Дьявол ночи (СИ)
Привет от Паука, промелькнула в сознании мысль. Чужая и болезненно впившаяся в мозг, как острая тонкая игла. Деканус едва заметно потер висок. И вдруг увидел обращенные на него глаза тьердемондца. Пьяный блеск и рассеянность в них исчезли. Гаспар де Напье смотрел на него сосредоточенно, проницательно, как будто пытался прошить взглядом насквозь. Надо поговорить. Срочно. Без свидетелей, снова вонзились в мозг Элуканте поочередно три иглы.
— Ах да, верно, — не растерялся Элуканте, поправляя тесный ворот рубашки под мантией. — Простите, в общем потоке занятости совершенно вылетело из головы. Конечно же, прошу в мой кабинет, — проговорил он все с той же надменной вежливостью дипломированного бюрократа и, повернувшись на пятках, начал подниматься по лестнице.
Глаза тьердемондца подернулись мутной пьяной веселостью, заблестели. Он покачнулся, глубоко и шумно всхлипывая. Ноги Жозефины, крепко обнимавшей супруга поперек талии, заметно напряглись. Однако ее сил не хватило бы, чтобы удержать ослабевшего де Напье, и, если бы не внезапно очутившийся за спиной хозяина слуга, поддержавший того за локоть, они бы уже валялись на ковре, сотрясая стены особняка Элуканте хохотом или облизывая друг друга, как два обезумевших от похоти животных.
— Во-от! — добродушно рассмеялся тьердемондец, быстро утерев нос и мельком глянув на ладонь. — А то «не помню» да «не имею чести». Эй, человек! — прищелкнул он пальцами, не оборачиваясь, и хозяйски поманил взмахами кисти. — Nos valises!
— Слушаюсь… — сварливо и недовольно вздохнул сутулый слуга и добавил с нескрываемым сарказмом: — Хозяин…
Элуканте остановился на лестнице, держась за перила, надменно взглянул на кряхтящего от тяжести чемоданов слугу.
— Не беспокойтесь о вещах, — сказал он. — Их перенесут в ваши комнаты.
— Не-ет, — упрямо покачал головой де Напье, держа Жозефину перед собой за талию и подталкивая ее в спину по мягкому ковру к ступеням. — С вещами мы никогда не расстаемся. Правда, ma chérie?
— Oui, chéri, — хихикнула в ответ любовница, кокетливо ставя ножку на первую ступень.
— Аllez vite, mon petite ange! — прикрикнул тьердемондец, ласково хлопая ее по ягодицам. — Шевели попкой! Оп-оп!
Жозефина залилась игривым хохотом и вспорхнула по лестнице под грохот туфель едва поспевающего за ней де Напье. Внизу, ворча и сварливо бормоча себе под нос ругательства, сутулый слуга поставил на ступени два тяжеленных огромных чемодана и, тужась до красноты на морщинистом лице, попытался взгромоздить их на следующую.
Глава 2
— Да пошли вы в жопу! — рявкнул слуга, лихо расправив сутулые плечи, уперся сапогом в торец с неимоверным трудом втащенного в дверной проем чемодана и с ненавистью толкнул его вглубь кабинета.
Произошло это буквально в тот же момент, как только Томаццо Элуканте закрыл на замок дверь. Деканус так и обомлел с раскрытым от потрясения ртом, глядя как взбесившийся слуга завалил второй чемодан на бок и принялся с остервенением лупить его носком сапога в деревянные стенки так, что с головы слетел цилиндр. В кабинете поднялся грохот и отборная, изобретательная менншинская брань.
— Чт-то этот… плебей?.. — от возмущения простонал Элуканте.
Плебей вскинулся, резко обернулся, обжигая декануса яростным взглядом желтых глаз хищной птицы.
— Хайло завали, гнида сушеная! — бешено огрызнулся он на магистра.
Элуканте вздрогнул. Не только потому, что действительно испугался бешенства, ненависти и лютой злобы в изменившемся голосе слуги, но и перекошенного, раскрасневшегося лица, которое буквально на глазах плыло и менялось. Разглаживались морщины, менялся овал, проступала запущенная небритость, нос загибался крючком, грозно срастались и густели брови, истончались губы. Через несколько секунд на декануса с яростью смотрел поджарый и жилистый, лохматый, как черт, ровесник де Напье с худым лицом филина. Оборотень злобно сверкнул на вжавшегося в дверь декануса хищными глазами, обернулся и продолжил вымещать скопившуюся злобу на чемодане.
