Преданная (СИ)

– Блин, Березина! – Возвращаюсь к подруге, улыбаюсь широко и отчасти даже гордо. Она смотрит на меня с восторгом слегка влажными глазами. Показывает над пакетом кусочек кружева. Как будто я не знаю, что там лежит. – Ты запомнила!
Киваю и позволяю еще раз себя обнять.
Как-то раз мы гуляли по ТЦ. Лиза намерила себе красивый, довольно эротичный, комплект нижнего белья. Попросила у отца денег. Вместо того, чтобы просто скинуть без вопросов, как бывало довольно часто, в тот день он заелся. На что? Одежду. Какую? Нужную. Скинь фото или ничего не получишь. Время трат без объяснений прошло, Елизавета.
Тот день закончился испорченным настроением, скандалом между Смолиными. Я всерьез думала, что придется принимать Лизу у себя. Но на слишком радикальные действия против собственного отца ее не хватает.
Впрочем… Меня ведь тоже.
Белья не было в Лизоном вишлисте. Но я не сомневалась: она обрадуется.
– Ты лучшая, Юль, – я смаргиваю и глажу подругу по спине.
Вряд ли лучшая. Скорее, как все. И иногда, как все, я хочу забыть обо всем дерьме и чуть пожить.
***
Праздник разгоняется и засасывает.
Я знаю далеко не всех Лизиных друзей, но это не сковывает. Иногда все внимание именинницы концентрируется на мне и греет. Иногда рассеивается и я этому тоже рада.
Подруга полушутя то и дело предлагает мне присмотреться к кому-то из свободных парней, а потом сама же и отмахивается. «А, у тебя же судья»…
Я бы злилась, но злиться не хочу. Устала.
Пью легкие коктейли, которые иногда приносит заботливая Лиза, а иногда я сама беру на маленьком баре. Улыбаюсь бармену. Не агрессивно, но прохладно реагирую на флирт. Его много. Он везде. Повышает самооценку и настроение, конечно, но усугублять желания нет.
Голова облегчена от мыслей. Иногда даже чуточку кружится. Но я себя контролирую.
В зале довольно жарко, поэтому палантин лежит невостребованным, а платье кажется очень удачным. В нем так мало ткани, что проветривается максимально.
Мы с Лизой фотографируемся в фотозонах. Сначала позируем фотографу, потом – просто на телефон подруги. Пьем на брудершафт. Смеемся.
Я немного общаюсь с другими гостями, немного ем, немного пью, немного отдыхаю.
Несколько раз захожу в Телеграм. По-глупому проверяю статус Тарнавского и наличие сообщений от него.
Их нет. Значит, справляется и без меня.
Это закономерно. Пока что помощница я натурально хуевая. Но все равно чувствую себя слегка предательницей. О «не слегка» удается не думать. Вернусь к этой мысли в понедельник.
В очередной раз блокирую телефон, когда возле изображения с бойцовской собакой загорается зеленый кружочек.
Усмиряю подскочивший пульс. Нет ничего интимного в том, чтобы находиться одновременно в сети.
Это ты чат с ним закрепила в избранных, Юль. А он… И не вспомнит. Даже не заметит.
Мобильный жужжит. Опускаю взгляд. Это уведомление из другой соцсети.
Лиза отметила меня в своей истории. Открываю и просматриваю с улыбкой.
Если бы в одной… Качаю головой. Листаю целую серию. И любуюсь, и стыдно немного. Мы тут такие… Обнимаемся, корчим цыпочек, танцуем.
Одно фото мне нравится очень сильно. Видимо, Лизе тоже, потому что на нем фокус объектива на мне. Люди вокруг – размыты. Я танцевала, а фотограф поймала какой-то идеальный момент. Но это не помешало Лизе и это фото выставить.
Взгляд на нем и самой кажется вязким. Мурашки бегут по коже. Неужели я так смотрю?
На ногах – красиво очерчены напряженные мышцы. Кисти зависли в воздухе.
Подпись – в самое сердечко.
«Моя любовь».
Поднимаю взгляд и нахожу Лизу. Выражаю ответное чувство взглядом. Подруга складывает в воздухе сердечко. Ловит мой воздушный поцелуй.
Тянусь за бокалом и осушаю.
Свой инстаграм я почти не веду, но хочется отблагодарить Лизу. То самое фото не репощу, а вот там, где мы вместе — да. И тоже трогательно подписываю.
