Помереть не трудно (СИ)

И он упорхнул.
— Смотрите, там Неясыть, — я совсем неподобающе дёрнул Владимира за рукав фрака. — А с ним…
Там было около дюжины стригоев. Разодетые в пух и прах, важные, как павлины… Я заметил среди них нескольких женщин.
— А ты думал? — Владимир проследил за моим взглядом. — Опасные, кстати сказать, создания… — он невольно поёжился. — Гулял я как-то с одной дамой. Совершенно очаровательной, Авророй звали. Я был мальчишка, и я был дурак. Чертовски влюбчивый дурак… Думал, что инкуба — это круто. Что я — особенный, неповторимый, раз на меня обратила внимание ТАКАЯ женщина… Чуть не застрелился, честное слово. Она меня совершенно очаровала. А потом чуть не выпила всю кровь. Фигурально выражаясь, — его взгляд пробежался по череде неподвижных, как статуи, големов. — Если кто из них с тобой заговорит, мой тебе совет: беги. Просто поворачивайся, и уходи. В глаза не смотри, пасть не открывай.
— Так неудобно же, — честно говоря, некоторые дамы-стригои были очень даже…
— Неудобно — штаны через голову надевать, приклеившись к потолку. А придётся. От этих инкуб всего можно ожидать. Очнёшься голый и связанный в тёмной подворотне… И вообще: идём отсюда. Выпьем. Вон там — бар.
— Не получится, — вздохнул я и кивнул на делегацию стригоев, которая, во главе с князем Неясытью, двигалась в нашу сторону.
— Тогда я сам, — неожиданно засобирался Владимир. — Выпью, о планиде своей несчастливой подумаю…
И я остался один.
— Владыка, — Неясыть очевидно понял, что я тоже не прочь сбежать, и поднял руку в приветствии ещё издалека. Оставалось надеяться, что он не станет падать на колено, как тогда, у бойцовского клуба.
Не стал.
— Смею отнять толику вашего драгоценного внимания, чтобы представить ваших подданных, — церемонно возвестил он, подойдя ближе. — Граф Ботория, — он повёл рукой в сторону высокого господина с очень чёрными волосами и неприятно красными губами.
— К вашим услугам, — граф щелкнул каблуками.
— Госпожа Тофана, — прекрасные зелёные глаза и огненно-рыжие волосы. Платье изумрудного оттенка переливается так, что больно глазам.
— Очарована, — она что-то сделала своими глазами. Такое, что мне физически сделалось больно… Но боль эта была приятной. Желанной.
Моргнув, я сбросил наваждение и взяв даму за кончики пальцев, клюнул надушенную перчатку.
— Я в восхищении, — вспомнилась вдруг цитата, и я не удержался.
Остальные были: баронесса Драгула — седая дама с чрезвычайно длинной и узкой шеей, ещё один граф — Артемий Сологуб, отрекомендовавшийся книгопечатником и просветителем. И барон Портнов. Заводчик скаковых лошадей…
Они были очарованы, ошарашены, раздавлены и впечатлены. И все, как один, предлагали свои услуги.
Ни Алекса, ни Владимира рядом не наблюдалось, и разъяснить мне, глупому, что вообще происходит-то? Было не кому.
Извинившись, я отвёл в сторону Неясыть.
— Эм… Понимаю, что жаловаться, вроде как, не на что, но вынужден спросить: зачем этот балаган? Кто все эти люди?
— Они не люди.
Невозмутимостью князя Неясыти можно было подпирать Пизанскую башню.
— Ну, стригои — разве это что-то меняет?
— Это многое объясняет, — вежливо, но снисходительно, словно младенцу, ответил Неясыть. — Я вам уже говорил, что среди нас давно не появлялось мастера Вашей силы, — он поклонился проплывающей мимо и громко хохочущей паре. — Признаюсь: я не люблю драк. Да, когда-то я находил в них некоторую прелесть, и побеждал — иначе не носил бы титула князя… Но с тех пор я повзрослел. Остепенился. Научился ценить комфорт и спокойную жизнь. Поэтому сразу признал ваше превосходство и присягнул на верность. Эти… существа, — он повёл глазами в сторону кучки почтительно замерших стригоев — жаждут проделать то же самое. Мы прилюдно признаём ваше первенство, Владыка.
— Тем самым ограждая себя и своих присных от враждебных намерений с моей стороны.
— Я и сам бы не выразился лучше, — кивнул князь. — Нам не нужны разборки. Не нужны… трения, конфликты, сопровождающие любое восхождение по иерархической лестнице. Мы всё это проходили. А сейчас хотим лишь покоя. И безопасности.
 
— Признавая меня своим мастером вы ожидаете, что я буду вас защищать, — я слегка разозлился. Меня-то ведь никто не спрашивал…
— Это входит в условия договора, — флегматично кивнул Неясыть. — Права предполагают, что будут и обязанности.
— Но я не хочу, — осознавая, что веду себя как испорченный младенец, я не мог остановиться. — Я не хочу быть вашим мастером. Не желаю защищать кучку убийц и подонков, не вижу причины становится одним из вас.
Я его обидел. Я это чувствовал, и это было видно. Но может быть, так и надо? Расставить сразу все точки, прояснить все скользкие моменты и идти дальше? Впрочем, «дальше» у меня было только до полуночи — ибо не верил я ни на йоту, что нам удастся найти доказательства к сроку, который предоставил Великий князь Скопин-Шуйский.
— Вы ещё молоды, Владыка, — проговорил Неясыть. — Молоды и неопытны. Вы многого не понимаете — и только поэтому я не буду на вас обижаться. Но вы скоро поймёте. Поймёте, и тогда сами придёте ко мне… А я буду ждать. До скорой встречи, Владыка, — он склонил голову, и сделал шаг назад.
— Один момент, князь, — тот вскинул полные надежды глаза. — Не называйте меня владыкой. Как я уже сказал, это — не моё.
— Как вам будет угодно, мастер.
Они ушли. Я стоял, как оплёванный. Это был как раз тот момент, когда один идиот совершает несусветную глупость, а другим за него стыдно… Так вот: в данной ситуации идиотом был я.
И в этот момент я увидел Мириам.
Я не поверил своим глазам — даже потянулся протереть их, но побоялся испачкать перчатки. Как?.. Откуда?.. Почему я ничего не знал?..
Вопросы вспыхивали в моей голове, а глаза жадно ловили малейшее движение. Крошечный поворот головы, качание туго завитого локона, блеск глаз, трепет лепестков камелии в бутоньерке…
Она только начала спускаться по лестнице, и свет тысячи свечей диадемой окружал её рыжие кудри.
Платье цвета морской волны удивительно подчёркивало глаза — то синие, как морская глубь, то зелёные, как апрельский берёзовый лист. Кожа была бледной, как всегда, покрытой лёгким налётом веснушек — словно обсыпанная золотой пыльцой. Её дыхание отдавало розовым маслом, а тело пахло кувшинками и летним тенистым прудом с прохладной водой…
Конечно, всех этих мелочей, стоя так далеко от неё, я заметить не мог. Но воображение, стоило увидеть любимый образ, заработало на всю катушку.
Я не сразу понял, что Мириам не одна.
Время разбилось, как зеркало, на отдельные мгновения.
Миг — и я вижу любимую девушку.
Ещё миг — осознав, что это не игры воображения, не морок, что Мириам действительно здесь, на балу, во плоти — всплеск восторга, порыв бежать к ней, кричать в голос её имя, любым способом привлечь её внимание…
Следующий миг — и я стою, закаменев. Глаза не моргают, сердце прекратило биться. Дыхание прервалось, кровь перестала бежать по венам.
Это был миг абсолютного покоя. Замерло всё. Дирижер застыл, не успев взмахнуть палочкой, смычки на скрипках остановились, трубы задохнулись на полувздохе. Остановились пары, официанты, что разносили напитки среди гостей, и даже пламя свечей вспыхнув, перестало колебаться от движений воздуха — потому что и воздух перестал двигаться.
И в этот миг, который я не смогу забыть никогда, всё моё внимание сосредоточилось на спутнике Мириам.
Я рассматривал его с исступлённой ревностью, подмечая каждую деталь, любую мелочь — и всё равно я о нём ровным счётом ничего не запомнил. Он так и остался в моей памяти чёрным пятном, вырезанной из бархатной бумаги безликой фигуркой.
А Мириам продолжала спускаться. Где-то на середине лестницы наши глаза встретились, и… Время пошло заново.