Единственная для черного дракона
– Не знаю, просто…
Он и сам не знал, как объяснить то, что почувствовал на пути в городскую управу. Был-то мимолетный аромат? Или ощущение чужой энергии? Но что-то будто царапнуло его изнутри.
– Понятно, – хохотнул Сод, поняв, что расспрашивать бесполезно и лучше обсудить дела материальные и насущные. Пора планировать усиление границ. С того самого дня, как был растерзан Тавир, все они понимали, что наги переступили границу, которую им не следовало пересекать. Император, узнав о том, что Тавир стерт с лица земли велел не щадить никого в случае, если наги попробуют нарушить границы Эшера. Говорят, даже хозяин пустоши был в такой ярости, что дело едва не окончилось войной. Да и каждый в Алмао разделял эту ярость. Верховные не переносили, когда что-то происходило без их на то дозволения. Было ли это излишним самомнением или чем-то присущим демонам высшего порядка, но резня в Тавире была слишком ужасающей, чтобы просто закрыть на неё глаза. Наги перешли все границы.
– Хочу домой, – вдруг поделился Ардэн, хотя вовсе не это тяготило его сердце сейчас. И эта самая непонятная причина сильно раздражала.
– Ну, третий принц, потерпи, надо и поработать прежде, чем вернуться в уютное гнёздышко, – ехидно просюсюкал Сод, за что тут же схлопотал несильный пинок под зад, хотя он даже не заметил, как Ардэн это провернул. Казалось, он всё так же продолжает сидеть в кресле у камина, играя на ладони с языками пламени.
– Эй, это не я рассорился с отцом и теперь должен инспектировать города! – возмутился Сод. – Хотя, я теперь тоже должен этим заниматься, – грустно вздохнул он.
– А, – отмахнулся Ардэн, – всего-то на пять лет выгнал. Соскучится через два, будет звать, а я не вернусь, – довольно улыбнулся мужчина, от чего его лицо вдруг сделалось озорным и юным. – Надо и впрямь всё как следует изучить, – вновь став серьёзным, закончил он. – Может, сжечь их?
– Кого? – изогнув бровь, поинтересовался Содэн.
– Нагов, кого ещё? – глубоко вздохнув, сказал Ардэн, скинув искры с ладоней обратно в очаг.
– Я боюсь тебя ваше высочество, когда ты начинаешь скучать, – монотонно пробормотал друг.
– Это правильно, – серьёзно кивнул Ардэн, прикрыв глаза и откинувшись на спинку кресла.
Иногда на него накатывала такая черная меланхолия, что всё, чем ему приходилось заниматься, будучи третьим сыном императора, казалось невыносимым. Он помнил, каково было сдержать себя в день, когда он прибыл на руины Тавира.
Тогда, видя сотни изрубленных, обгоревших тел, улицы, пропитанные кровью и смрадом, ему меньше всего хотелось знать причины, как того требовал отец. Тавир и пустынные земли Арсам не принадлежали им. Он не имел права мстить за растерзанный город, но ещё меньше всего ему хотелось знать почему хан Айкса Эр решился разграбить город. Стоя в самом центре и видя столько изуродованных тел… Он уже глубоко презирал этого хваленого хана, что сотворил подобное. Но каково же ему было узнать, что хан сделал лишь то, о чем просил его небесный император.
Эта история не отпускала его уже несколько месяцев. Он точно знал, что отцу этот Тавир был без надобности вместе с чудо-борделем, тела обитателей которого так и не были найдены. Но кто был настолько нагл и отчаян, что посмел представить письмо хану вместе с истинной печатью его отца? Как ни крути, но этот кто-то был частью его семьи или ближайшего окружения и той частью, которую следовало убрать при первой же возможности. Если этот дракон посмел подделать слово императора не пойми для каких целей, то на что ещё он готов пойти?
Пока же всё, что ему оставалось это молча удалиться и оставить кочевников безнаказанными. Он не мог ни призвать к официальному наказанию Айкса Эр, ни просто уничтожить его. Именно сейчас это привело бы к тому, что на юге появилось бы никем неуправляемое племя кочевников. Если уж так, то ему оставалось только сжечь их всех. Но и это было не выходом.
