Апостол Кармы (СИ)

— Иван Геннадьевич? — я перехватил эстафету. — Разве мы давали разрешение на запись этой встречи? Неспортивно как-то получается.
И отнекиваться дальше не было смысла.
Сперва пристыженный Терентьев повёл себя, как застуканный за курением школьник. Однако довольно скоро вспомнил о том, что он не просто взрослый человек, но ещё и высокий начальник, а потому перешёл в атаку.
  
— Так! — аж кулаком по столу ударил. — Я требую объяснений!
— Уберите медведя.
— Что вы сделали с Григорьевым⁈
— Согласно статье сто тридцать семь УК РИ, — подключилась Ксюша, — сбор или распространение сведений о частной жизни лица без его согласия…
— Что значит «частной»⁈
— … запрещены. Поэтому я попрошу вас…
— При чём тут вообще «частной»⁈
— Иван Геннадьевич, — вклинился я. — Вас медведь под статью подводит. Уберите.
Ну а дальше начался развесёлый балаган. Терентьев орал про то, что мы негодяи. Вариаций негодяйства было много: обидели графа, не пришли к нему на поклон, не узаконили деятельность «конторы», занимаемся самоуправством, подставляем градоначальника в глазах общественности и так далее и тому подобное.
Ксения Константиновна в свою очередь начала прессовать мэра так, как умеет, с буквой Закона на устах. Панкратов сцепился с Алфёровым на предмет «ареста» Ксюши и его законности. Лариса Сергеевна ломанулась к секретеру, схватила медведя и вместе с ним пропала из кабинета. Брюллов успокаивал Сайтаму, который от криков вокруг был на грани панической атаки.
Но куда жальче бульдога сейчас выглядел Домогацкий.
Вадим Антонович застыл на своём табурете, раскрывши рот, и молча переводил взгляд с человека на человека. И в целом производил впечатление ребёнка, у которого на глазах ссорятся родители, — а он бы и рад что-то сделать, вот только не знает что.
— Вы не имеете права!
— Это вы не имеете права!
По мере накала страстей, прения перешли на новый уровень. Мэр вскочил с кресла. Мы тоже поднялись на ноги. Тут для меня с новой стороны открылся Панкратов, — таким я его ещё не видел. Фраза за фразой, колкость за колкостью, он всё надвигался и надвигался на господина Терентьева. В какой-то момент они чуть ли лбами друг в друга не упёрлись, — как на афише предстоящего боксёрского поединка.
— Вы забываетесь, Терентьев!
— Это вы забываетесь!
Я же покамест предпочитал молча наблюдать. Информативности в происходящем не было ни на грош. «Базар», если одним словом. Если надо будет сказать что-то умное — скажет Рыжикова, а в остальном сотрясать воздух я пока что не видел никакого смысла. Нужно просто подождать, пока все успокоятся, и начать заново, — тогда и наговорюсь.
Но вмешаться в происходящее мне всё-таки пришлось. Один раз я одёрнул Панкратова, когда тот чуть было не повернул диалог в сторону Крыскиной и арендного помещения. А ведь рано для этого пока что. Спугнём.
— Нет, это вы не имеете права!
— Нет, вы!
— У-уууу! — жалобно проскулил Сайтама.
И в этот самый момент в кабинет вернулась Лариса Сергеевна. Без медведя. Озабоченная и сверх меры озадаченная, она прямо с порога начала кричать:
— Тихо!
Никто не внял. Мэр всё так же требовал от нас каких-то объяснений, Рыжикова всё так же апеллировала к законам, Панкратов всё так же нагонял на местную администрацию жути, а Домогацкий всё так же страдал в углу.
— Тихо! — повторила Крыскина. — ТИХО-ООО-ООО!!!
И даже так, — на ультразвуке, — не была воспринята всерьёз.
В пылу азарта никто не обратил на неё внимания, и Ларисе Сергеевне пришлось действовать радикально. Вклинившись между тайником и Терентьевым, она сперва дала пощёчину Терентьеву. Затем замахнулась на Михаила Михайловича, подумала хорошенько, и повторно пробила мэру.
— Лариса? Ты… ты чего?
— Тихо всем! — крикнула она в наступившей тишине. — Его Императорское Величество на связи!
Думаю, в иной ситуации мэр не простил бы своей помощнице побои, но сейчас резко о них забыл. В его жизни наступило Событие.
Я же в свою очередь лишь улыбнулся и взглянул на часы.
Ожидаемо, что ещё сказать? Я хотел громкого дебюта, и я его получил. Уж не знаю, срезонирует ли дело Григорьева в СМИ, — разрешат ли власти? — но до Алексея Николаевича Романова оно просто обязано было дойти. Масштабы хищений поражают, в деле замешан настоящий граф, а на арест выезжала его личная гвардия. Так что отпиской: «Спасибо!» — дело тут ограничиться не могло.
— На какой связи? — отмер Терентьев. — То есть… как? По телефону?
— По видеосвязи, — ответила Крыскина.
— А видеосвязь — это по телефону?
— Иван Геннадьевич, посидите пока, ладно?
— Да когда же мне сидеть? — глядя мимо людей прямиком в вечность спросил Терентьев. — Мне ведь причесаться надо…
— Алфёров, помогите мне!
И пока мэр в прострации остервенело приглаживал волосы, его помощница вместе с начальником полиции начали ворочать по кабинету мебель. Стулья и рабочие кресла подтаскивали поближе к плазме и собирали в рядок.
— Его Величество попросил присутствовать всех! — пояснила Крыскина.
— Серге-е-е-ей, — тут же схватила меня Рыжикова и просипела эдаким крикливым шёпотом. — Я пойду, наверное.
— Куда?
— Я боюсь. Да и зачем мне вообще…
— Всё нормально, — успокоил её, как мог.
Понять шок девушки можно. Тут ведь сам мэр не ожидал, что хотя бы раз в жизни удостоится чести поговорить с Величеством, ну а она и подавно.
— Всё будет хорошо. Соберись. Или ты так часто с Императорами общаешься, что аж наскучило?
Дальше начались танцы с бубном вокруг телевизора. Лариса Сергеевна вытащила из секретера коробку с проводами. Кое-как распутала клубок, а затем принялась наугад тыкать разномастными папами в крайне неподходящих мам. Ну и злиться, само собой, на собственный технический дебилизм. И паниковать.
— Андрей, — я обратился к своему айтишнику. — Помоги, — и забрал у него Сайтаму.
Пёс вжался в меня, как в родного, а Брюллов отправился налаживать телемост.
— В медведе был телефон или всё-таки камера слежения?
— Камера.
— Отлично, — кивнул Андрюха. — Она-то мне и нужна. Принесите, пожалуйста.
— Минуточку!
В итоге справился на раз-два, — ну так в нём никто и не сомневался. Короче говоря, на какое-то время все былые разногласия исчезли, и все мы теперь делали одно общее дело. А именно: готовились к разговору с Величеством. И прекрасно понимали, что каждая секунда промедления — это секунда, которую потратил на нас сам Алексей Николаевич.
Если абстрагироваться, может показаться что это какой-то пустячок. Вот только не получается абстрагироваться. Нельзя. И напряжение в кабинете мэра аж гудело. Один лишь Панкратов сохранял некое подобие хладнокровия, и то лишь потому, что беседы с монаршей семьёй в недавнем прошлом были его рутиной.
— Все готовы? — спросил Брюллов, настраивая картинку.
— Нет, не готовы! — Терентьев отчаянно плюнул себе в ладошку и продолжил наяривать по волосам.
Ну а я сказал Андрею:
— Включай.
Все затаили дыхание. Какое-то время на экране виднелся имперский герб поверх имперского же триколора, но потом Его Величество включил у себя картинку.
— Доброго дня, господа.
С той стороны на нас смотрел молодой мужчина. Статный, спокойный, благородный. С тонким носом, пышными усами и чуть впалыми глазами, — почти точная копия своего прадеда в те же годы.
И вот ведь как получается… каждый из нас тысячу раз видел его по телевизору и в газетах. Причём кто постарше, тот вообще невольно проследил за взрослением Алексея Николаевича в формате новостного реалити-шоу о жизни высочайшей семьи. Но всё равно. Это не скрадывало торжественность момента, а лишь раздувало её.
  
— Ваше Величество, — невпопад сказали все собравшиеся и поклонились кто как умел.
— Постараюсь не занимать много времени, — сказал Алексей Николаевич. — От лица короны хочу поблагодарить всех причастных к аресту Егора Егоровича Григорьева. Ваше Сиятельство, — обратился самодержец напрямую ко мне. — Отличная работа.