Игроки и жертвы (СИ)

Мне захотелось смеяться и плакать одновременно. А еще лучше – пойти и повеситься.
- Илона, идите вместе с Киром на хер! Он так прошелся по моей жизни… что….
- Агата, - в ее голосе постыдной жалости не было. – То, что он сделал – за гранью вообще. Я это знаю и понимаю.
- Ты знала, да? – перебила я ее.
- Узнала три недели назад, после приема, когда его к стенке прижала. Он вынужден был сказать. Признаюсь, первое, что хотела сделать – разорвать договор и послать его к хуям.
- Почему ж не послала? – с горечью спросила я, закрывая воспаленные глаза.
Илона вздохнула, на мгновение поколебавшись.
— Потому что я дала ему слово, Агата, — её голос стал почти шёпотом, едва уловимым в тишине комнаты. — Когда-то он вытащил меня из такого дерьма, какого ты себе и представить не можешь. Вынес на своих плечах, когда все остальные отвернулись. И знаешь что? Он такой — с тех пор как я его знаю, у него своя, чёртова мораль.
- Мораль, Илон? Мораль? – я почти кричала на нее, - это, сука, мораль такая: изнасиловать, пользуясь ситуацией, а потом еще и в грязь втоптать?
- Не ори, если не хочешь, чтобы дочь узнала много новых слов!
- Ты перед ней как сапожник материлась, одним больше одним меньше, похер уже!
Илона вздохнула, отведя взгляд, будто не в силах выдержать моё презрение. На мгновение её лицо, всегда сильное и собранное, дрогнуло, но она быстро вернула себе контроль, пытаясь подойти ко всему холодно, расчётливо.
- Ладно, - терпеливо продолжила она, потирая переносицу. – Можешь поорать, если легче станет, можешь потом его даже избить – я подержу. Но сейчас услышь меня, Агата. Вы оба влетели в говнище. Не просто в говнище, а в феерическое говно! Ему грозит хлебать баланду где-нибудь в местах не столь отдаленных, а тебе…. Административный штраф за занятие проституцией от 1500 до 2000 рублей. Хороший расклад, да?
Я застыла, чувствуя, как её слова впиваются в меня словно ледяные осколки. В голове не укладывалось, что ситуация могла настолько выйти из-под контроля.
— Проституцией? — я почти прошипела, сквозь зубы, не веря собственным ушам. — Ты хоть понимаешь, как это звучит? Я и проституция?
- А как во всем мире называется секс за деньги, а, Агат? 20 или 25 тысяч – значение не имеет. Дорого, однако.
Слова Илоны словно обжигали, пронзали меня холодным, режущим реализмом. Я почувствовала, как жар злости и унижения заливает лицо, хотя пыталась сохранять самообладание. Всё, что она сказала, отдавало какой-то чудовищной, бездушной логикой, перед которой я была бессильна.
— Дорого, — прошипела я, почти задохнувшись от собственного голоса, — ты сейчас считаешь уместным обсуждать прайс за то, что он сделал?
— Агата, — Илона чуть помедлила, словно подбирая слова, хотя её лицо оставалось всё таким же жёстким и невозмутимым, — я пытаюсь донести до тебя реальность. В глазах прессы и всех, кто сейчас видел этот… спектакль, твоё положение — сделка, и, если мы хотим тебя защитить, нужно это признать. Не перед собой, перед законом и обществом. Чем быстрее ты примешь реальность, тем меньше будет шансов, что они обвинят тебя в чём-то большем. Агата, тем, кто вытащил это дерьмо, до тебя нет дела. Ты для них – всего лишь пешка на доске, способная сломать не карьеру – жизнь Кира. Били они по нему в первую очередь, и они и тебя выставят так, как им будет удобно. Не мы, Агата, не наша пресс-служба, они. И они жалости не знают! Им насрать на твою семью, на дочь, на больное сердце свекрови! Полоскать будут и их в том числе! Как долго удасться удержать в тайне их существование?
Меня едва не затрясло от возмущения и боли, что бурлили внутри, но Илона, казалось, не замечала. Она говорила со мной так, будто раскладывала фигуры на шахматной доске.
— А что насчёт меня, Илон? Что с моей жизнью? — спросила я, едва справляясь с комом в горле.
Она лишь устало посмотрела на меня, её лицо на мгновение смягчилось, и в голосе появилась едва заметная нотка сочувствия:
— Твоя жизнь, Агата… пока не рухнула окончательно, но держится на тонкой ниточке. Как и жизнь Кира. Хочешь ты того или нет – вы теперь зависите друг от друга полностью. Если ты подашь заявление – он попадет под уголовку. А ты…. Под штраф и полное крушение репутации, проверки полиции и опеки! Навсегда. Куда бы ты после этого не уехала.
  
