С волками жить...(СИ)
От Авторов
Как бы далеко не шагнул в науке человек, он не сможет стать богом априори. Безрассудно пытаться вмешаться в Его промысел, высокомерно теша надежду изменить судьбу. Отец Шейна стал фанатиком собственной идеи спасти сына любой ценой. На это он положил остатки человечности и здравого смысла, мучил, вызверивал, калечил душу подростка, пока уродство не проросло в того на клеточном уровне и в подсознание, а сам профессор не стал получать удовольствие от своих экспериментов. Шейн перестал бояться боли, перестал благодарить Всевышнего за улучшения, всё чаще в спину отца устремлялся взгляд, похожий на бросок кинжала, и с дрогнувших кривящихся губ уже ни раз срывалось не только мысленное проклятие, но и словесное. Шейн перестал бояться Бога, а значит и кого-либо, наплевав на все моральные принципы. Мальчишка окреп физически, но ощущал себя внутри гнилым и изломанным — в его юном возрасте это серьёзно искалечило психику. Вика можно было привязать на уровне крови, оборотень стал целью, капризом, а уже потом средством выжить с этим жутким коктейлем в венах. Навязчивая идея поработила слабое сознание, и наконец Бойко укусил его!..
Торжество омрачилось дикой болью, снесшей последние засовы. Его ожидания не оправдались, а значит всё, ради чего он жил последнее время, было напрасным. Виновник нашёлся быстро. Дантрес. Уже мало было просто убить его, важнее стереть каждый след инкуба на этой земле. Ненависть и злоба разрослись настолько, что в роковом обороте облили чёрным ядом и без того грубо изменённые цепочки ДНК, доломав их окончательно. Шейн даже не понял, как из глаз исчезли краски, осталась серая хмарь с красными прожилками кровеносных сосудов в тех местах, где была жизнь. Он ощутил силу в руках, ставших мерзкими узловатыми лапами и холод собственных клыков в пасти. Парень промолчал, когда Леон спросил его, валяющегося ничком на постели, что происходит, Шейн затаился, как раковая опухоль, убрав старика с дороги. Бывалый волк был опутан паутиной влияния, араб не ослаблял воздействие ни на минуту, почти не отдыхая, зная, если ослабит хватку, старик его вычислит на раз. И дурачок Леший, боявшийся за свои деревья, выполнял безумные желания исчадия ада беспрекословно. Всё было бы идеально, если бы не…
Шейн был уверен: Дан последует за ним, даже умирающий, хоть в самое пекло, лишь бы отомстить, если надавить на последний рычаг, чтобы человека не стало в голове Волкова — лишить неоспоримой веры в Виктора. Леший оказался прекрасным артистом, надев на себя шкуру Бойко, жаль посмертно. Араб до сих пор помнил вкус поцелуя с ним, этот едкий горький вкус, как будто разжевал полынь. Но и этого было мало, лешак поработал на двух площадках: и напоказ инкубу, и напоказ стае. Шейн не собирался оставлять свидетелей не в том, не в этом теневом мире, всё ещё надеясь на счастливое будущее.
Леший вернётся с поля боя сюда совсем без сил и приведёт Вика, точно так же лишённого самой непоколебимой веры. Араб предвкушал увидеть это жгучее отчаяние у обоих и ненавидел их в равной степени, за слепую привязанность друг к другу. За любовь. Ей не осталось места в теле Шейна, с вытравленной душой — только пустота. Но Вика всё не было на арене, а Дан стоял напротив и выглядел опасным. План дал трещину, и под рваное дыхание демона задрожали даже несуществующие стены.
Злоба подобно кислоте выедала нутро отродья, зверь неотвратимо рвался наружу, уродуя человеческое тело, с хрустом ломались кости, складываясь заново, щёлкали суставы, и рвалась кожа. Шейн всё читал во взгляде демона: презрение, отвращение, ненависть, всем уродством отразившись в аметистовом зеркале глаз. Дан ужаснулся тому, что увидел. Но это уже не заботило Шейна, он стал тем, кто не имел ни названия, ни классификации даже в мире нечей. Сработал инстинкт самовыживания, и выродок бросился первым! Вслепую! Не ужаснувшись, что тварь, двинувшаяся навстречу, мало напоминает прежнего инкуба, да и вообще человека. Вырвался демон из слабого человеческого тела, прикрытый тенью, как плащом, ударил первый…
Теневая взвыла. От боли и выплеснутой в неё силы. Рассечённая в нескольких местах, словно лезвиями, эгидой прикрывая чудовище, так вкусно кормившее и такое схожее с ней самой. Задрожал воздух, и эхом разнёсся гул вокруг, отдаваясь на телах дрожью.
