Герой (ЛП)

Теперь я все понимаю и ясно вижу, как это произошло. Почему Зед лег со мной в постель, хотя я никогда не была той, кого он хотел. Поэтому я заставляю себя сказать все это.
— Мы не должны трахать друг друга только потому, что мы под рукой друг у друга.
Мой голос срывается на последнем слове, поэтому я заставляю себя подняться на ноги. Я делаю несколько шагов к двери.
— Эстер.
  
Одно-единственное слово останавливает меня. И снова мое сердце тянется к надежде, хотя я знаю, что не надо в это верить.
— Спасибо. За все. Мы с Риной не справились бы без тебя.
Слезы текут по моему лицу. Но здесь темно, и я стою к нему спиной, так что, возможно, он не увидит.
— Взаимно. Спасибо.
С этими словами мне, наконец, удается покинуть комнату.
* * *
Я сплю несколько часов, потому что очень устала, но на следующее утро не чувствую себя отдохнувшей. Я чувствую себя так же, как каждое утро после смерти любимого человека.
Я молча умываюсь и одеваюсь. Рина все еще крепко спит в своей кроватке, и я наклоняюсь, чтобы поцеловать ее в лоб, прежде чем выйти из комнаты. Дружок идет со мной, помахивая хвостом и сверкая глазами.
По крайней мере, он рад началу дня.
Зед уже встал и сидит в одном из шезлонгов на крыльце. Он выпрямляется, когда видит, что мы выходим из парадной двери.
— Привет.
Дружок подбегает поприветствовать его, и Зед чешет пса за ушами.
— Привет, — мне удается улыбнуться, но я не могу встретиться с ним взглядом.
— Они завтракают в столовой. Там, внизу, недалеко от главной площади. Если хочешь, можешь пойти перекусить, а я немного погодя разбужу Рину и пойду есть с ней.
Я киваю и улыбаюсь. Киваю и улыбаюсь.
— Ладно. Звучит неплохо.
Я ухожу, прежде чем скажу что-нибудь еще — что-нибудь, что покажет, насколько разбитой я себя чувствую… или снова разрыдаюсь.
Зед предложил завтракать именно так, чтобы не создавалось впечатление, что мы вместе. Если мы все вместе пойдем есть, люди подумают, что мы семья.
Но теперь становится все яснее, что я могу потерять не только Зеда. Я могу потерять и Рину тоже.
Может, он хочет, чтобы матерью для нее стала другая женщина.
Она никогда по-настоящему не была моей.
Я иду к большому зданию, которое они используют как столовую, встаю в очередь и беру тарелку яиц с беконом. Я оглядываюсь в поисках места, где бы присесть. Я никого не знаю.
Приветливая женщина машет мне рукой и приглашает присесть за их столик. Я знакомлюсь с ее семьей и несколькими другими людьми, которые сидят с ними. Я пытаюсь принять участие в разговоре и запомнить имена и лица.
Но не могу сосредоточиться. Я с трудом сохраняю самообладание. Они видят мое душевное состояние, но предполагают, что это усталость и дезориентация после долгой поездки.
Это достаточно хорошее оправдание.
Примерно через двадцать минут приходят Зед и Рина. Рина оглядывает большую комнату и всех людей огромными от удивления глазами. Я предполагаю, что она пытается осознать все это, но в конце концов ее взгляд находит меня, и она сияет, как восходящее солнце. Она искала меня. Она радостно машет рукой и выкрикивает приветствие.
Я машу и улыбаюсь ей в ответ. Я думаю, она подбежала бы ко мне, но Зед загоняет ее в очередь за едой.
Когда они взяли свои тарелки, он наклоняется, чтобы что-то сказать Рине на ухо. Вместо того, чтобы подойти и сесть на свободные стулья рядом со мной, они пересекают зал и садятся за другой столик.
Вчера ночью он сказал мне, что собирается сделать. Я не могу ожидать ничего другого. Кроме того, одна из маленьких девочек, с которыми Рина познакомилась вчера вечером, сидит за столом, к которому они присоединились. Эта девочка может стать подругой Рины.
Ей нужны друзья.
А мне нужны… Это не имеет значения. Я справлюсь сама.
Я пытаюсь продолжать дружескую беседу с людьми, с которыми я познакомилась, но осознание того, что Зед и Рина сидят в другом конце комнаты — далеко от меня, — нарастает в моем сознании, и в итоге я не могу видеть больше ничего.
Это слишком.
