Семь способов засолки душ

— Видишь, — говорит Андрей уже в машине. — Духи не зря тебя вернули.
Душа шестая
выдох первый
Староалтайск, 2005
ОБРАЩЕНИЕ
Мы, члены АООО «Родительский комитет», эксперты по проблемам сектантства, психологи, медики, журналисты, представители общественных организаций г. Староалтайска, органов государственной власти, участники Второго регионального родительского Форума 19‒20 сентября 2002 г., секция «Семья и религия» и XIII Международных семейных чтений 24‒26 марта 2005 г., заявляем об опасности, исходящей от деструктивных сект под руководством Дагаева Л.П.
Их деятельность представляет собой агрессивную экспансию, наносит вред физическому и духовному здоровью людей, провоцирует религиозно-политический экстремизм, создает угрозу семье, обществу и государству.
Обращаем особое внимание на широкое распространение шаманских центров, привлекающих аудиторию заявлениями о реабилитации наркоманов, алкоголиков, лиц без определенного места жительства и граждан, освободившихся из мест лишения свободы, а также их активной деятельности под видом антинаркотической профилактики населения. На практике такие центры представляют собой пункты по вербовке в секты новых членов, где у пациентов вырабатывается устойчивая психологическая зависимость от псевдодуховных практик. При этом данные учреждения не имеют необходимых медицинских лицензий, официально проверенных методик реабилитации, а их работа не соответствует утвержденному Министерством здравоохранения РФ положению о деятельности реабилитационных центров.
Спекулируя на наркоугрозе в Алтайском крае, деструктивные секты под видом профилактических мероприятий проводят вербовочные акции в образовательных учреждениях, не имея разрешительных документов от Министерства образования РФ.
Новосибирск, 2003
По мнению Дагаева, от влияния неверующих родственников нужно избавляться. Также следует избавляться и от детей, если они непослушны и «носят в себе злой дух».
Сам Дагаев воспитывает дочь-младшеклассницу. Нашему корреспонденту удалось с ней немного поговорить. Кажется, что девочка отстает в развитии. Учителя комментариев не дали, но родители некоторых одноклассников девочки сообщили, что в школе она появляется редко, ведет себя неадекватно, зачастую агрессивно. Дружит только с детьми из секты.
Официальные лица комментировать деятельность «Сияния» отказались.
Распознавать журналистов я научилась не сразу. Первый был похож на продавца из палатки рядом с домом. Я так и подумала, что это он.
— Вероника? Вероника Дагаева? — спросил он.
Я кивнула, перестала раскачиваться, притормозив ногами. Под качелями поднялась туча пыли. Между пальцами в босоножках заколол песок.
Сколько тебе лет, спросил журналист, и я ответила, что девять.
Дальше он спросил, кем работает мой папа. Вопрос был глупый, о чем я и сказала дяде — конечно же аватаром Великого духа, истинным гласом Высшего разума. Дядя не обиделся и кивнул. В руке он держал черный диктофон, но я тогда не знала, что это. Я подумала, что это портативное радио. На боку диктофона горела красным лампочка.
Дядя сел передо мной на корточки. Взгляд у него был очень добрый, как будто он меня давно знал. Может, он приходил к нам в гости, а я просто забыла?
— Куда обычно папа ездит? — поинтересовался он. — Где обычно он собирается с друзьями?
Иногда в лесу, ответила я, ковыряя мысом сандалии песок. Иногда на речке.
Там, где бывший санаторий, уточнил дядя.
Я пожала плечами, теребя пластырь на тыльной стороне правой ладони. Место, которое я вспомнила — тот сруб в лесу, — не был похож на санаторий, и папа запретил о нем говорить. Папины дела были громкими, как пение и крик. Липкими, остро пахнущими, как запах бензина и пота в машине, как водка, как дым можжевельника, как ручка ножа. Как крыша большого дома в глубине леса. Деревянного, с узорами на балках и покосившимся крыльцом, рядом с которым видно сплетение корней, лежащий мусор, обломки досок, чьи-то кости.
