Сорока

Столь бурно отмеченный праздник потихоньку начал сказываться на всех: Сорока уже откровенно зевала, Майка тоже подражала примеру подруги, и компания начала укладываться спать. Как-то само собой вышло, что Сорока с Барсом остались ночевать в той же комнате, где был накрыт стол, а Вадим с Майей ушли в соседнюю. Уже засыпая, Ксения улыбнулась: завтра она подробно расспросит подругу обо всем, а в том, что между ребятами что-то произойдет, она не сомневалась ни минуты. Последней ее мыслью перед тем, как Морфей окончательно принял ее в свои мягкие объятия, было: «Как же это приятно, знакомить между собой близких тебе людей. Все-таки знаменитая Ханума знала, что делала!»
На следующий день встали поздно, зато все неплохо отдохнули. Позавтракав и одевшись, компания собралась идти в лес на лыжах. Нормального лыжного костюма не было только у Майки, зато в своих рейтузах в обтяжку и ярко-красной курточке она смотрелась что надо! Единственная проблема заключалась в том, чтобы случайно не упасть: снег мгновенно налипал на шерстяную одежду и быстро начинал таять, а ходить в мокром не позволяли погодные условия — морозец довольно резво пощипывал носы и щеки, что по Ксюшиному внутреннему термометру означало где-то около пятнадцати градусов ниже нуля.
Сначала команда добралась до остатков не то старой церквушки, не то разломанного скита: точнее определить было невозможно, а Вадим не знал точно всех местных легенд. Потом двинулись в сторону речушки, не замерзающей даже в самые жестокие морозы благодаря множеству ключей, бьющих в ней. Фактически она вся была одним сплошным родником. На обледеневшем мосту без перил Ксения «не справилась с управлением», и ее понесло к краю, туда, где двумя метрами ниже переливалась темно-синяя вода. Все случилось настолько быстро, что ребята даже не успели понять, что происходит, и, соответственно, не смогли прийти Сороке на помощь. Ксюша изо всех сил уперлась в мост лыжными палками и резко присела, чтобы, как она потом со смехом рассказывала, быть ближе к земле. Это затормозило ее занос, но одна лыжная палка все-таки соскочила с моста и, сорвавшись с Ксюшиной перчатки, упала в воду.
Возникла небольшая проблема: надо было как-то дойти до дома, а лыжник, собственно говоря, из Сороки был неважный. Достать же лыжную палку из полыньи было не реальнее, чем залезть в скафандре на сосну. Вадим великодушно отдал Сороке свои палки, а ее единственную, посовещавшись, оставили воткнутой в сугроб напротив места, где купалась ее сестренка-близнец. Как сказала Майка, любительница новых, никому не известных, но почему-то всем понятных словечек: «Все равно они были некузявые».
А потом начался цирк! Вадим пошел в лес на пластиковых лыжах, и если по полям он летел далеко впереди всей компании, демонстрируя великолепное владение коньковым стилем, то на даже самом маленьком подъеме начинал буксовать, проскальзывать и падать. Где-то на втором десятке падений от него потихоньку начал слышаться матерок, на третьем десятке в воздухе полностью царила ненормативная лексика. Кое-как он все-таки приноровился карабкаться на лесные взгорки то с помощью детской «елочки», то «лесенкой», а то и при помощи рук. Когда ребята решили ему помочь и попытались затаскивать Вадима наверх, протягивая ему в качестве бугеля лыжные палки, то по принципу домино в сугробе оказывались все добровольные помощники. В итоге до дома дошли вымокшие насквозь, и чтобы никто не подхватил коварную простуду, парни побежали топить баню.