Супруги де Напье, обнимаясь без недавней страсти, как-то даже по-дружески, с интересом наблюдали за происходящим. Гаспар ядовито усмехнулся.
— Бей сильнее, Эндерн, не жалей чужое имущество, — подбодрил его тьердемондец.
— Заткнись, бля! — подскочил оборотень. — С тебя, сыроед, — пузырь красного! — обвинительно наставив палец на Гаспара, потребовал он. — А с тебя, Графиня, — ткнул он в Жозефину, — четыре императорских! Минимум!
Тьердемондка отняла ото рта ладошку, прикрыла глазки и, невинно сложив губки бантиком, четырежды чмокнула воздух.
— Хер тебе, — проворчал Эндерн, — не соскочишь! — и вновь вернулся к избиению проклятого чемодана.
Правда, продолжил недолго. Ударил лишь дважды, но от души, со второго раза с треском пробив пяткой деревянную стенку. И это принесло ему внезапное успокоение. Он шумно, с наслаждением выдохнул, растопыренными пальцами зачесав назад русые волосы, выдернул каблук из пробоины, приплясывая на одной ноге, стряхнул нечто белоснежное и кружевное, намотавшееся на носок сапога и потянулся. Жутковатая из-за неестественных для человека глаз небритая физиономия расплылась в жутко самодовольной ухмылке.
— Тааак, — протянул он, изучая шкафы с книгами и документами в кабинете Элуканте, — ну и где в этой клоповне бухло?
Желтые глаза, пробежавшись по развешенным на стенах картам Этелы и Ландрии, портретам Его Императорского Величества кайзера Фридриха Второго Гольденштерна, ритора Собрания Ложи Максимилиана Ванденхоуфа и с особым вниманием — консилиатора Фридевиги фон Хаупен, нашли опешившего и растерянного декануса, который по-прежнему жался к двери.
— Э, ты, жопа с ушами! — поманил его оборотень. — Где пойло спрятано?
— Это вы мне?.. — выдавил Элуканте, потрясенно хлопая глазами.
— Нет, блядь, твоей мамаше, драть ее кверху сракой!
— Что вы себе позволяете?.. — набрался смелости деканус.
— Ты меня, крыса, не зли! — сквозь зубы с ненавистью процедил оборотень. — Колись, где пойло держишь?
— Завязывай, Эндерн, — холодно приказал де Напье. — Твое счастье, эти стены не пропускают звук наружу. Иначе в дверь уже ломилась бы прислуга. Но не искушай судьбу.
Оборотень шмыгнул носом и отошел в центр кабинета, вполголоса затягивая какой-то фальшивый мотивчик кабацкой песни.
— Кто… кто эээт-тот бандит?.. — бессильно прошептал Томаццо Элуканте, держась за сердце и опасливо косясь на спину оборотня.
Эндерн, шаркая по мягкому ворсу шамситского ковра, подошел к высокому стрельчатому окну с тяжелыми темными шторами, небрежно раскрутил дорогой глобус на подставке из черного дерева.
— Ярвис Эндерн, — представил его Гаспар. — Алкоголик. Вор. Сквернослов. Полиморф. И, как вы, магистр, тонко подметили, самый настоящий бандит. Строго говоря, крайне асоциальная и неприятная личность.
— Не пизди, сыроед, — ухмыльнулся Эндерн, повернувшись на каблуках. — Я — душка, если узнать меня получше. Просто не надо меня, сука, злить. А эта падла, — кивнул он на декануса, — меня злит! Так, — резко успокоился «душка» и принялся задумчиво поглаживать растягивающийся и тяжелеющий подбородок, — будь я жирным тупорылым мудаком, где бы я прятал бухло?
У Элуканте упала челюсть. Через несколько секунд он смотрел на себя, на свою точную копию в растянувшейся поношенной, дешевой и безвкусной одежде. Того же невысокого роста, той же тучной комплекции. С таким же круглым морщинистым, но ухоженным, гладко выбритым лицом с крупным носом и телячьими глазами. С той же обширной плешью в поседевших на висках волосах и с теми же двумя подбородками.
— Фу, тебе жутко не идет это лицо, — капризно наморщила носик Жозефина, потерев красивую шею тонкой золотой цепочкой. — Смени немедленно!
Эндерн показал неприличный жест и раздулся, расплылся еще больше, став похожим на покрытую бородавками жабу. Жозефина надула губки.
Гаспар де Напье тяжко вздохнул.