С волками жить...(СИ)

====== Часть 1 ======
Вик (оборотень)
Зимой, слава богу, дом с меня ежедневно не требуют. Снега намело по самые крыши. И периодически с небес сыпало и добавляло нещадно. Каждая неделя стабильно начиналась с откапывания домиков. Дантарес ворчал, что задолбался позировать для спутника с огромной лопатой, что лыжный костюм ему не идёт, а валенки — это отстой. Много времени торчали с молодняком на свежем воздухе.
Вернее, я-то занимался, воспитывал, где-то нехило муштровал. А как молодым и борзым без дисциплины? В моих методах «по Вагнеру» садизма, конечно, почти не было. Но и добряком меня не назвали, даже огрызались и рычали. Знаю. Сам таким был.
Пашка и Лекс, присушенные ко мне близнецы, мужают на глазах. Дан исходит на коричневое вещество от досады и ревности, и слушать, дурило, не хочет, почему всё так. Альфа не должен оставлять в живых тех, кто напал на него с одним желанием — убить. Я пощадил пацанву зная, что ими двигало, кто дёргал за ниточки и выворачивал наизнанку. А моё патлатое чудо не хотело понимать. Встречал дома взвинченный, обнюхивал, морщился и бесился. Я подкидывал дровишек, злил сильнее, потом, рыча, забрасывал на плечо и тащил в постель, популярно объяснять ему, что люблю.
Люблю. Его одного. Вижу только его, и причём так ясно, что похуй на гудёж за спиной. Я же вожак, а тут такой пассаж. Пара у меня с яйцами и гонором таким, что хочется подальше его в лес за грибами сводить… и там оставить. То, что он молодняк от меня пулями отгоняет и старейшинам хамит — полбеды, так он меня засосами разукрашивает так, что они, сука, сутками сходят, хотя по идее, должны через час исчезнуть.
Но по выходным, без учёта экстренных вызовов вожака, наш дом раскаляется. Дан накладывает на меня печать за печатью, в туалет бегаю по времени. Минутой дольше — считается за побег и уклонением от супружеских обязанностей. Самому неловко. Клубок противоречий распутал слепой Яков. Однажды Дан влепился в него, не успев извиниться, попал в цепкие старческие лапы. Старик его бесцеремонно огладил и шлепком по спине толкнул в мою сторону, усмехнувшись в усы.
— Хорошая пара, твоя, только тощая больно.
Я еле успел Волкову рот залепить и утащить, чтобы Яков не узнал много интересного про свою мать и своё прошлое.
Дома Дан залез на меня, едва я задницу на диван парканул. Почему мы всегда с него начинаем мириться?! Он такими темпами скоро крякнет принимать на себя первую партию «извини». Я привычно ловлю надутые кривящиеся губы, чуть смачивая корочки языком. Вечно их кусает! Руки мои сминают поджарые полупопия. Тощая? Не замечал… Его пока ещё прохладные руки ныряют мне под футболку, а аметистовые глаза впиваются чернильным полубезумным приказом. Приспустить штаны дело нескольких секунд, рывком поставить в коленно-локтевую, чтобы ошалело вылизать промежность, оставив там литры тягучей слюны, потом смазать себя. Дан стонет. О, как же он стонет! В процессе пытки языком голос становится выше на октаву, и это я ещё не задействовал пальцы. Прощения просить бесполезно, они у меня всегда потрепанные и шершавые. Но Дана выгибает на раз, и вот уже дикие грудные стоны сносят мне и без того прохудившуюся «крышу». Теперь остаётся лишь выпустить на волю первобытного зверя и с лютой нежностью вдолбиться в любимого. Каждый раз, как в последний. Или всё-таки, что-то не то с нами? Нанизанные на крайность мы не можем друг другом насытиться, надышаться… словно только в сексе могу ему рассказать, как сильно привязан, как люблю, в особой степени нужности. Рассыпаемся на атомы, ибо глубже проникнуть нельзя. Не бывает. И всё что могу – лишь рвано дышать в мокрую от пота шею, слизывая соль.
