На самом деле (СИ)
— Ой, смотри!
Андрей завертел головой. Увидел толстую тетку, снявшую плавки от купальника, и вместо них доставшую огромные и белые (как парус!) панталоны.
— Тетка, что ли?
— Нет же, вон! — сказала Анна.
В водоем входила девочка-подросток в сарафане. Видимо, забыла взять с собой купальник, а поплавать все равно захотелось. Сарафан вздувался и всплывал, а девочка пыталась удержать его внизу, в воде.
— Опять не туда смотришь! Вон, мужик!
Какой-то дядька рядом с кромкой водоема, держа за руки ребенка года или двух, пытался окунуть его, а тот очень забавно подбирал свои малюсенькие розовые ножки, не давая их намочить.
— Ох, Андрей! Ну, вон же! Мужик с книгой!..
В отдалении, возлежа на чем-то вроде старой скатерти, мужик в большой панаме и семейниках читал тонкую книжку. Бледно-желтая корочка, жалкий мягкий переплет и знакомый шрифт на обложке заставили сердце Андрея забиться сильнее. Он напряг остатки зрения и прочел на переплете: «Филиппенко А.». Ниже шло десятиэтажное заглавие, которое по памяти сказать мог только сам Андрей. Кто-то читал его книгу⁈ Нет, поверить в это было невозможно…
— Ты теперь звезда! — сказала Анна.
Да какая там звезда! Простое совпадение. Видимо, на пляже они увидели коллегу. Кто, кроме историков, читает сочинения подобного характера⁈ Мужик купил один из сотни экземпляров, остальные пролежат на полках магазинов до тех пор, пока их не сдадут в макулатуру. Впрочем, физиономия читателя Андрею, знавшего в лицо почти всех петроведов, показалась не знакомой. Что же, значит, он какой-то новый исследователь.
Анна предложила познакомиться с коллегой.
Они подошли к мужчине с книгой, поздоровались, сели рядом, сказали, что интересуются Петром и будут очень рады обсудить новую книгу о царе.
— Да, вот, купил сегодня… — сообщил мужик. — Люблю сенсации.
— Сенсации? — спросил Андрей удивленно, вспоминая, как при написании диссертации старался быть серьезным, придерживаться классического стиля и не смотреться слишком легковесным.
— Ну, а что? Вот Филиппенко книгу выпустил — и то уже сенсация! Ведь он в тюрьме сидит. Не знаю, как так изловчился. Правда, буквы еле-еле разбираю, а бумага, глянь, какая желтая, паршивая. Подпольное издательство! Я зуб даю, что завтра запретят, сожгут тираж. Ну, может, послезавтра. А официальные историки поднимут такой хай…
— Что? Хай? Официальные?
— Ну, вы ж интересуетесь, так знаете, наверно! Сан-Петровича они все ненавидят. Вот и посадили. Только по сути опровергнуть-то не могут, вот и лают, как собаки по углам, ко всяким частным штукам придираются… Они же утверждают, что Петра-то подменили! Сына моего так в школе учат. А вот Филиппенко говорит, что Петр был настоящий. Как вам нравится такой альтернативный взгляд, а, товарищи?
Андрей утратил на мгновение дар речи. А вот о его подруге такого сказать было нельзя. Она быстро сориентировалась:
— Очень нравится. Весьма альтернативно, — деловито поддакнула Сарафанова. — И совсем не то, что говорят официальные историки!
— Вот то-то и оно! — сказал мужик. — Вообще, советую. Занятная брошюрка. У него и аргументы отличаются от тех, кто на правительство работает. На архивы вот ссылается, к примеру. Ну а что! Оригинально! Почему бы в, самом деле, не расширить круг источников, добавив к сочинениям Блаватской и географическим названиям документы из архивов? Там ведь тоже могут быть крупицы правды!
— Ну конечно…
— Только не поймут официальные историки! Они же догматичные! Вот сказал, один, к примеру, что Арагва — это Ангара. Ну и попробуй переубедить его! Предаст анафеме, объявит лженаукой, а по делу, чтобы опровергнуть, ничего сказать не сможет…
— Мракобесы, — сочувственно произнесла Сарафанова.
— Мракобесы, — подтвердил читатель книги.