 
Дядя вытащил из нагрудного кармана фото, на нем была девушка, похожая на Лену — одну из старых папиных послушниц.
— Скажи, ты видела вот эту девушку?
— Да.
Журналист вздрогнул, бросил взгляд на диктофон и красную лампочку, которая горела.
Где ты ее видела?
Она гуляла с остальными, ответила я.
А давно ты ее видела?
Я снова пожала плечами.
Весной, сказала я через какое-то время. После Восьмого марта, мы отмечали в школе.
А кто-нибудь еще гулял с ними? Приходил домой? Может быть, какие-то мужчины?
Журналист вытащил из кармана еще фото, на нем был Китаев, только лет на десять моложе. Я хотела кивнуть, и тут заметила, что к нам через площадку несется мама: халат распахивался от широких шагов, лицо искажено гневом. Она кричала, дядя поднялся с корточек и принялся что-то объяснять, разводя руками. А мама — ну ты ее видел же, мухи не обидит, — хлестнула его ремнем. Я серьезно. Кожаным отцовским ремнем. Журналист стал угрожать, что обо всем расскажет в милиции. Мама ответила, что пусть рассказывает и заодно передает привет Александру Яковлевичу. А вечером кто-нибудь из «Сияния» зайдет к нему домой, родных проведать. После этого журналист спорить не пытался и сбежал. А я с тех пор одна на качелях не качалась.
Журналист явно был не из Староалтайска: местные к нам не приставали. Они как будто нас не замечали. То, что «Сиянием» стали интересоваться за пределами области, отца воодушевило, а многих напугало. «Нужно быть осторожнее», — слышала я однажды, когда отец и старшие наставники выпивали на кухне. Голос принадлежал Китаеву. А может, то был Широков. «Лишнее внимание нам ни к чему».
Да мы все время привлекаем внимание, так ответил отец. Объявления в газете — это что? Я несу свет и знание, мои ученики сияют, а тех, кто сияет, никто не смеет трогать. Никто на свете.
Меня за разговор с журналистом не наказали. Никто не смел поднимать на меня руку, даже мама. В тот день она просто посмотрела на меня, как будто я точный надежный инструмент, который вдруг сломался. Долго говорила с духами на кухне, просила защитить меня. Мама всегда так делала, когда думала, что ее никто не слышит и не видит.
Как-то раз я заглянула во время молитвы на кухню. На табуретках рядом с мамой сидели две бабушки, плотные, невысокие, в халатах и цветных платках. Они поглаживали маму по спине серыми пальцами. Одна обернулась ко мне. Ее глазницы были пустыми и сухими, как лесные дупла. После этого я никогда не заходила к маме, когда та говорила с духами. Запиралась в маленькой комнате, и проезжающие под окном машины рычали, как огромные псы с желтыми глазами.
выдох второй
Староалтайск украшен флагами — День города, вспоминает Ника. В ближайшем продуктовом многолюдно: пятница, вечер. Она берет большую пачку чая, задерживается в хозяйственном отделе, у полки с дешевой косметикой и компактными пудрами по триста рублей. Их золотистые упаковки похожи на плоские камушки с речного дна. Ника касается бархатистой поверхности, на пальце остается рыжий след. Цвет совсем не ее, но купить все равно хочется.
Заметив пристальный взгляд мужчины у полок с туалетной бумагой, Ника натягивает перчатку и торопится на кассу. Уже по дороге ругает себя: нашла кого смущаться, мужика в полосатой шапочке.
Что за ней следят, Ника понимает лишь у своего двора. Шагах в десяти идет тот самый мужчина в смешной полосатой шапочке и расстегнутой кожанке не по погоде.
— Вероника? — спрашивает он.
— Елизавета, — отвечает Ника. — А вы кто?
— Меня зовут Юрий, я из журнала «Алтайские новости».
— Не слышала о таком.
— Мы выходим только онлайн. Но у нас популярный телеграм-канал, мы быстро развиваемся.
— Не сомневаюсь.
— Скажите, вы здесь живете?
Ника перебирает в кармане ключи в поисках брелока от домофона. Голова болит ужасно, спазмы накатывают волнами.