Право победителя (СИ)
Глава 17
— Штурмовать каждый оборонительный пункт нет необходимости — подтягивать артиллерию и сносить его огнем, напрочь выжигать. Никакой жалости — что они делают, это не люди, зверье!
Никогда еще за войну командир 8-го гвардейского механизированного корпуса генерал-лейтенант Орленко не видел таких чудовищных картин, ужасающих даже закаленных боями и очерствевших сердцем ветеранов. Ему самому приходилось часто сталкиваться с примерами лютости, но сейчас генерал остекленевшим взглядом смотрел на огромную канаву, заполненную телами убитых японцами китайцев — искромсанные штыками тела детей и младенцев стали для многих красноармейцев шоком. Даже привычные к суровости тайги сибиряки стояли бледными как сама смерть, а в глазах застыли слезы. Но то не от страха, от охватившей всех ярости — война действительно пошла на уничтожение, в плен теперь никто сдаваться не будет, как и брать в плен, и бойцов никакими приказами не удержишь, не поймут.
Все дело в том, что наступление Красной армии еще осенью прошлого года вызвало у проживающих в Маньчжурии китайцев необычайную активность — они все чаще и чаще стали нападать на японцев, примыкать к многочисленным партизанским отрядам, что действовали уже десять с лишним лет на оккупированной самураями территории. Японцы неоднократно предпринимали самые настоящие войсковые операции, однако северная Маньчжурия представляет огромную территорию, покрытую густыми лесами — тамошняя природа мало чем отличается от приамурской тайги с ее сопками. Однако большинство местного населения на севере маньчжуры, и китайских партизан оттуда потихоньку вытеснили в южную часть края, густо заселенную и хорошо обжитую за последнее десятилетие, когда из-за «великой стены» на север хлынул поток китайцев, буквально растворивших в себе коренных подданных императора. К тому же тут издавна действовали хунхузы, разбойный люд, сплоченный в банды, порой большие. С ними не могли справиться долгими десятилетиями ни китайские власти, ни русская пограничная стража КВЖД, ни генералы-милитаристы, ни сменившие их японские оккупационные войска с «новой» маньчжурской императорской армией и гвардией. К тому же хунхузские шайки стали повсеместно получать политическую окраску, превращаясь из банальных разбойников и бандитов в партизан и подпольщиков, что в свою очередь все чаще стало вызывать жестокости со стороны японских оккупантов, для которых коммунисты и гоминдановцы являлись лютыми врагами. К тому же оккупантов было не так и много, чтобы полностью контролировать огромную территорию в полтора миллиона квадратных километров, а даже маньчжуры не проявляли к ним особой лояльности. Китайцы же вообще дезертировали массами из императорской армии, причем уходили с оружием, примыкая к инсургентам.
— Даже детей не пожалели, младенцев на штыки насаживали…
Пробормотал кто-то из офицеров штаба, стоявших рядом с комкором. Действительно, смотреть было жутковато на всплывшие в канаве обезображенные тела, которые японцы туда побросали.
— Запугивают всех, чтобы китайцы бежали на юг, и в спину японцам не стреляли, — произнес Тимофей Семенович. — Они ведь полмиллиона своих переселенцев с островов привезли, зачем им здесь китайцы, вот и резать принялись, когда те на восстание поднялись. Поторопились…
Орленко недоговорил, и так все прекрасно понимали, что происходит. С одной стороны людей жалко, но с другой вышло неимоверное облегчение для красноармейцев — прибывающие японские резервы значительной своей частью втягивались в подавление массового восстания, так как воевать с советскими войсками, когда бьют в спину, было невозможно. А такое значительное отвлечение противником собственных сил позволило начать успешное наступление в южную Маньчжурию, введя уже после второго дня боев в прорыв 6-ю танковую армию, которая устремилась к Печелийскому заливу. План операции был построен на обходящем маневре — выйти в тылу Квантунской армии к южно-маньчжурской железной дороге, и полностью отсечь от доставки подкреплений и грузов засевшие в укрепрайонах от Чаньчуня и Гирина до Мукдена, и дальше на юг к Ляояну, армейские группы японцев, судьба которых в таком случае будет предрешена. Самому Тимофею Семеновичу операция больше напоминала набег кавалерийского корпуса царского генерала Мищенко на Инкоу, который почти сорок лет тому назад завершился конфузом. По русско-японской войне он заново перечитал все что мог, как и многие советские генералы, и поражался количеством ошибок и просчетов, которые допустил в той войне главнокомандующий Маньчжурской армией, бывший военный министр генерал Куропаткин.
