Переход (СИ)

Алексей с удовлетворением воспринял новости о том, что Куусинен и Хрущев больше не будут гадить стране, а еще его сильно порадовало то, что приказом товарища Булганина «товарища Жукова Г. К. за развал работы в Уральском военном округе отправить в отставку без права ношения формы».
Но воспринял все это он как бы между прочим, ну порадовался немного — и хорошо, надо дальше делом заниматься. Тем более что руководство страны его больше не дергало — так что он спокойно закончил очередной семестр, все экзамены сдал неплохо. И отправился на лето, как и большинство студентов, поработать «в полях». На самом деле не совсем в полях, студенты — по призыву ЦК комсомола — рванули «сажать лесополосы в засушливых степях». На самом-то деле никто летом лесополосы, тем более в засушливых степях, не сажал, и студенты занимались в основном либо прокладкой водопроводов от рек, либо строительством зданий для лесозащитных станций. И все же немножко и посадками — но сажали они все же не лес, а укорененные ветки разных кустов на плантациях, откуда уже выросшие кусты пересадят на место осенью или даже следующей весной.
Но сам Алексей поехал в Поволжье даже не лес выращивать: его «сильно попросили» помочь в наладке производства на заводе по выпуску противомалярийных препаратов. Попросили потому, что во время пусконаладочных работ артемизинина из полыни (которую для этого специально привозили аж из Ленкорани) получалось слишком мало. Но оказалось, что его и в исходном сырье было маловато: ленкоранские колхозники спешили плантации свои более привычными культурами засадить и полынь скосили слишком рано. Зато поучаствовать в обустройстве городка во Владимировке Алексею удалось на славу. То есть не столько таская и укладывая кирпичи, сколько работая фельдшером в отряде собравшейся здесь молодежи: энтузиазма у студентов и даже школьников, приехавших сюда буквально со всей страны было много — а вот строгого исполнения правил техники безопасности явно не хватало, так что «летний отдых» у парня получился довольно напряженный. Хорошо еще, что его работа большей частью заключалась в перевязывании небольших ран и несколько раз пришлось ему вправлять вывихнутые конечности, причем последним страдали чаще солдаты из саперного батальона…
В Москву он в двадцатых числах августа возвращался с группой старших школьников. Точнее, с выпускниками московских десятилеток, не захотевших поступать в институты. Таких в стране было много, и они, как правило, сразу старались найти работу чтобы деньги в семью приносить — но на лесопосадках можно было заработать гораздо больше, чем в городе человеку «без рабочей профессии». А на работу-то можно и осенью устроиться…
И в поезде Алексею «повезло»: ему досталось купе с тремя вчерашними школьницами. Не то, чтобы он стремился путешествовать с комфортом, но таких школьников и студентов толпы в Москву возвращались и в плацкартных вагонах просто мест не оказалось, так что почти двое суток он провел время в очень «интересной компании». Тем более интересной, что эти девчонки практически все свои деньги потратили на эти билеты (а зарплату за лето им должны были уже в Москве выдать) и поначалу все разговоры (вообще не смолкающие ни на минуту) крутились вокруг того, что они могут себе купить насчет пожрать. Алексей не выдержал, на первой же станции (а это был Капустин Яр) накупил хлеба, овощей разных, даже пару арбузов — ну а потом был вынужден все оставшуюся дорогу общаться со счастливыми школьницами. Правда одно его слегка так царапнуло: самая мелкая школьница, поблагодарив за заботу, попросила Алексея дать свой московский адрес. Причем не потому, что ей парень понравился:
— Мы, когда в Москве деньги за летнюю работу получим, тебе обязательно отдадим то, что ты на нас потратил. Потому что мы сами виноваты, что без еды поехали.
— Ты это серьезно? А как бы вы поехали с едой, если у вас денег не осталось? Как бы вы еду-то купили?