Вечером на станции взволнованно толкалась толпа полуголых и мокрых людей с полотенцами, корзинами, панамами, собачками, бутылками. Придя на платформу, Анна и Андрей узнали, что одна из электричек по расписанию не пришла, поэтому следующую ждет двойная порция народу. До электрички оставалось полчаса. Историки, присев на свои вещи, провели тридцать минут за болтовней.
Но электричка так и не пришла в положенное время.
Люди в возмущении бродили по перрону, обвиняли царя Дмитрия в развале государства, задержках зарплаты, закрытии магазинов, банкротстве фирм, обнищании пенсионеров и в том, что электрички перестали ходить как следует. Одни собирались ночевать в лесу или на пляже, другие рассуждали, не постучаться ли в лодочную станцию за помощью, третьи планировали пеший поход до города, четвертые кричали в телефон: «Маруся! Я отсюда, кажется, не выберусь!», пятые завязывали романтические знакомства. Часы показывали десять, и надежда оставалась только на последнюю электричку.
Она пришла, хоть и с опозданием. В пыльных окнах виднелись люди — сдавленные, сплющенные, но при этом счастливые, что втиснулись. Какая-то девчонка даже показала язычок народу на перроне. Тот рванул к дверям с таким остервенением, что в какой-то миг застрял у входа в электричку: люди так пихались, что никто не мог проникнуть внутрь, каждый не давал зайти другому и в итоге в дверь не мог пройти никто. Андрей и Анна, к счастью, прорвались одни из первых. Они сумели войти внутрь электрички и занять там относительно комфортный уголок, в котором можно было и дышать, и ехать, не сгибаясь, и стоять сразу на двух ногах. Единственной издержкой оказалось то, что молодые люди оказались так плотно прижаты друг к другу, что это их несколько смутило.
Ехать надо было около полутора часов.
Первые полчаса прошли в молчании. Потом в вагоне появился контролер. Билетов у ребят, конечно, не было: во-первых, из протеста мировой несправедливости, а во-вторых, потому что на станции, где они сели, и кассы-то не имелось. Но контролер не сумел пробраться сквозь толпу до Анны с Андреем. Он издали, из-за голов, что-то долго ворчал, видно, требовал денег, но молодые люди прикинулись, что не слышат. Когда контролер удалился, Анюте вдруг стало ужасно смешно. Несмотря на усталость и давку, она оживилась и стала шутить, болтать глупости. Андрей тоже вдруг преисполнился радостью, бурной энергией. Ехать, прижавшись к девчонке — чего уж тут врать? — ему нравилось. Только вот было ну очень уж жарко…
Анюта взяла полотенце и вытерла лоб кандидата наук.
— О, спасибо! — ответил ей тот, умилившись заботе.
Затем они опять заговорили о забавной ситуации, в которую попал Андрей со своей книгой. Верить в то, что кто-то, кроме дядьки с пляжа, мог принять заумный диссер за скандальный опус лжеисторика, он яростно отказывался. Анна, между тем, со смехом уверяла, что теперь к Андрею навсегда прилипнет имидж маргинала и разоблачителя.
— Нет уж! Не для этого я работал! Не для этого стремился к публикации!
— Вот так! А для чего же? Хи-хи-хи…
— Ну, понимаешь… Это трудно выразить… Но мне казалось, что когда я стану кандидатом и потом, когда опубликуюсь, жизнь как-то изменится, случится что-то необычное, прекрасное…
— А разве не прекрасно, что твой труд прочел простой мужик, который перешел из стана мракобесов в наш, научный, хоть и сам того не понял?
— Ну, не знаю… — ответил Андрей, поколебавшись. Аннины глаза смотрели прямо на него. В них было что-то очень важное и очень откровенное, правдивое. — Не знаю… Кажется, не это. Я думал, улечу, буду в восторге. Ждал чего-то… В общем, не такого…
— А какого? Вот такого?
Андрей почувствовал, как Анна коснулась губами его губ.
— Похоже, что именно так… — согласился Андрей.
У него осталось ощущение, что случилось нечто очень ожидаемое, естественное, правильное, кем-то предрешенное. Обдумать произошедшее не успел. Мысль прервал громкий голос:
— Товарищи пассажиры! Позвольте минутку внимания! Предлагаю вам приобрести замечательную книгу профессора Филиппенко, историка нового поколения и диссидента! Из нее вы узнаете все, что скрывают от вас официальные историки! Всего за сто рублей!