Ведь это же аксиома — если ты имеешь подвижные войска, а у противника их нет, и он засел на позициях, прикован к ним, лишен маневренности, то нужно уходить ему в тыл и рвать коммуникации, лишая неприятеля необходимого подвоза. Беда только в том, что глубина продвижения механизированных войск становилась необычайно большой — расстояния в Маньчжурии почти как сибирские, от Гирина до Ляояна три сотни верст, а там еще двести до побережья, и это по кратчайшей линии наступления войск Приморского фронта, которому придется в этом случае брать один укрепрайон за другим. Понятно, что ожесточенные бои за Гирин имели отвлекающий характер, наносить там решающий удар не собирались, а много южнее, по кромке корейских гор, по реке Ялу, стараясь выйти как можно западнее, глубоким обходящим охватом, к железнодорожной линии.
Маньчжурский фронт перешел в наступление много западнее, где серьезные оборонительные позиции у неприятеля отсутствовали, и можно было провести обходящий маневр танковой армией. И ведь удался замысел маршала Кулика — прорыв оказался глубоким, к тому же удалось захватить железнодорожную рокаду от Цицикара в практически неразрушенном состоянии, что облегчит доставку топлива и боеприпасов ушедшим вперед танковым соединениям. К тому же углубившись на сотню верст, уже были развернуты аэродромы «подскока» для истребителей и штурмовиков, что занимались «расчисткой» пути, нанося беспрерывно удары по японским пехотным и транспортным колоннам. А теперь захватили и три вражеских аэродрома, со всеми их запасами и стоявшими в капонирах самолетами — столь быстрого прорыва японцы явно не ожидали, и у них царило смятение, серьезно усугубленное массовым восстанием местного населения. На нем и срывали злобу, отсюда и эти невероятные по своей жестокости зверства…
— Товарищ генерал, радиограмма из Харбина от маршала. Открытым текстом ко всем советским войскам!
Орленко удивился — такого он не ожидал, даже не протянул руку к листку бумаги, только кивнул, молчаливо потребовав, чтобы сообщение было прочитано вслух. В таких случаях все должны знать, что происходит на самом деле, оттого и отправляют подобные заявления.
— Правительство Маньчжурии во главе с императором Пу И объявило войну Японии, войскам приказано оказывать содействие Красной армии!
Орленко от удивления не знал, что и сказать — такого никто не ожидал, а это означало одно — теперь земля под ногами японцев полыхнет…
Сама местность в западной части Маньчжурии способствовала быстрому продвижению крупных механизированных соединений РККА. При этом авиация обеспечивала прорыв, захватив господство в воздухе и используя захваченные танками вражеские аэродромы…
Глава 18
— С немцами я бы на обход сразу двух флангов никогда бы не решился. Они наши вбиваемые клинья разом отсекли, вначале восточную «клешню», потом западную. А самураи так не могут — нет у них танковых дивизий, «нормальных», в нашем привычном понимании. Есть просто пехотные дивизии, усиленные танками, не больше, но целиком отсутствуют танковые войска. Они думали, что мы воевать будем по старинке, штурмовать каждый укрепрайон по отдельности, нести потери, «умываться кровью». Да хрен им в дышло — стягивать ко всем таким точкам как можно больше артиллерии, и долбить, долбить, и бомбить сверху.