Слова Илоны ударили меня с такой силой, что я буквально почувствовала, как земля уходит из-под ног. Она говорила спокойно и чётко, как человек, понимающий правила этой игры, зная её жестокие законы, а мне казалось, что я попала в водоворот, из которого нет выхода.
— Илон, — прошептала я, чувствуя, как в груди поднимается не то гнев, не то отчаяние, — ты предлагаешь мне молчать? Смириться с тем, что я — жертва, но при этом сама несу ответственность за всё это?
- Нет. Я предлагаю тебе сделать так, чтобы ты в глазах общества жертвой не выглядела. А уж как ты будешь выглядеть в собственных глазах - решать, сцуко, только тебе.
— То есть, — я попыталась вернуть себе контроль, но голос дрожал, — я должна стать кем-то, кого смогу оправдать в глазах других, а сама — с этим жить?
Она кивнула, не отводя взгляда:
— Именно так, Агата. Сделай всё, чтобы не дать этим шакалам воспользоваться твоим горем. Не позволяй им диктовать, кем тебе быть, пока не переступишь через этот кошмар. Скажу тебе откровенно, у меня нет иллюзий по поводу Кирилла, и он сам бы это подтвердил. Но ты... ты можешь выбрать, как будешь жить дальше. Ты можешь или закопаться в этом дерьме, или выплыть. Можешь напиться у меня – алкоголь я тебе выдам в неограниченном количестве, можешь лежать, заливаясь слезами, можешь жалеть себя, а можешь встать и въебать так, чтобы стекла дрожали! Киру, кстати, тоже.
Я молчала, не зная, что сказать. Внутри разлилось отвратительное чувство безысходности, без альтернативности моего положения.
- Что нужно сделать? – мне казалось я с разбегу прыгнула в ледяную воду.
- Умница. Первое: на ночной рейс до Батуми заказаны два билета – для твоей дочки и Марии. Незачем им это дерьмище видеть. Там у Кирилла дом – красивый, удобный, с полным обеспечением. Поживут пока там.
Я рот открыла и….
- Кирилл полностью обеспечит их безопасность и… - она ухмыльнулась, - комфортное пребывание. Посоветую им ни в чем себе не отказывать. Там их найти будет сложно, очень сложно!
И закрыла рот, так и не найдя слов. От одной мысли, что моя дочь и Маша окажутся в доме Кирилла, меня едва не передёрнуло. Но в то же время — без этого мой выбор был прост: они оставались бы под угрозой, втянутые в каждую грязную деталь происходящего. А там, как бы это ни было горько, была хотя бы слабая надежда на безопасность.
- Успокойся, - все же одернула хмуро, - моя дочь меру знает….
- Ну и зря! – фыркнула Илона, - Пусть платит, говнюк! Это меньшее, что он сейчас сделать может!
Я дернула головой.
- Дальше что?
- Дальше… все хуже. Сегодня вечером он приедет сюда, Агата. И вам придется работать вместе. Даже если тебя рвать от него будет.
От осознания ее правоты мне хотелось разбить окно.
- Иди… успокой семью, - тихо предложила Илона. – И постарайся отдохнуть сама… Тебе…. Нужно в ванную, на втором этаже есть запасная.
Каждое слово Илоны стучало в голове, как неумолимый приговор. Я стиснула зубы, стараясь подавить рвущийся наружу гнев, горечь, ощущение унижения. Вечер с Кириллом под одной крышей — перспектива, от которой буквально мутило, но я понимала, что отступать некуда. Молча встала и пошла наверх, едва переставляя ноги.
  
15
 
- Тихо, Аришка, дай маме поспать…. – услышала я над ухом тихий голос бабули. – Мама сильно устала.
- Я не сплю, - с трудом поднимая голову от подушки на широкой двуспальной кровати, пробормотала я. – Не сплю…. – села, потирая горящее как в лихорадке лицо рукой.
Илона и бабушка почти силой заставили меня принять ванну, где со мной случилась форменная истерика, а после я легла на пять минут на кровать, пока Мария расчесывала мои волосы – ритуал, который сохранился у нас с давних времен. И ощущая эти спокойные, мягкие касания к голове – уснула, сломленная под гнетом того кошмара, который произошел с утра.