Ее словами. Женская автобиография. 1845–1969 (СИ)
Смешение стилей
«Учиться жить» Клары Мальро (1963) – это сфокусированная на себе самоаналитическая автобиография детства и юности, написанная в исповедальной французской традиции. Мальро не использует модель романа воспитания, как Эйлс, Бовуар и д’Обонн, и она не делает особого акцента на отношениях себя-ребенка с окружающими, как Боттом, Фен и Лютенс. Она пишет интроспективное, психологическое исследование самой себя. В обширном вступительном тексте Мальро использует модель «точки зрения ребенка», стремясь воссоздать свое детское видение мира. Впоследствии произведение становится классической автобиографией-исповедью о детстве и юности автора. Мальро также вносит свой вклад в еврейскую социальную историю, кроме того, ее книга безусловно феминистская.
Клара Мальро (1897–1982), урожденная Гольдшмидт, была выдающейся французской писательницей и интеллектуалкой, известной напряженными отношениями с ее бывшим мужем – известным писателем, а затем государственным деятелем Андре Мальро. Как и Бовуар, Мальро решила написать многотомную автобиографию. Первый том ее шеститомника «Звуки наших шагов» (1963–1979) – «Учиться жить» (1963) – написан, когда ей было за шестьдесят. Он охватывает ее жизнь до ранней юности – до 1921 года, когда она встретила своего будущего мужа Андре. Это была не та автобиография, которой жаждала публика. Людям было гораздо интереснее узнать, что Клара расскажет о своей наполненной событиями хаотичной взрослой жизни и жизни ее выдающегося бывшего мужа. Их приключения попали в центр внимания общественности, когда в 1924 году они были арестованы за кражу произведений искусства в Камбодже. Но, несмотря на обманутые ожидания общественности, «Учиться жить» – это самостоятельное произведение.
В своем тексте Клара упорно ищет себя: не только себя прошлую, но и правду о себе настоящей. Она стремится реконструировать свои настроения и убеждения, безжалостно анализируя тогдашнюю себя при каждом новом повороте. По-видимому, она доверяет бумаге все, что помнит. Длина произведения, кажется, ее не волнует: это очень подробный отчет. Само изобилие деталей усиливает впечатление, что она писала в искреннем порыве «рассказать все». Этому же служат ее откровения о детских фантазиях и незрелых подростковых идеях, которые она отстраненно и холодно критикует. Последнее, но не менее важное: она также критикует себя-автора за соблазн загнать события своей жизни в сюжетные рамки 100. Ее автобиография написана в духе Руссо, однако Клара более застенчива, больше анализирует и гораздо меньше оправдывает себя, чем Руссо.
Вначале Мальро, как и другие, искренне пытается найти путь обратно в мир детства, чтобы воссоздать детские мысли и чувства. Она ищет художественный язык, адекватный для передачи нежных, колеблющихся, невербальных ощущений и чувств ребенка. Она начинает книгу от лица маленького ребенка. Используя настоящее время, она говорит о том, как любила прикасаться к вещам. Она уверяет, что ее ранние воспоминания фрагментарны – утверждение, ставшее к тому моменту обязательным для любого искушенного автора, – и поэтически уподобляет их плавающим медузам.
Одна из тем – нестабильность вещей (это лестница или рот дракона?) для маленького ребенка. Вторая – жизнь, проживаемая больше в мечтах, чем в реальности. Текучесть детского восприятия и безудержная сила фантазии – темы, уже встречающиеся у таких писательниц, как Хант, Фарджон, Фен и Вершойле. Аналогично Хант и Эбнер-Эшенбах, Мальро утверждает, что проживала различные фантастические жизни в разных личностях. Она подробно рассказывает о своих фантазиях: у нее была воображаемая близняшка и воображаемые вассалы.