И ещё… Я всегда настороже. С тех самых пор, как увидел, на что способен тот, кого упрятал под кожу с оберегами и охраняет мой инкуб. Ночью просыпаюсь и рассматриваю безмятежное лицо. Иногда по нему словно пробегает волна, и черты становятся резкими, хочется схватить за горло, чтобы уничтожить тварь, способную на всё. Но рука останавливается на полпути, сглатываю и вновь ложусь рядом. Дан быстро теряет тепло и вжимается в меня тут же. Обнимаю, иногда на таком взводе, что готов взвыть и укусить до крови от бессилия поменять его сущность. Я не кляну судьбу за свой выбор: души запечатлеваются задолго до рождения тела. Но Дантарес, по ходу, всех по пути ко мне растолкал. Нельзя мне от него отказываться. Нельзя оставлять из-за дурного вгрызающегося в сердце предчувствия. Дан что-то шепчет, хрен знает на каком языке, и к этому я тоже привык, хоть сначала обжигало и подбрасывало в постели. Теперь переношу как щелчок статического электричества. Ещё по коже его иногда начинают светиться татуировки-обереги, тело Дантареса холодеет и дрожит в ознобе, и тогда укутываю в себя, обернувшись мохнатым волком и терпя стальные, душащие объятия. Что мой мужик невероятно силён, я тоже, скрипя зубами, привык. Полагаю, что он даже сильнее меня, но об этом лучше не думать вовсе, иначе легко заработать комплекс неполноценности.
 
После того боя с гиенами, нам гномяра мозги выполоскал знатно. Орал так, что с ёлок половина хвои осыпалась и у местных белок начался нервный тик, обещал, что Дана на хер увезёт и закроет в изоляторе, а Салан… Тут я не выдержал… Славу спасло, что его собой закрыли инкуб и Кира, а Леон вцепился в меня сзади бульдогом, хотя по метрикам вроде волк. Названного отца сбросил, Дан сам благоразумно отошел, уж больно я убедительно зубами в его сторону клацнул… Кира обернулась и встретила в роскошной полутрансформации. Такой её бедный Варейвода не видел: кирпичей в штаны не наложил, и то хорошо. Девочки у нас в боевом виде от мальчиков особым изяществом не отличаются. Размером поменьше, а так оскал — мама, не горюй! И размером стала в полтора раза больше. Славка потом холодным литрами обливался, пока мы друг на друга огрызались. А Дан нервно ржал над ухом друга.
— Думать надо было, на кого кольцо пялить.
— Сам не лучше. И с этим зверюгой ты спишь?!
— А ты как будто с ланью!
Сцепились не хуже своих зазноб, когда пришли в себя — волков в управлении не было. Только Мирра сидела на столе с такими злющими-презлющими глазами, что Варейвода поджал несуществующий хвост.
Информации о диверсионном нападении на Салан и доносов в течение недели в Центр не поступило, а значит, это действительно было заказное нападение. Мы дали достойный отпор, продемонстрировав силу: вожак стаи и инкуб оказались не по зубам наёмникам даже с магической подкачкой, иначе как бы они так незаметно просочились через кордон. Хотя я в мистику не верил: скорее всего это были проторённые каналы сбыта живого товара от Вагнера. История с арабом тоже показалась мутной: на мне свет клином не сошёлся. Можно было отдать мальца упырям, это, конечно, фактически смерть при жизни, но можно избежать неприятных моментов в полнолуние. Но у вампиров контракты такие, что попадаешь в кабалу всем родом. Добровольными донорами для спасённого ребёнка и клана вампиров становятся все родные и близкие. Утаивать такой факт долго нельзя, крышак у отпрыска в школе или универе сорвёт — под следствие и зачистку попадёт вся семья. А регистрация новоявленного вампира — это изоляция ребёнка. Вот и выбирай, что лучше: спасение любой ценой или смирение и смерть.
Мы с Даном как-то вечером перетёрли судьбу мальчишки. То, что у него отец — сумасшедший, это не обсуждалось. Но поскольку я им не достался, а пацан был всё ещё при смерти, какой выход нашёл тот араб? Волков только у виска не покрутил:
— Тебе больше думать не о чем?
— Я просто почувствовал отчаяние отца, теряющего единственного сына.
— У него, наверняка, гарем: наклепает себе ещё.
— Я ярко видел одну женщину. Мать мальчишки умерла. Отец поклялся ей поставить парня на ноги. Не просто поклялся, на крови, своим именем.
Дана закусило, что данную клятву он не заметил, а это очень мощное наложение. Невыполнение может обернуться против всей семьи и перекинуться на потомков, особенно, если женщина…
— Так она — полукровка была?! — у Дана глаза расширяются. — Нелегалка?