегулярно, Ниси выкладывала короткие рисованные истории, основывавшиеся на исторических выражениях и китайских сказках.
В марте у Ниси была встреча в издательстве по поводу возможности выпустить свои истории отдельной книгой, и редактор рассказал ей, что планировал некий альбом фотографий, но начальство ему отказало, сказав, что такие альбомы сейчас не продать. Тогда она заговорила о «Весеннем саде». Однако редактор, которому было лет двадцать пять, не знал ни об альбоме «Весенний сад», ни об Усидзима Таро, ни об Умамура Кайко и никак не заинтересовался. Несколько дней спустя этот редактор, ища тему для разговора со своей начальницей, вспомнил, что та прежде работала по теме искусства, в том числе театра, и спросил, не знает ли она Усидзима Таро или Умамура Кайко. Начальница, погрузившись в приятные воспоминания, рассказала, что в период ее работы в одном из информационных журналов она несколько раз делала материал про Умамура Кайко. Ей довелось побывать и на последнем выступлении актрисы, и по этому случаю она получила от Умамура Кайко сделанный той после развода с Усидзима Таро сборничек иллюстрированных эссе. «Какое совпадение», — восхитился редактор: Ниси — горячая поклонница Умамура Кайко; начальница, было, подумала, что слово «совпадение» употреблено здесь неправильно, но, видя искренний интерес, с которым подчиненный, недавно влившийся в коллектив и не знавший толком, за что ухватиться, слушает ее рассказ, отыскала и принесла тот сборник. Через несколько дней в конверте для особо хрупких вещей его доставили Ниси.
Сложенные пополам и соединенные скрепками листы размером А4 напоминали скорее бесплатный журнал или пачку рекламных листовок. Восемнадцатистраничная цветная копия оригинала. Маленькие, с почтовую марку картинки, сделанные цветными карандашами, разбросаны произвольно. Витраж с красными стрекозами, плетеное кресло, веранда, посуда. Похоже на фрагменты голубого дома и вещи, которыми в нем пользовались. Так обычно рисуют на стенах, но линии уверенные. Между картинками тянулись ряды мелких подписей. «Скучаю по деревянному дому», «На веранде гусеница. Ненавижу насекомых», «Почему стрекозы? Ненавижу насекомых», «Что с татами? На первом и втором этажах узор на них разный. Что за узор, не поймешь, но память возвращает в детство», «Я люблю эти окна. Стекло не очень ровное, и воздух снаружи кажется волнистым. Свет преломляется. Источник света отодвигается». «Хочется спать», «Чашка разбилась. Думала выбросить, а вдруг стало жаль, и не выбросила» — в этих коротких, в одно-два предложения записях нигде не присутствовал Усидзима Таро, не упоминался ни театр, ни друзья самой Умамура Кайко. Только частички дома и связанные с ним мысли.
Ниси чувствовала в рисунках руку мастера. Сопровождавший их текст не представлял особого интереса, но Ниси показалось, что Умамура Кайко и на фотографиях в альбоме хотела что-то сказать. «Вот если на фотографиях поместить пузыри с речью, это было бы в самый раз», — подумала Ниси, сделала копию, разрезала ее и разложила кусочки с репликами по фотографиям.
Через несколько дней от того же редактора Ниси получила сообщение, что Умамура Кайко в настоящее время ведет занятия йогой. Очевидно, это разузнала его начальница. В электронном письме был адрес сайта школы йоги. «А я ведь могу пойти на занятия и встретиться с самой Умамура Кайко», — Ниси с надеждой и некоторой робостью подвела курсор к строчке и кликнула.