— Были у нас деньги… только мы пить хотели и купили газировки шесть бутылок, хотя вода на станции и бесплатная была хоть упейся. Так что мы виноваты, поэтому говори, как мы тебе деньги отдать сможем — или мы ничего у тебя не возьмем…
  
Вообще-то Алексей еще «в прошлой жизни» привык, что в поездах — по крайней мере во времена Советского Союза — народ в купе никогда… то есть почти никогда не оставлял соседей голодными если сами есть садились. То есть почти везде люди, доставая нехитрую дорожную снедь, по крайней мере спрашивали соседей «Будешь? Давай, присоединяйся», а сейчас, даже в самое голодное время, в поезде до Витебска или Минска люди по крайней мере предлагали детям перекусить. Но девица, похоже, то ли раньше в поездах не ездила, то ли всерьез считала себя во всем виноватой… А когда Алексей сказал ей, где его можно застать, она еще так снисходительно заметила:
— Так ты студент? У нас сосед студент, он вечно голодный ходит: на стипендию-то не разъешься. Но ты не волнуйся, нам обещали деньги до первого сентября заплатить, я лично приеду и тебе отдам…
Из «интересного» — кроме бесконечных разговоров — Алексею в этом путешествии запомнилось одно: эта мелкая пигалица умудрилась еще и с верхней полки сверзиться когда поезд неожиданно резко затормозил. Правда он успел ее поймать — а запомнилось это событие потому, что в процессе ловли он сильно ударился рукой о столик, и рука еще долго болела. Хотя его опасения насчет того, что кость треснула, не оправдались…
А в институте с началом учебного года тоже стало «интересно». Потому что руководство страны (и конкретно товарищи Пономаренко, Берия и, скорее всего, лично товарищ Сталин) информацию «о ценном упаковочном материале, проходящим под грифом совсекретно» восприняли очень всерьез — и участок по производству полипропилена заработал еще в конце августа. А Алексей с «группой товарищей» начал отлаживать процесс промышленного изготовления аэрозольных баллончиков с каметоном. Вроде штука-то несложная — если не считать того, что сами баллончики делались стеклянными, с амортизирующим покрытием из полипропилена, а заправка их фреоном была вообще отдельным квестом. Тоже проблема решаемая — но при наличии хороших инженеров, а отработкой технологии на институтском опытном заводе занимались четыре девицы с фармакологического факультета. С нулевым результатом занимались, так что пришлось Алексею искать помощь «на стороне». Это у него все же получилось — через комитет комсомола института, который связался с комитетом комсомола другого института (Бауманского), но выступать «переводчиком с фармацевтического на инженерный» пришлось именно ему — и это отнимало довольно много времени и сил.
Второй препарат, в производстве которого пришлось заниматься упаковкой больше, чем самой «химией», был аналогом хорошо известного попаданцу «Терафлю». То есть и с химией пришлось поработать, но тут уже именно студенты (двое парней) с фармфакультета с задачкой справились, а вот с остальными вопросами пришлось опять самому Алексею справляться. В чем ему очень помогли знания, полученные еще в МИСИСе — ну и наладившееся сотрудничество с бауманцами. Будущие инженеры с огромным энтузиазмом соорудили аппарат по ультразвуковой сварке алюминиевой фольги, а вот саму фольгу (и способ ее приклеивания к бумаге) кроме самого Алексея, пожалуй, сейчас никто и придумать не смог бы. То есть не в фольге было дело, а в составе сплава, который ультразвуком можно было легко сварить…
А расфасовочную машину для порошка разработали уже инженеры Минского фармзавода: они уже придумали и даже запустили автомат, который пенициллин развешивал по пузырькам с точностью буквально в доли миллиграмма, а доработать его для расфасовки порошка по пакетикам было, по их словам, не особенно и трудно. То есть нетрудно, когда уже есть и готовые сварочные аппараты, и линия по производству фольгированной бумаги — но выпуск порошка под названием «антипростудин» начался еще до Нового года.
А Лаврентий Павлович рассказал товарищу Сталину о выдающихся достижениях отечественной химии, причем «большой химии»: