Право на любовь (СИ)

— Может, миф, а, может, и правда, — пожал плечами Паша и положил дневник на край барной стойки. — Но мы не узнаем это, пока сами не увидим. Только мне, да и не мне одному, сдаётся, что это не фуфло. Дневник хранился в усыпальнице рода де Моро, и написан он на латыни. И ещё, — он быстренько достал из кармана золотое украшение округлой формы, больше похожее на амулет, и протянул его моей матери. Студент привычно метнулся и уже через секунду услужливо подал золотую безделушку жене. Сам при этом громко присвистнул. — Это было в усыпальнице Диего де Моро. — Пояснил Паша, наблюдая как Княгиня и её муженёк рассматривают украшение.
— Похоже на культуру ольмеков. Голова ягуара, — по-профессорски сощурился Олег. — Нам такие попадались на затонувших галеонах.
— Похоже, но не они, — внесла свои коррективы мама. — Линии чётче и, посмотри, — провела она пальцем по голове, — изящнее, что ли. Это точно было в усыпальнице?
Оторвала от украшения свой изучающий взгляд Княгиня и, сведя брови к переносице, выжидательно буравила глазами бывшего партнёра. Будто хотела увидеть подвох, пусть не в словах, но хотя бы в действиях. В его последовательности. И расстраивалась, ничего не находя. В этих поисках мама останется не в удел.
— Да, — уверено ответил Паша и, кивнув на дневник, добавил. — Зарисовка этой вещицы есть и в дневнике Диего.
— Чего ты хочешь, Кастет? — с какой-то обречённостью и болью спросила она, плавно возвращая взгляд на золотой артефакт. — Только не говори, что пролетел тысячи километров по доброте душевной. И не лей в уши про соскучился, Княгиня.
— Так должок за тобой, — напомнил о старых косяках бывшей партнёрше Паша.
— Кастет, я по своим долгам расплатилась рыжиком немецким.
— Это ты от меня откупились, Княгиня, а не от Хозяина. Знаешь чего ему стоило придержать братков кинутых тобой? Так что, Оленька, ты в дерме по самые помидоры, — и осклабился, как заправский хищник, дожимая до паники невозмутимую Княгиню.
— А я грешным делом подумала, что это ты, Паша, за меня вписался перед братками. И сорока на хвосте приносила, как Кастет мясорубку на сходке устроил. Если бы не Хозяин тогда, то бока тебе пикой пощекотали, или девять граммов ко лбу примерили, — оскалилась в ответ мама.
До её панических настроений было, ох, как далеко! Не на тот хвост давил Кастет, поэтому пропитанная цинизмом Княгиня так комфортно себя чувствовала в его обществе. Тем более, как я поняла, глядя на ухмыляющуюся мать, она слишком хорошо знала бывшего партнёра и даже в интонации его голоса улавливала блеф. Наверно, в этом мы с ней и похожи. Мы видим мужчин насквозь.
— Хорошо, допустим я должна твоему Хозяину. Разберёмся с этим, — и наклонив голову набок, кокетливо добавила, — договоримся. Но вот объясни мне, Кастет, где в цепочке «Эльдорадо — списание долга» присутствую Я? Неужто твой Хозяин так истрепался, что сам не в состоянии снарядить экспедицию? Нет, — с видом сытой кошки ухмыляется мама, продолжая разносить в пух и прах самоуверенность Кастета. — Наш Хозяин хозяин паровозов с пароходами. Ну, очень богатый дядька и мой долг для него всего лишь пшик, не требующий особого внимания. Так что гонишь ты тут чё-то, Кастет. Ох, и гонишь, родной. Сам решил Эльдорадо найти, а денег не хватает. Вот и припёрся ко мне про долг задвигать, — и грузно поднявшись с дивана, впервые без помощи Олеженьки, уже с уверенным видом сказала. — Знаешь что, Паша Катет, иди ты в свою Эльдораду сам и желательно там и останься.
— Ладно, Оль, не с того начали, — напрягся Кастет, испугавшись, что Княгиня решит окончить и так затянувшуюся аудиенцию.
— Да, что ты? — вскинула бровь мама, по Станиславскому изобразив удивление.