Это причиняет боль, как рана.
Ничто уже не будет прежним.
Я потеряла все, что когда-либо для меня значило, и теперь я совершенно одна.
За исключением Дружка. Он сидит рядом со мной, как послушный пес, и следит за каждым моим кусочком, поэтому я отдаю ему остатки своего бекона.
По крайней мере, он меня не бросил.
Когда слезы уже не сдерживаются, я резко встаю, бормоча оправдание, что мне нужно размять ноги.
Я пытаюсь выйти нормальным шагом, но рыдания застревают у меня в горле. Я наполовину бегу, наполовину спотыкаюсь к двери, чтобы, по крайней мере, не разрыдаться на глазах у всех.
Оказавшись на улице, я понятия не имею, где нахожусь. Я вышла не через ту дверь, через которую вошла, и у меня в голове еще не сложился план города. Я не знаю, в какой стороне находится маленький гостевой дом.
Я совсем не знаю это место.
Неподалеку есть скамейка, и она пустует. Ноги меня больше не держат, поэтому я направляюсь к скамейке и падаю на нее. Дружок следует за мной и скулит у моих ног.
Я не плакса. Я никогда не была такой — и уж точно не на людях. Но у меня нет дома. Некуда идти. Я потеряла свою семью и окружена незнакомыми людьми.
Я сгибаюсь и рыдаю, уткнувшись в колени.
На заднем плане слышен неясный шум просыпающегося города, выполняющего свои утренние обязанности, но сквозь него слышны приближающиеся шаги. Они движутся быстро и становятся громче. Затем в нос мне ударяет знакомый запах земли.
Затем я слышу его голос.
— Эстер. Эстер!
Черт бы побрал все это. Зед, должно быть, последовал за мной сюда.
— Я в порядке, — выдавливаю я, все еще согнувшись и пряча лицо. — Я в порядке.
— Нет, это не так. Ты разваливаешься на куски.
— Нет, я в порядке! — я поднимаю голову и смотрю на него сквозь слезы. — Я не разваливаюсь на куски.
Он стоит надо мной, глядя вниз, и выражение его лица ошеломленное, болезненное и растерянное.
— Прекрати, — вырывается у него.
Я моргаю.
— Что?
— Прекрати мне врать и скажи, что, черт возьми, не так.
— Что не так? Что не так?
— Да, — он присаживается на корточки и обхватывает мое лицо одной рукой, смахивая большим пальцем несколько слезинок. — Я думал, ты хотела… ты хотела быть здесь.
— Я и хотела. Ну то есть, я думаю, что это лучшее место для… для вас с Риной, — я вдруг понимаю, в какой эмоциональный бардак я превратилась. Зед будет жалеть меня, а этого я хочу меньше всего на свете. Я стряхиваю его руку и остатки слез и ухитряюсь сказать: — Я правда в порядке. Наверное, это из-за переутомления. И всех перемен. Со мной все будет в порядке.
— Прекрати, — снова выдавливает он, на этот раз тихо и почти яростно.
По какой-то причине это так меня злит, что я резко отстраняюсь, нахмурившись.
— Перестань говорить мне, чтобы я прекратила! Я делаю все, что в моих силах. Я потеряла все. Всех, кого я любила, и все, чего я хотела в жизни. Мне позволено справляться с этим единственным доступным мне способом!
Зед выпрямляется. Несколько раз моргает, глядя на меня.
— Ч-что?
— Если я хочу притворяться, что со мной все в порядке, когда это не так, то я могу это делать! Если ты не хочешь быть со мной, ты не имеешь права вести себя так, будто я должна говорить тебе правду.
— Если я не хочу… — он повторяет эти слова хриплым шепотом. Он застывает, только его глаза двигаются, настойчиво изучая мое лицо. — Что, черт возьми, здесь происходит?
— А ты как думаешь, что происходит? — огрызаюсь я в ответ. Я не понимаю его реакции, и это расстраивает меня еще больше. — Я понимаю. Правда понимаю. Ты трахал меня, потому что больше никого не было, и это лучше, чем вообще ни с кем не трахаться. Ты не знал, что у меня возникнут чувства, и я все испорчу. Я поняла. Но вы с Риной — единственные люди на свете, которые у меня есть. И я… — черт возьми. Слезы снова текут по моим щекам. — И я люблю вас обоих. Я не могу просто отложить все это в сторону, потому что ты сейчас хочешь освободиться, чтобы найти… найти другую женщину…