Однако, когда Мальро подходит к подростковому возрасту (примерно в середине тома), ее повествование уходит из режима воссоздания детской точки зрения. Текст переходит в более традиционные модели, рисуя портреты членов семьи и людей, которых она знала, преподнося усвоенные ею важные жизненные уроки, рассказывая эпизоды военного времени, и тому подобное – все с ретроспективной точки зрения. Это изменение стиля косвенно соответствует тому, что рассказывали другие авторы автобиографий о том, как качественно меняются их воспоминания о детстве с возраста семи-девяти лет. Как писала Вершойле, в этот момент ее жизнь получила направление. По утверждению Ханны Линч, после семи лет жизнь перестала быть набором разрозненных впечатлений и стала последовательным повествованием.
Психологические исследования подтверждают, что у взрослых больше воспоминаний о возрасте от семи до десяти лет, чем о более ранних годах, а с десяти лет начинается так называемый реминисцентный всплеск *, 101.
Автобиография Мальро ясно и недвусмысленно написана в эру психоанализа. Мальро реконструирует, поднимает из глубин памяти свое детство, как если бы она находилась на приеме у психоаналитика. В какой-то момент она даже воспроизводит то, что рассказывает на сеансе психоанализа, и приводит ответы психоаналитика. Текст содержит постоянные намеки на проникнутую идеями психоанализа атмосферу, в которой она писала. Она анализирует свои отношения с матерью и отношения матери с ее матерью и обращает внимание на свою детскую сексуальность до «латентной фазы» *, 102. Но, несмотря на то что Мальро хорошо знакома с психоанализом и восприимчива к его идеям, самое примечательное в ее книге о собственной ранней жизни и воспоминаниях – искренняя попытка разобраться в том, как же это было на самом деле (цель, для которой психоанализ не всегда годится как инструмент). Многие аспекты ее саморепрезентации не согласуются с постулатами психоанализа, иногда Мальро осознанно спорит с ними, бросая вызов, например, идее о том, что слепота пугает, потому что символизирует кастрацию. По ее мнению, слепота ужасна сама по себе.
Одним из результатов ее самоанализа становится понимание того, что она воспринимала себя как избранную, долг которой был спасать окружающих. Как и Боттом, столь же увлеченная психоанализом, Мальро признает это желание, которое было имплантировано в нее на ранней стадии: она хочет быть спасительницей. Тем не менее она также признает, что ее нерешительность и склонность к развлечениям всегда уравновешивали ее убежденность и страсть, так что зачастую она останавливалась на трех четвертях пути к своей цели, усталая или отвлеченная другими людьми 103. Она не стесняется неловких воспоминаний. Так, она рассказывает, что была плаксой, могла изобразить обморок, чтобы не идти в школу, что она увлеченно коллекционировала камушки и была сильно поражена, когда взрослые нечаянно выбросили ее коллекцию. Сексуальность Мальро обсуждает открыто и искренне. Она пишет о влечении к подруге, когда все мужчины были на войне, о переживаниях насчет мастурбации и о глупом и незрелом отказе от ласк ее парня Жана.
Как и положено писательнице своей эпохи, Мальро задается вопросами о природе памяти. Например, она признает, что ее воспоминания об отце, который умер, когда ей было тринадцать лет, несомненно, дополнены рассказами других. Называя воспоминания картинками из волшебного фонаря 104, она дает понять, что знакома с произведениями Пруста. Тем не менее она редко сомневается в своих воспоминаниях. Независимо от того, вспоминает она свои былые переживания или события, богатство деталей ее воспоминаний поразительно. Мало кто помнит настолько хорошо – и это не означает, что Мальро не входит в число этих немногих. Она воспроизводит события, связанные со смертью ее отца, с первым поцелуем, дружбой с Жаном, которая так и не перешла в сексуальные отношения, о начале ее романа с Андре Мальро так, будто в ее голове были не воспоминания, а фильмы. Запечатлелись они в ее сознании или она, будучи взрослой, дофантазирует их? Она не извиняется за возможные неточности, когда перечисляет эти события.