Шейн прыгнул, не думая, сшибая Дана с ног и вогнав когти тому в плечи. Будь отродье опытным бойцом: сразу било бы в грудь и горло, рвало сонную артерию и добиралось до сердца, имея шанс ослабить демона перед тенями, но Шейну советовала лишь слепая злоба. Демон потерял терпение, тварь, напавшую на него, как на равного, он и за противника-то не считал. Дав вкусить крови и лёгкой эйфории от броска, ударил сам. Шейна перевернуло в воздухе, как соломенное чучело, на серую землю пролилась из пасти первая порция густой крови. Демон нашарил стальной рукой мокрый загривок и рванул вверх, чтобы принизить взглядом заигравшееся ничтожество, переставшее быть человеком и даже не имеющее силы на полный оборот. Шейна выжрало изнутри всеми возможными формами зла, он сам запустил тьму, не осознавая последствий, но демон видел глубже иных, видел его смерть, с которой мальчишка пока был не готов смириться. Парня можно было спасти, попади Шейн в иное окружение, достучись он до сердобольной души, что встала бы на сторону несчастного пацана, если бы…
Дан высокомерно склонил голову и отбросил от себя рычащее тело, как грязную половую тряпку, доламывая ещё несколько треснувших рёбер, тело изломилось и с хрипом осело. Шейн попытался встать, упёрся узловатыми конечностями, взрывая безжизненную землю, упал кровавя ноздри, шумно выдохнув. Закатывались глаза, серая хмарь всхлипнула над своим избранником, у Шейна она не отбирала сил, лишь бережно слизывала кровь с морды слизь с исковерканного оборотом тела.
— Помоги мне! — провыл зверь, указывая когтём на застывшего, усмехающегося демона, теневая сгустилась вокруг Дантреса и тут же отпрянула. Демону уже было тесно в человеческом теле, кожа дымилась, зубы и ногти, похожие на иглы, выглядели более чем жутко, являя миру истинный образ инкуба, в котором не было ничего привлекательного. Плоть местами потемнела, вытянулась, стала непропорциональной. Шейн тянул время, считая секунды, и, когда уже было больно даже дышать… главный артист появился на сцене.
Вик тоже мало походил на разумное создание, огромный, с всклокоченной шерстью, вызверенный оборотень, рвущийся в бой и охваченный тоской, как пламенем. Вожак увидел то, что увидел не больше и не меньше, без прикрас: демона, в котором лишь по угловатым очертаниям поджарого тела и глазам, можно было узнать Дантреса, но ничего от того, кого он знал и когда-то боялся потерять. Хотя нет, этот образ уже расплывался перед глазами волка, словно слетала ширма, открыв иной, обезоруживающий вид… Шейн дико застонал, выпуская остатки сил в попытке воздействовать на вожака, став полуголым, израненным пацаном, обычным слабым мальчишкой, который смотрел умоляющими глазами и обмирал от страха, от каждого шороха. Араб мог бы не стараться, Вик и так не бросил бы его в таком состоянии. И дело вовсе не в своей крови, а в принципах, так сильно этот мальчишка напоминал его самого в юности…
Защемило потерявшееся сердце, и, приняв решение, оборотень оскалился.
На Дана…
Демон зашипел от такой наглой манипуляции, шагнул к арабу, делая едва знакомые пассы руками, словно катая из серой полумглы шар, воздух вокруг него стал густеть и обретать форму. Земля гулко завыла под ногами. Атмосфера заискрила. Не было сил на разговоры и просьбы, даже для приказа не находилось хоть капли здравого смысла. Только нечи. Только инстинкт!
Устроить подобие атомного взрыва в таком глухом пространстве значило уничтожить там всё живое, и себя в том числе. Демон был готов убить всех вокруг, готов был даже разнести в пыль тонкую дверь между мирами и впустить хаос к людям, он жаждал освободиться и для этого ему надо убрать всех, кто мешал, а после… и самого Дантреса.
— Вик, помоги! Это уже не Дан!!! — тонко закричал Шейн, протянув руку, из-за перелома конечность обвисла, а парня передёрнуло от боли. — Это он убил Якова! И Инкубов! — пацан первый понял, что смерть настигнет в любом случае, и вопрос выживания стал острее. Шейн хотел прикрыться волком, как щитом, но оборотень никак не поддавался влиянию, стоял и смотрел, переживая борьбу внутри себя, и с каждой секундой взгляд его делался всё тускнее, будто Бойко уже умирал, не сделав и шага.