— Не прав, признаю, — сделал шаг к ней Паша, но тут же отступил обратно. Лицо мамы исказила такая гримаса презрения, что Кастету стало не по себе. Он шумно выдохнул, прежде чем продолжить свои уговоры. — Я не долги приехал списывать, а с предложением. Димка… Хозяин, — тут же поправил он себя, будто этот страшный мужик его услышит. Или специально для солидности так осекся? Всё-таки иметь в друзьях такого босса боссов огромная плюшка в карму. Только мамой и всеми присутствующими это спланированная оговорка должным образом не была отмечена. — В общем, тема с Эльдорадо принадлежит Хозяину, но сам он ей заняться не может. Жена у него на сносях. Вот-вот родить должна. Он мне предложил поучаствовать под процент пятьдесят на пятьдесят. За хозяином полная материальная часть, а за мной организация и подборка кадров. В общем, от моей доли тебе половина. Всё по-чесноку, Княгиня. Не кину, — это Паша уже в упрёк маме сказал, как бы лишний раз напомнил почему она пузико греет у чёрта на куличках, а не в Париже, например.
 
— Ты, Паша, ослеп? Я тоже на сносях! — взвизгнула она недовольно.
Наверно, впервые в жизни мама пожалела о своём положении, а то бы рванула по джунглям, как по белорусским лесам, бегать.
— Ну, почему ослеп? Вижу, — и его глаза теплеют, опускаясь на живот моей матери.
Ревность — это самое подлое чувство живущее в человеке, и оно прочно поселилось в моей душе. Никогда ничего подобного не испытывала. Даже обида на мать растворялась в накативших волнах зависти. Он её любит. Любит! Смотрит на мою маму, как на божество, готовый упасть перед ней на колени.
Ну, чем она его зацепила? Красотой? Да, моя мама красива, но она уже прочно стоит на пороге своего увядания. А ещё эта не к месту беременность прибавила ей морщин. Лицо приобрело нездоровый серый оттенок, сменяющийся то бледностью, то зеленушкой. В зависимости от маминого физического или психического состояния. Все девять месяцев Княгиня то блюёт, то скандалит. Или, может, мамин характер стал для Паши якорем? Сомневаюсь. С ней смог ужиться только подкаблучник Олеженька. Мама привыкла всё контролировать и распоряжаться чужими жизнями. Я задыхаюсь рядом с ней, представляя, как её руки затягивают удавку на моей шее. И не вздохнуть свободно, и не сбежать от её контроля, и не спрятаться от вездесущего взора. Она так же тиранит и своего муженька. Только Студент или ослеп от своей любви, или действительно с мамой из-за денег. Она богата. Хотя, и Олеженька не бедствует. И всё равно терпит капризы взбалмошной бабёнки. Похоже, это всё-таки любовь.
Ладно этого понимаю, а Пашу нет. Мне говорит, что семья не для него, а сам с таким умилением рассматривает её раздувшийся живот, что хочется наброситься на него с кулаками. Мне, значит, таблетки глотай! Ублюдки ему не нужны, но деток с Княгиней заимел бы с радостью. Вот как здесь не вспылить? Да так, чтобы дом сотрясся от моего гнева. Но, я стояла за дверью и тихо глотала обиду, изнывая от бушующей во мне ярости. Радовало лишь одно, оно же давало мне надежду. Как бы Паша ни любил мою мать, она никогда не снизойдёт к нему.
Люди, как магниты, и притягиваются к друг другу только противоположности. Нам с Пашей просто нужно больше времени. И желательно подальше от вечно раздражающей матери.
— Оля, всё понимаю, — разводит он руками, — вот поэтому и договаривался с твоим сыном.
— Что⁈ — заорала мама, выпучивая глаза.
«Ну, — думаю, — сейчас и любимчик отгребет по-полной!».
Но, нет. Слава отделался лишь эмоциональным всплеском и то коротким. Мама повернулась к сыну, глядя на него в упор, и всем своим видом демонстрируя, что ждёт объяснений.
Скандал любимому Славику родительница и не собиралась закатывать. Он же мамина гордость! Да, и мой брат не спешил оправдываться. С только ему свойственной невозмутимостью Слава поставил её перед свершившемся фактом: «Мам, всё уже договорено». Другими словами, делай что хочешь, мамочка, но твой сынулька взрослый мужик и сам всё решает. В принципе, как всегда. Мой брат никогда ни с кем советовался. Только его решения, только его мнение, и только его жизнь. Вот прям весь в маму!
— Ты знал? — это уже вопрос Олеженьке и мама подозрительно спокойна.
Вот как затишье перед бурей.
Стеф только почувствовав, что запахло жаренным, ретировался на безопасное расстояние от эпицентра намечающегося скандала. То бишь свалил на веранду, плотненько закрыв за собой стеклянную дверь. Друг Студента, вообще, не переносил выяснений отношений. Он и с моей крестной расстался легко и спокойно. Тётя Света просто ушла, а Стеф просто забыл о том, что она была в его жизни. Ей вот только не забыть. Премиленький карапуз стремглав носится по квартире и улыбаясь зовёт её «мама». Да, ещё и на Стефа похож. Это залёт, товарищи! Но самый любимый тёткин залёт.