Мир Терского фронта. Тетралогия
— Полный песец — это если коротко. Москву ты в бинокль и сам видел. Сегодня к утру нам удалось получить кое-какие картинки со спутников. Ничего бодрого и жизнеутверждающего на них нет. Пылевое облако над столицей ещё не осело, да и горит там столько всего, что детали за дымом не разобрать. Атаке спецбоеприпасами подверглись также… — Он снова взялся за мышку, и картинка на мониторе увеличилась, показывая теперь только Московскую область и часть соседних. — Чкаловский с Жуковским, Балашиха, Кубинка, Голицыно с Краснознаменском, Королёв с Мытищами — ну это всё естественно. Хуже другое — через сутки, если верить синоптикам, радиоактивный «хвост» из-под Козельска накроет полосу до Нижнего шириной километров в сто пятьдесят-двести. На западном конце этой полосы интегрированная двухсуточная доза будет около десяти тысяч бэр, а на восточной — до двухсот бэр. Москва и область попадают в «западную зону». — Он снова взялся за мышку, и на карте появился вытянутый через всю европейскую часть страны уродливый узкий овал, раскрашенный в различные оттенки жёлтого.
«Это они радиацию так изобразили», — догадался я.
— Проблема усугубляется тем, что почти все части МЧС и химзащиты в этом районе, вероятно, оказались в зоне непосредственной атаки. Ни двадцать седьмая бригада химзащиты из Курска, ни двухсотый отдельный отряд на связь не выходят. С последним понятно — в Ногинске стояли, а вот с курянами непонятой. Или связь не добивает, или одно из двух… Возможно, удастся договориться с псковскими, в обмен на вертолёты, — он покосился на авиационного генерала. — Такова картина в целом.
— А что на востоке? — Виталик в вопросах, касающихся службы, был ещё тем занудой.
— Если Сибирь и дальше имеете в виду, то связи пока нет, а ближе пока откликнулись несколько мелких частей и гуиновцы. Они в панике — многие зоны взбунтовались и захватили оружие. И непонятно — то ли они к остаткам цивилизации будут прорываться, то ли у себя останутся. Весёлого в любом случае мало. Наши справки навели — в тех краях несколько сот тысяч заключённых, плюс те, кто на поселениях остался. Ещё ходят слухи, что какие-то летние детские лагеря отдыха в этом году на Валдае и дальше на восток организовали.
— Я что-то об этом слышал, — задумчиво проговорил Сибанов. — Питер, Москва, из Новосибирска детей вывозили. Я, правда, думал, что это под выборы накачку электората проводят. Мол, пионерские лагеря как в Союзе, ну и распил бабла, куда же без него. Слухи ходили, что под это денежку нехилую выделили.
— Интересная информация, попробуем по своим каналам её проверить, — Александр сделал пометку в блокноте, лежавшем рядом с ноутбуком. — Вячеслав Николаевич, я закончил.
— Вопросы, товарищи офицеры? — спросил у нас генерал.
— Что с беженцами в ваших краях?
— Решили пока разместить в городе — там условия по созданию укрытий лучше. Потом будем к вам выводить. Неделю или две подержим, пока радиация спадёт, ну, и еда не закончится. Кстати, спасибо, что на консервную фабрику навели.
— Да не за что, — отмахнулся я. — Вы, по «чесноку», её и сами бы разыскали, а то я вас не знаю… Сколько всего гражданских?
— Зарегистрировали порядка ста тысяч пришлых и около сорока — наших, солнечногорских.
Виталик присвистнул, услышав цифры:
— Нехило!
— Терпимо. Гораздо хуже, что в скором времени начнут подтягиваться те, кому досталось, а с медициной у нас не очень.
— Да, херово. Собственно, наше предложение вы уже слышали…
— И не только слышали, но и успели обсудить, — генерал встал из-за стола и принялся ходить по комнате. — «Подсолнухи», — он мотнул головой в сторону Клоуна, — в деле. Надеюсь, вы понимаете, что квалификация у парней ого-го!
— Конечно! — с жаром воскликнул Сибанов. — От такой помощи грех отказываться! Но это не отменяет основную нашу идею, так?
Майор в задумчивости почесал подбородок:
— Вячеслав Николаевич, ничего, если я выслушаю предложение ещё раз? Время терпит?
— Валяйте! — Генерал снова уселся в кресло.