Баня была построена в том же стиле, что и дом, обычная низкая бревенчатая изба из двух комнат: предбанника и парилки. Пока ребята возились с печкой, Майя с Ксюшей залезли на чердак и обнаружили сразу две полезные вещи — веники и воблу. Разложив промокшие брюки и свитера на русской печи и забрав из рюкзака Барса пиво, девушки присоединились к своим спутникам. Когда температура в парилке достигла почти ста градусов, компания, резво скинув с себя остатки одежды, запрыгнула на полки. Полков было два, но новое дерево, из которого они были сделаны, в данном случае не означало лучшее. Янтарная смола, выступившая на досках, которую никто сначала не заметил, быстро перекочевала на тела, а когда забившие тревогу Майка с Ксюшей постелили на полки старые покрывала, оказалось, что банные злоключения на этом не заканчиваются: смола стала проступать из досок, которыми были обиты стены и потолок. Впрочем, даже это досадное недоразумение не могло испортить прекрасного настроения, царившего в компании. Просто все замотали головы обрывками старой простыни, чтобы даже случайно смола не попала на волосы, и продолжили наслаждаться сначала сухим паром, как в сауне, а потом, поддав на каменку разбавленного водой пива, и настоящим влажным паром. От пива воздух наполнился запахом свежевыпеченного хлеба, что не могло не отразиться на аппетите отдыхающих. Девчонки хотели даже потихоньку улизнуть и полакомиться оставшимся после праздничного ужина шашлыком, но бдительный Барс встал в дверях и сказал, что ужин полагается только тем, по кому хорошенько прогуляется веник.
  
Ксения до этого пару раз уже была в подобных банях, и один раз, в Карелии, даже помылась в походной бане, представляющей собой каменный очаг, внутри которого раскладывался костер. Очаг затягивался сверху полиэтиленом, на камни лилась вода, и человек, стоящий внутри, словно купался в облаке пара, потея и смывая собственным потом всю грязь. Потом народ выскакивал из бани, которая обычно ставилась на берегу реки, и бежал ополаскиваться. Контраст между горячим паром и холодной речной водой был настолько велик, что удержаться от крика в момент погружения в воду было просто невозможно. Зато как великолепно потом чувствовали себя все туристы, не устоявшие перед соблазном банного дня!
Что же касается процедуры, когда на каменку поддавалась вода и народ начинал прогуливаться друг по другу вениками, этого Ксения не понимала и всегда своевременно успевала улизнуть из бани. Всегда, но не в этот раз. Вадим, как главный банщик, решил показать Ксюше, что такое четырехслойный кайф, и, подавив вместе с Барсом ее сопротивление (а Майка только довольно хмыкала и даже не пыталась прийти подруге на помощь — вот змея!), уложили Сороку на полок. И началось! От раскаленного пара, казалось, разорвется грудь, а нос и горло — те просто сгорят или оплавятся. А по ее телу уже плясала пара горячих березовых веников, предварительно вымоченных в настое мяты. Когда казалось, что еще немного, и сознание Ксении покинет ее бренный организм, Вадим велел ей перевернуться, и все началось сначала. Жара, собственный пот, заливающий глаза, и равномерные похлопывания веником. Потом наступила небольшая пауза, Сорока уже решила, что ее мучения на этом заканчиваются, ну или почти заканчиваются, но, приоткрыв один глаз, едва не застонала от досады: Вадим просто менял березовые веники на дубовые.
Потом снова ее отдали на растерзание братьям-веникам, но на этот раз движения Вадима больше напоминали мягкий массаж, листья плавно скользили по стройным ногам, по спине, по шее, вызывая у разомлевшей Ксении совершенно неповторимые ощущения. Свой первый кайф Сорока получила.
После этого Ксюшу достаточно грубо стащили с полка и, пока она пыталась сообразить, где находится и что вокруг происходит, без лишних церемоний запихали в снежный сугроб. От ее пронзительного визга, казалось, повылетают все стекла в окрестных домах. Однако ребята сжалились над ней только тогда, когда она стала своим видом напоминать снежную бабу, правда, весьма рассерженную и без обязательного носа морковкой. Так к Сороке пришел второй кайф.
После этого ей больше всего хотелось растянуться на лавочке в относительно прохладном предбаннике, но ее, невзирая на протесты и угрозы покусать или поцарапать обидчиков, утащили опять в парилку. Третий кайф. И когда наконец ей было позволено убежать в благословенный предбанник, вместе со стаканом холодного пива Ксению посетил четвертый, самый сильный и продолжительный, кайф.
Майка, глядя на блаженно вытянувшуюся, подобно кошке на солнце, Сороку, наигранно-обиженно протянула: