Карнавал Хилл (ЛП)

— Роуг, — прорычал Фокс, но я приложила пальцы к его губам, потому что мне нужно было выговориться, чтобы не продолжать ковырять эту загноившуюся рану.
— Через некоторое время он начал давать мне все больше указаний. Ему не нравилось, что я хожу на вечеринки. Он также не хотел, чтобы я находилась рядом с его людьми — иногда он говорил, что они слишком грубы по натуре и что я слишком хорошенькая для таких, как они. В других случаях он говорил мне, что я похожа на шлюху, и ему не нужно, чтобы его люди думали, что его девушка выставлена на продажу. У меня было не так уж много друзей, но те немногие, что были у меня до того, как я стала его подружкой, исчезли, и я думаю, что он нанес им визит, но я не знаю наверняка. Ему нравилось обзывать меня, когда он трахал меня. Но потом он выставлял меня обидчивой или глупой, если я что-нибудь говорила по этому поводу или хмурилась. Он спрашивал, люблю ли я член, словно ему нравилась сама мысль об этом, а потом называл меня шлюхой, если я отвечала, что люблю. Чем дольше мы были вместе, тем сильнее он давил, но по какой-то причине я просто возвращалась за добавкой. Я не чувствовала боли от этих слов, как, я знаю, должна была почувствовать. У меня не было сил переживать из-за этого. Я была для него просто пустым телом, которым он мог пользоваться, не пытаясь заботиться о чем-то настолько, чтобы это имело значение. Секс был для меня спасением, даже если мне приходилось кончать самой. Я чувствовала хотя бы это. Поэтому иногда он говорил мне, что я выгляжу как шлюха, и я просто падала на колени и начинала сосать его член, потому что тогда это больше не было оскорблением. Потом он стонал, хватал меня за волосы и называл хорошей шлюхой, своей шлюхой, но не то чтобы ему это нравилось, скорее, я вызывала у него отвращение ко мне за это, и я думаю, оглядываясь назад, что это было нехорошо, но в то время казалось, что так оно и было. И в любом случае это было лучше, чем альтернатива. Потому что, если бы я ушла от него, у меня снова не осталось бы ничего и никого, а я просто была чертовски уставшей от одиночества. Мне было лучше согревать его постель и быть его хорошей маленькой шлюхой, чем быть там, снаружи.
  
— Я, блядь, уничтожу его, прежде чем убью, — прорычал Фокс, и я могла видеть, как сильно мои слова ранили его, но ему нужно было понять их, если он собирался понять меня.
— Но это было не все. Он покупал мне цветы и иногда называл меня красивой. Он приводил меня повидаться со своей мамой и все время хвастался мной, рассказывая ей, как мы любим друг друга и как он скоро подарит ей внуков. Я не хотела этого, и он тоже, но это была красивая ложь для нее. Но с каждым днем, который я проводила с ним, в эту стену добавлялось все больше кирпичей. Я принадлежала ему, и я была одна, если не считать его. А теперь ты хочешь запереть меня в этом доме, и я… я просто не могу снова стать такой, как…
Фокс внезапно встал и притянул меня в свои объятия, сжимая так крепко, что мне показалось, что у меня вот-вот хрустнут кости, хотя я и не хотела, чтобы он останавливался. Я просто хотела остаться здесь, в безопасности, в его объятиях, как много раз хотела в самой глубине своего сердца.
— Я бы никогда не сделал из тебя такую пленницу, — поклялся он, его мышцы дрожали от едва сдерживаемой ярости, поскольку он боролся за то, чтобы остаться здесь со мной, а не броситься прочь отсюда в погоне за гребаным Шоном. — Я просто хочу, чтобы ты была в безопасности. Я хочу, чтобы ты была здесь. Я хочу заботиться о тебе, обеспечивать тебя и…
— Ты бросил меня, — выдавила я, прижимаясь к нему до тех пор, пока он не был вынужден отпустить меня, а я стояла и смотрела на него со слезами на глазах. — Ты втоптал меня в грязь и сказал никогда не возвращаться, Фокс. И я понимаю. Я понимаю, что никто из вас на самом деле не хотел этого, и я знаю, что Лютер вынудил вас. Может быть, я даже смогу простить тебя за это. Но это ничего не меняет. Это не меняет того, что это привело в движение. Единственное место, где я когда-либо была по-настоящему в безопасности, было здесь, а потом и этого не стало, а я была просто гребаным ребенком. Итак, я сделала то, что должна была, и мне не нравится человек, в которого это превратило меня, или то, что это заставило меня делать, но каким-то образом я нашла свой путь обратно сюда, и я действительно пытаюсь вернуть те части себя, которые когда-то жили здесь. Я больше не хочу быть измученной, сломленной девочкой, Фокс. Но еще больше я не хочу больше быть игрушкой для мужчин. Я не могу быть твоей пленницей, даже если стены, которые ты возводишь вокруг меня, построены из любви. Мне нужно дышать. Мне нужно принимать собственные решение, делать свои собственные ошибки, а здесь я не могу. Не так.