Мой друг откашлялся и, встав, заговорил уверенным тоном опытного докладчика:
— Основной идеей является создание территориальной структуры центрального подчинения, способной интегрироваться в практически любую из возможных схем самоуправления.
«Ух ты, сразу видно „политика“ — говорить о простых вещах так, что не сразу и поймёшь, что имеется в виду, это искусство!»
— На базе территориальных пунктов будут действовать группы, состоящие из добровольцев, задачей которых, помимо сбора и освоения материальных ценностей, будет также разведка.
— А не проще ли, если каждый будет заниматься своим делом? — встрял грушник.
— Есть основания полагать, что в ближайшее время возможно появление кочующих банд, — не моргнув глазом, парировал Виталик. — И что, вы так и будете гоняться за каждой? А через год, когда с бензинчиком херовато станет, — тоже? Не лучше ли сразу заняться профилактикой? И потом, никто вам конкуренцию составлять не собирается — никакой иерархии, никаких званий. Это для вас я подполковник, а он капитан, а дальше вниз, это не пойдёт. Можете считать, что мы, как представители военной власти, контролируем стихийное начинание масс. Всё равно народ в ближайшее время начнет по руинам шариться, хотим мы этого или не хотим. А радиационный контроль добычи осуществлять проще централизованно.
— Свой среди чужих? — хмыкнул Клоун. — Чувствуется рука профессионала. Вы ведь агентурист, верно? А на каком направлении работали?
— Агентурист, — не стал жеманничать Сибанов, — со специализацией по Латинской Америке и Штатам. Да, и не забудьте, эта структура будет выполнять функции пограничной охраны. Структуру и задачи по этому направлению Василий сейчас прорабатывает.
«Однако изящно ты меня подставил, дружок. Только сейчас и узнал, что что-то там я разрабатываю!» — но марку держать надо, тем более перед лицом людей опытных, и потому только и оставалось уверенно подтвердить:
— Да, как только выясним количество личного состава и более-менее определятся границы поселений, так сразу и нарисую всё. Рейсфедером и плакатными перьями.
Глава 3«Бологое, Бологое, Бологое — это где-то между Ленинградом и Москвой…»
Серега Прохоров не считал, что ему повезло. Скорее, он вообще не рассматривал ситуацию с такой точки. «Косить» от службы у них в посёлке было не то что не принято, а просто и мысли у местных парней не возникало. А если у кого-то пересмотревшего телевизор и зарождалась в голове крамола, то высказывать её вслух даже самые «продвинутые» не решались. В самом крайнем случае подняли бы на смех. И за два десятка лет, прошедших со времён Союза, в этом вопросе мало что изменилось — если не считать того, что «после армии» парни ещё реже стали возвращаться в родной посёлок. Кто в Новосиб, кто в Москву, а двое так и вообще в далёкую заграницу умудрились попасть. Мишка Коган в Израиле оказался, а Васька Трубачёв аж во Франции. Восьмой год в каком-то там легионе солдатскую лямку тащит. Правда, до того он вместе с нижнетагильской братвой ухитрился изрядно покуролесить.
И поехал призывник Прохоров далеко от родного дома. Вначале в Москву, а потом и в Питер, вот только не доехал — на полдороге сошли они с угрюмым капитаном-«покупателем» и на старенькой «шишиге», ведомой не менее угрюмым водилой-ефрейтором, покатили куда-то в дремучие леса.
Угрюмость доблестных защитников Родины объяснялась довольно просто — вчера они отмечали «национальный праздник», не вместе, конечно. А потому утро двадцатого ноября выдалось для них особенно хмурым, и то, что сегодня было воскресенье, это ни разу не скрашивало. Потом показался сетчатый забор запретки, и понял Серега, что служить он будет на «точке».
Не сказать, что жизнь рядового-салаги была похожа на сахар или мёд, но и особых ужастиков, из тех, которыми вполголоса пугали друг друга «молодые», не наблюдалось. Вдобавок Серёга, как человек, не понаслышке знакомый с тяжёлой техникой, стал водителем. Свой «МАЗ» он полюбил всей душой. Ещё бы — когда он мягко несёт тебя по разбитой бетонке, ощущаешь себя настоящим королём дороги. И то, что лёгкому движению твоих рук подчиняется не какая-то там легковушка и даже не «КамАЗ», а восьмиосное стотонное чудовище, вообще заставляло всё внутри петь от восторга.