Внезапная активность вызывает у моей скудной «аудитории» живой интерес. Вслед за одним единственным репостом начинают градом сыпаться реакции.
 
Я незаметно для себя погружаюсь сразу в несколько переписок, пока рядом не плюхается Лиза. Падает головой на мое плечо. Дышит жаром. Излучает его же.
– Придурок-Миша предлагает привезти покер и травку достать. Ты представляешь?
Телефон опускается на колени. Я смотрю на Лизу пораженно.
Опять-таки, не маленькая, но в моей зоне комфорта нет ни взятничества, ни крысятничества, ни покера, ни травки.
Смотрю сначала на Лизу, потом на того самого Мишу. Это один из богатеньких сыновей друзей ее отца. С виду – прилежный (может быть даже нудноватый), а получается…
– Ты отказалась? – спрашиваю, хмурясь. Лиза фыркает. Мне тут же становится легче. Раньше я бы даже не предположила, что нет. Но в последнее время я допускаю все.
– Конечно, отказалась. Чтобы потом отец меня четвертовал? Ему-то ничего не будет. А мне…
Холодок пробегается по коже от упоминания отца Лизы. Я всего раз спрашивала у подруги, не будет ли его, хотя на самом деле хочется уточнять с интервалами в пятнадцать минут.
– Ты говорила, его нет.
Лиза пожимает плечами. Отрывается от меня и тянется за бокалом. Она пьянее меня, но не критично.
– Он же мне не сказал точно, когда приедет. После ДР. Но зная папу…
– Да уж… – Шепчу себе под нос и стараюсь снова включиться в переписку с бывшей одноклассницей. Она поставила истории огонек и сказала, что я выгляжу сногсшибательно. Я спросила, как дела у нее. Понеслось…
– Мне иногда хочется, чтобы он нашел себе кого-то. Посрать уже. Хоть двадцатилетку какую-то тупую. Сделал ей ребенка, а мне дал дышать. Пусть еще кому-то выебет мозг, а не только…
Снова отвлекаюсь. Смотрю на Лизу. Оказываюсь в каком-то параличе. С одной стороны, теперь-то я понимаю ее еще лучше. С другой… А что бы она сказала, поделись я с ней своим знанием о ее отце? Встала бы на его защиту. Я убеждена.
Подруга поворачивает голову. Улыбается устало. Я в ответ – коротко.
Слова о его заботе я из себя больше не вытолкну.
– Танцевать пойдем, мась? – подруга спрашивает, успевает встать с диванчика и протянуть мне руку. Я колеблюсь.
Снова хочется переключиться. Опрокинуть стопку обжигающей горло текилы, поймать ритм нового трека, выпрыгать из себя весь скопившийся стресс. Я успеваю отложить мобильный и коснуться кончиками пальцев подушечек пальцев подруги, когда Лиза сжимает их в кулак и опускает. Смотрит на вход. И я смотрю.
Ее:
– Ой, – и в половину не описывает тех чувств, которые испытываю я.
Сердце обрывается. Кровь вскипает и шипит. Я чувствую пульс в висках и даже яремной ямке.
– Папочка, – Лиза огибает стол и несется навстречу застывшему у входа в зал старшему Смолину. Он одет в черное. Может быть поэтому выглядит так угрожающе. А может быть потому, что смотрит хмуро. Сканирует всех. Пока что не меня.
Не влияет на впечатление даже то, что в руке у мужчины огромный букет кремово-розовых роз. В другой – пакет.
Лиза несется к нему и вопреки тому, что еще минуту назад костерила, бросается на шею. Обнимает.
Мне кажется, я читаю по тонким губам:
– С Днем рождения, дочь.
Он прижимается к Лизиной щеке, а потом взгляд снова гуляет по залу. Теперь он ищет.
И, конечно же, находит.
Конструирую диалог, который вдруг кажется безумно важным для меня, по движениям мужских губ.
– Я только поздравить и уехать.
Словно подыгрывая, Смолин говорит и смотря при этом на меня.
Ну и едеть… К черту.
Тянусь к шее. Сдавливаю и прокашливаюсь. Взгляд больше никуда не перемещается. Нашел.
Лиза отступает, забирает у отца букет, зарывается носом. Жмет к груди. Заглядывает в пакет.
Ее глаза зажигаются. Она берет отца за руку и тянет.
Хочет, чтобы сел. Я ее понимаю, как дочка. Я бы тоже была рада видеть своего папу. Но как Юля-крыса… Кричать охота.