— Ты же не думаешь, что я просто перестану хотеть защищать тебя, — отчаянно сказал он, делая шаг вперед, когда я отступила. — Я не хочу подрезать тебе крылья, колибри. Я просто хочу, чтобы ты была в безопасности.
Я кивнула, потому что понимала это. Но так дальше продолжаться не может. — Твоя версия безопасности сломает нас, — прошептала я, ненавидя то, как мои слова задевают его, но мне все равно нужно было их сказать. — Я ждала десять лет, чтобы владеть собственной жизнью, и теперь ты — то, что стоит между мной и ей. Я хочу, чтобы моя свобода включала и тебя, Фокс. Но я больше не могу быть пленницей.
Фокс открыл рот, затем провел рукой по лицу, прежде чем повернуться и зашагать прочь от меня. Я в замешательстве наблюдала, как он направился на кухню и выдвинул ящик стола. Он порылся в нем и вернулся со связкой ключей для меня, взяв меня за руку и положив их мне на ладонь вместе с тяжелым ножом.
— Я хочу, чтобы этот нож всегда был при тебе. Пожалуйста, не используй его для безумных поступков. Я хочу держать тебя здесь только потому, что хочу, чтобы ты была в безопасности. Но я услышал тебя, и мне чертовски больно думать о том, что ты жила вот так с этим гребаным монстром. Ты должна знать себе цену, колибри, и я клянусь тебе, что ты бесценна. Этот ублюдок тоже это увидел и хотел посадить тебя в клетку, чтобы держать при себе, но я больше не буду так поступать с тобой. Я не хочу, чтобы ты была здесь, потому что я держу дверь взаперти. Я хочу, чтобы ты была здесь, потому что здесь твое место. И я верю, что ты придешь к этому выводу, когда будешь готова отдать мне свое сердце, каким бы разбитым оно ни было.
Фокс наклонился и поцеловал меня в лоб, а затем повернулся и направился к выходу, готовый отправиться на утреннюю пробежку. Он попытался пощекотать Дворнягу за ушами, когда проходил мимо, но мой маленький щенок повернулся к нему задницей и протопал в противоположном направлении, где свернулся калачиком на полу прямо возле шикарной кровати для собак, которую Фокс купил для него. Но не на ней. Я была почти уверена, что пес будет держать обиду на Фокса за то, что тот орал на него до скончания веков.
Фокс оставил меня, а я покрутила связку ключей в пальцах, прежде чем вздохнуть и положить их на столешницу. Я осмотрела нож повнимательнее, нахмурившись, когда прочитала на нем имя Маверика и вспомнила его с тех времен, когда мы были детьми. Лютер подарил им двоим по ножу, но случайно перепутал их. Они решили оставить клинки с именами друг друга и с тех пор повсюду носили их с собой. Я отложила лезвие, задаваясь вопросом, действительно ли мне была предоставлена свобода, и начала убираться после завтрака.
Джей-Джей появился, когда я заканчивала мыть посуду, и я нахмурилась, глядя, как он с удрученным видом плюхнулся на стул за столом для завтрака.
— В чем дело? — Спросила я с любопытством, намазывая ему тост и наливая кофе.
— Срок выплаты моей доли истекает через два дня, а я только что разговаривал по телефону с Эстель в клубе, и у меня недостаточно денег, чтобы отдать их Лютеру.
— Это нормально? — Спросила я с любопытством, понимая, что у меня тоже нет денег, чтобы отдать их Лютеру. Но опять же, я никогда не давала ему никаких обещаний, кроме воссоединения его семьи и головы Шона в мешке, так что я не волновалась.