– Я хочу, чтобы ты и Эрт проверили каждого члена моей семьи на предмет связей с югом. Всё, что угодно за последние двадцать лет… Свяжись с Шамеру, он тоже пусть подключит своих демонов, – сказал он, не открывая глаз, прекрасно понимая, что Содэн его отлично слышит. – Айкса Эр отправь письмо, что если в ближайшие пятьдесят лет он пересечёт границы Арсам, то по указу Небесного императора весь его род Золотых ониксов перестанет существовать. И, ещё добавь, что ему стоило правильно выполнять указания императора, а за проявленную жестокость и своеволие, ему следует молча принять наказание.
– Почему просто не избавиться…
– Потому что нельзя, – коротко отрезал Ардэн. – Не сейчас. Арсам не подчиняются нам. Как собираешься объяснить расправу над целым видом демонов? Это породит волнения. Как бы там ни было, но именно хан залог порядка на юге. Война никому не нужна.
– Но вы же знаете, что император не давал никаких указаний…
– А, ты хочешь, чтобы Айкса Эр тоже узнал об этом? – прищурился Ардэн. – Хочешь, чтобы какой-то степняк был в курсе, что так легко украсть Небесную печать и написать письмо от имени императора?! Нет, этот вопрос на юге больше поднят не будет. Всё, что меня интересует сейчас, так это кто из моих родственников решил расправиться с женщинами из магического дома утех?! Какой позор, – вновь прикрыв глаза, с силой сжав челюсти, процедил Ардэн.
***
Четыре года спустя.
Весна приходила на север осторожно. Она то обманчиво показывала свою мягкость, то отступала, жестоко наказывая тех, кто на мгновение поверил, что она всё же решила остаться. Это было обычным явлением для севера в начале весны. Лужи поверх льда, влажный пронзающий насквозь ветер, вечно серое небо. Четыре года в доме Римана пролетели, как один миг, и я была всей душой благодарна, что оказалась именно в этом доме. Видя, как живут другие бесы в Нар, мне действительно было за что благодарить. Иногда было такое ощущение, что я забралась в какую-то глубокую нору, где день за днём набиралась сил, зализывая свои раны. Моё прошлое всё так же оставалось под плотной завесой, сквозь которую невозможно было рассмотреть ничего, кроме неясных образов, что иногда приходили во снах. Это терзало меня. Быть никем было тяжелее, чем это казалось сначала. И сны, что порой накатывали вереницей неясных образов, делали всё только хуже.
Странная музыка… порой мне снилась удивительная мелодия и мои пальцы скучали по инструменту, что играл эту песню. Иногда я напевала её для нас с Каас и тогда эта женщина впадала в оцепенение, а после говорила, что грезила наяву от моей песни. Каас просила не петь при посторонних. Тогда её это очень испугало, и она проплакала несколько часов, а на мой вопрос почему? Она отерла слёзы и просто сказала, что видела маму в своем сне, и это было реальнее, чем вся её жизнь.
Иногда, мои сны напоминали блестящие фантики от уже съеденных конфет. Они сияли, переливались удивительными фрагментами, но ни прочитать названия, ни понять, что именно нарисовано было невозможно.
Я продолжала изучать библиотеку Римана, работать по хозяйству и просто жить, пытаясь осознать своё место в этом мире. За четыре года я мало чем изменилась, и это было главной проблемой! Я не стала выше, моё лицо не стало более взрослым, даже намёка на то, что я уже девушка, а не ребёнок не появилось. Это реально пугало меня. Я, что, вечный ребёнок?! Какой-то демон детства?! Что я такое? То, что так быть недолжно понимала и Каас, но как могла она просто пыталась защитить и успокоить меня.
– Послушай, тебе нужно ограничить общение с окружающими, – ещё два года назад сказала она. – Отныне только свободная одежда и как можно меньше контактов…
– Разве преступление быть ребёнком?
– Ты не меняешься – это может вызвать проблемы…
Каас была прозорлива, и я была с ней согласна. Всё, что непохоже на других, может вызвать проблемы в будущем.
С тех пор в доме Римана появилась новая Фэй: маленькая, невзрачная, в просторных одёжках и с вечно растрёпанными волосами, из-за которых точно не было видно лица. Именно в таком виде я позволяла себе покидать дом и выходить на улицу. Иметь вечно детское лицо, когда ты совсем не чувствуешь себя так, как положено ребёнку… Это ужасно. Это диссонировало со всей моей сутью!