Вдребезги

– Садись вперёд, – он сдвинулся, освобождая место перед собой. – А то ёбнешься на полпути, по кустам тебя потом собирать.
Джеймс не без труда перекинул ногу через сиденье, поёрзал, устраиваясь.
– Ты только не гони, ладно?
– Я с десяти лет вожу, не ссы, Джаймс, – он подцепил носком ботинка тормозной стопор, со щелчком откинул его назад. Ладони привычно легли на руль, он перехватил его пальцами поудобнее. Пришлось сдвинуться назад, чтобы дать место Джеймсу, и тянуться теперь приходилось дальше, непроизвольно прижимаясь к парню грудью и животом. От его волос чертовски вкусно пахло каким-то шампунем.
Майкл хлопнул Джеймса по бедру:
– Ставь ноги на подножки.
Сжал его коленями, тронулся с места, медленно выкатился за ворота. Дорога была пустой, хорошо освещённой.
– Так куда двинулись? – спросил Майкл, наклонившись к уху так близко, что едва не задел губами.
– Виктория-роуд, шестнадцать. Это возле Кенсингтона, – выдохнул Джеймс. Наверное, пытался показать, что делает одолжение: мол, ты, зубастый хмырь, ещё спасибо мне должен сказать, что я разрешаю себя подвезти. Но вышло как-то не снисходительно, а наоборот. – Чёрт, голова кружится…
– Кенсингтон, – повторил Майкл. – Ага. Видал, козырное место.
Джеймс привалился головой к его плечу, и Майкл едва не упустил руль – пальцы на мгновение ослабли.
Он ехал медленно, гораздо медленнее, чем привык – миль сорок в час, не больше. Во-первых, чтобы встречный ветер не бил в лицо, потому что Майкл на хрен забыл надеть шлем, и это было с ним впервые за много лет. Во-вторых, голову отчего-то вело, будто он сам как следует выпил.
Час был поздний, машин было немного. Майкл обогнул Хайгейтское кладбище, нырнул в переплетение тихих улочек, ползущих к центру. По дороге сделал остановку, чтобы перехватить льда в индийской лавчонке. Льда там не оказалось, зато нашёлся пакет замороженной кукурузы.
– Приложи к морде, – он протянул пакет Джеймсу. – Синяк быстрее пройдёт.
– Что это? – Тот нерешительно взял мокрую от конденсата упаковку.
– Вместо льда. Давай, во так, – он подтолкнул Джеймса под локоть, тот ойкнул и отдёрнул руку:
– Холодно же!
Майкл терпеливо вздохнул, снял мотоциклетную куртку, рывком через голову стащил футболку.
– Ты что делаешь? – опешил Джеймс.
Майкл завернул ледяной пакет в футболку, приложил к щеке:
– Держи. Нормалёк?
Джеймс моргнул, потянулся к лицу и накрыл его ладонь, явно уже плохо соображая, что творит. Хрипло кашлянул – видимо, в знак согласия.
– Во, так и держи, – невозмутимо сказал Майкл.
Пальцы у Джеймса дрожали, вряд ли он сейчас удержал бы даже мороженое. Он смотрел Майклу в глаза, машинально кусая губы.
– Ну, чё зыришь? – неловко спросил тот, повёл голыми плечами. – Проверенное средство, я так сто раз делал.
Джеймс молчал, глаза были растерянными. Майклу казалось, что несчастная кукуруза сейчас расплавится под ладонью. Ему самому бы не помешало приложить куда-нибудь что-нибудь холодное. Желательно – к голове.
До Кенсингтона добрались через полчаса. Майкл остановился у кованых ворот с табличкой «16». Через невысокий забор был виден просторный двухэтажный дом. В окнах горел свет, по шторам скользили тени.
– Кучеряво живёшь, – одобрительно сказал Майкл. – Давай, вали. Накати с утра аспиринчику, чтоб голова не болела.
Джеймс привалился к нему, чтобы перекинуть ногу через седло. Волосы мазнули Майкла по лицу – как шёлковой лентой по губам прошлись.
– Спасибо, что подвёз.
– На хер иди уже, – грубовато ответил тот. – Не снял котёнка с дерева – считай, день прожил зря.
Джеймс дошёл до калитки, набрал код, обернулся:
– Слушай, – он бледно улыбнулся, держась за прутья решётки. – Я не помню, как тебя зовут?
– М’йкл, – буркнул тот, уводя глаза на дорогу. В груди было горячо. Прежде чем Джеймс успел сказать ещё что-то, он выкрутил газ и рванул с места, вспарывая ночную тишину рёвом двигателя.
 
03
 
Майкл давно уже перерос свой скрипучий диван. Если бы не старые лысые покрышки, накрытые куском фанеры, ноги торчали бы над полом на целый фут.
 
Солнце шпарило в просвет между занавесками, высвечивая серые полосатые обои и журнальные постеры, пришпиленные к стене чем под руку попадётся: кнопками, булавками, скотчем, жвачкой. Там был портрет Кэри Маллиган, вырезка из журнала с Кирой Найтли, фото легендарного Майка Хэйлвуда, листовки прошлых и будущих мотогонок. Между ними вразнобой висели награды – три золотых и две серебряных медали на широких шёлковых лентах, дюжина дипломов в рамках под стеклом.
Майкл перевернулся на спину, сонно вздохнул, просыпаясь. Утренний стояк прижимался к животу, приподнимая резинку трусов. Майкл сунул руку под одеяло, лениво погладил напряжённый ствол, не открывая глаз. Мысли сами потянулись к Саре.
Красивая, конечно. Фигуристая блондинка – задница, как по лекалу вычерчена, грудь торчком, на талию руки сами ложатся. Целуется так, что дураку ясно – не скромница. Вот только на поцелуях вчера всё и закончилось, потому что Купидончику приспичило влезть и обломать намечающийся секс.
Думать о Саре было приятно, но энтузиазм не просыпался. Всё-таки слишком фигуристая, вот ей бы грудь меньше на два размера, бёдра поуже… Майкла заводили девчонки невысокие, тонкие, темноволосые, а если ещё и с короткой стрижкой – то вообще отпад. Сара была им полной противоположностью: высокая блондинка с полными бёдрами, мягкая везде, за что ни возьмись.
Майкл рассеянно перебирал в памяти лица вчерашних гостей, машинально поглаживая член. Та миниатюрная мулаточка была очень даже неплоха. И рыженькая с короткой стрижкой – как там её, Таис? Кажется, была ещё какая-то отпадная брюнетка…
Кто-то точно был, потому что Майкл вчера вернулся домой, охреневший от возбуждения, но с чем его связать, было неясно. Может, поцелуи с Сарой были виной, а может, тесные джинсы.
Вот интересно, кстати, как Купидончик продержался с ней полгода?.. По нему не скажешь, что резвый. Хотя кто его знает, может, у него полно скрытых талантов. Может, отсасывает хорошо. То есть не отсасывает, конечно, а наоборот. Ну, не совсем наоборот, а вот это, что с девчонками делают.
На самом деле и правда было любопытно, что там Сара в нём разглядела. Они же вместе как две девчонки должны смотреться. Особенно если Купидончика в юбку нарядить. Майкл представил и аж залюбовался. Вот был бы девкой – чёрта с два бы Майкл его вчера за спасибо до дома довёз. А может, и вообще домой не повёз бы – ночи-то тёплые, можно пошляться где-нибудь до утра, хоть по улицам, хоть по набережной, а в пять часов, как светать начнёт, поехать на Примроуз-Хилл и оттуда смотреть, как просыпается город.
Надо спросить, может, у него сестра есть?.. Главное, чтоб такая же. И чтоб не младше, ну, чтоб ей не пятнадцать было, а то это ж ёбнуться можно будет – ходи за ними обоими и слюни подбирай, а руки тянуть нельзя.
Волосы у Купидончика вчера пахли какой-то приятной хренью, то ли цветочками, то ли индийскими благовониями из тех, что продаются в разноцветных жестяных коробочках. Ставишь такую пирамидку, поджигаешь, а от неё струится сладкий дымок. Купидончик наверняка любит эти штуки, раз от него так пахнет.
Смешно оказалось, что он губы не красит – они сами такие яркие. Наверняка ведь дразнят все кому не лень. А он и врезать толком никому не может. Ну ладно, пару раз может, конечно, но толку-то? Он же лёгкий, как воробей, его пальцем ткни – улетит на хрен.
Зато глаза красивые. Это уж Майкл вчера как следует рассмотрел, пока стоял как дурак с этой кукурузой, а Купидончик на его голые плечи пялился. Завидовал наверняка. Сам-то тонкий.
Плечи у Майкла были в шрамах. Не так чтоб сплошь, конечно, но жизнь следы оставила – где на гонках навернулся так, что руку спицей насквозь пропорол, где кастетом по рёбрам получил, где кость сломал неудачно. Что-то само заживало, как на собаке, что-то штопать пришлось. Майкл не стеснялся и не красовался: жизнь есть жизнь, чё тут сделаешь.