О чём молчат ведьмы (СИ)

Позвонил Стас, и пирог тут же был позабыт, как и всё остальное. Растворилось всё, только что ласкавшее девушку и доставлявшее удовольствие, — запах печёной рыбы, яркое море, тёплый ветер…
Стас предложил Стасе покататься завтра на яхте. И она не могла дождаться этого чудесного завтра. Перечистила кастрюли, переписала набело пару текстов, но стрелки часов двигались медленно, словно заговорённые. Бабуля качала головой, глядя на Стасину маету. Внучка слонялась по дому и поминутно вздыхала. Только бабушкин чай с травами хоть как-то успокоил Стасю, благодаря чему ей удалось уснуть после полуночи.
…Они встретились рано, когда зелень была ещё мокрой от росы, но над шоссе уже висело дымное марево миражей горячего дня, а тень деревьев, под которыми проезжала машина, не дарила прохлады.
Только когда дорога вырвалась к морю, задуло свежим ветром. Он ласково коснулся их лиц, взъерошил волосы, но тут же нагрелся на горячем капоте автомобиля.
Потом они долго ехали вдоль побережья до клуба, где у пристани их поджидала небольшая аккуратная яхта. И пристань была новенькая, пахнущая свежими досками, и яхта — беленькая, хорошенькая, такая, какой себе и представляла Стася.
Сначала Стас ставил паруса. Стася села на скамеечку, которую он называл кокпитом, и с восхищением наблюдала, как он проворно управляется с парусами и снастями. Стас напоминал ей сосредоточенное грациозное животное на охоте. Каждое движение было изящным и выверенным. Лицо — собранным и одухотворённым. Он постоянно смахивал длинную светлую чёлку с нахмуренного лба и щурился, принимая решения.
Когда Стас ловко вывел яхту из бухты, Стася звонко зааплодировала. А он только улыбнулся ей, воодушевлённо вдохнув свежий морской воздух. Парень попал в свою стихию. Здесь ему было хорошо и привольно.
Сначала Стас показывал девушке побережье. Они доплыли до Чёрных скал, с которых свешивались старые кривые сосны, и было совершенно непонятно, как они там, среди камней, держатся. А потом Станислав повернул яхту к маленькому необитаемому островку. У самого берега парень бросил якорь и позвал Стасю купаться.
Раздевшись, они прыгнули в воду, отчего подняли большие фонтаны брызг, и поплыли наперегонки до камня, торчавшего из воды. Стася смеялась и не могла плыть быстро, поэтому Стас ловко догнал её, закружил, вспенил воду вокруг и нырнул. Стася нырнула вслед за ним и открыла глаза. Их кожа в воде светилась от мелких пузырьков воздуха. На лице Стаса играли блики солнечных лучей, мягко преломлявшиеся через воду, волосы колыхались, словно водоросли, и она увидела, как он чётко одними губами сказал: «Я люблю тебя». Она ответила: «Я тоже». И вынырнула, вдыхая с воздухом невообразимое необъятное счастье. Оно было видимым, искрящимся, переливающимся вокруг всего радужными отсветами.
Потом они лежали на маленьком пляже островка и загорали. Стася погружала руки поглубже в песок, где он был прохладным, и, приподнимая горсти, наслаждалась тем, как он медленно сыплется между пальцами.
Стас склонился над ней. Она открыла глаза и сквозь мокрые ресницы смотрела на его лицо, которое было близко-близко, так, что она чувствовала, как от него пахнет апельсинами.
— Ты заслонил мне солнце, — ласково сказала она и погладила его по спине, — заслонил мне солнце… И весь мир…
— Это плохо? Что я заслонил весь мир? — спросил Станислав и наклонился ещё ближе, почти коснувшись своими губами её губ.
— Не знаю. Наверное, хорошо. Но только если всё рухнет, у меня не останется мира, — проговорила Стася.
Вместо ответа он поцеловал её.
…Когда они возвращались в Медовую бухту, обгоревшие, но переполненные счастьем, Стася сказала:
— Это был самый счастливый день лета!
— У нас будет ещё много таких дней, — пообещал Станислав.
«Да, — подумала Стася, — у нас ещё вся жизнь впереди!» И от волнения покрылась мурашками…
Только дома за ужином со Старой Ксенией Стася обнаружила, что потеряла кулон с чайкой и жемчужинкой.
— Не расстраивайся ты так, — утешала её бабушка, — море дало, море взяло.
 
Перед сном она написала об этом Стасу, и он пообещал, что купит ей подвеску ещё лучше и ещё красивее. «Не надо», — отвечала Стася, улыбаясь.
Она откинулась на подушки, с наслаждением потянулась, чувствуя обгоревшие плечи и спину, которым было приятно касание прохладных простыней. Закрыла глаза и перед ней снова встало лицо Станислава. И уже не покидало её до утра. Она прижалась к нему щекой, подумала, что долго не заснёт от жаркой ноющей боли на коже, и тут же, убаюканная длинным днём, утомлённая впечатлениями, провалилась в глубокий сон…
…С утра Стася, нарядившись, отправилась к Лесным ведьмам. Те уже вернулись из пещеры. Лидия с Урсулой собирались на праздник, а Висия пила кофе на веранде. Она предложила Стасе:
— Хочешь, тебе тоже налью, а потом погадаем на гуще?
— Давай! — обрадовалась Стася.
Они чинно сели рядышком и стали медленно, мелкими глоточками пить чёрное варево Висии, которое та называла кофе. Опустошив кружечки, закрыли их блюдцами и перевернули. Потом начали разглядывать замысловатые рисунки.
— Смотри, у меня дорога, — сказала Висия, указывая ноготком на петляющий путь из кофейных остатков. — А что у тебя?
— Не пойму, то ли холм с крестом, то ли цепочка с крестиком… — рассуждала Стася, вглядываясь в свою чашку.
Висия посмотрела и сказала:
— Крест — нехороший знак… Больше похоже на холмик и дерево. А это — к счастью.
Урсула же, заглянув в Стасину чашку, пробормотала еле слышно:
— Вижу и то, и другое…
Но тут на крыльцо вышла Лидия, и они вчетвером отправились в Священную рощу.
Это было красивое светлое место, заросшее старыми берёзами с потрескавшейся белой корой, под которой обнажалось их угольное нутро. У корней одного из деревьев лежал старый жернов. Его использовали как кострище.
Ведьмы разожгли огонь, яркими померанцевыми лентами взвившийся к небу. Женщины приносили дары лесу, бросая в костёр тра́вы, которые он молниеносно пожирал, превращая в хрупкие алые прутики, рассыпа́вшиеся искрами от одного дуновения ветра.
Позже ведьмы гадали по рунам и плели венки из лесных цветов, росших здесь же рядом, в овраге.
Когда солнце начало жмурить глаза и в мире стало темнеть, ведьмы отправились к реке. Петляя среди деревьев, в конце своего пути она вырывалась на свободу в море. В удобном месте ведьмы спустились до самой тёмной её воды. Река медленно бурлила, извиваясь у их ног. Лидия брала каждый венок и читала заклинание на старинном языке. Это был забытый язык жизни, он звучал словно карканье, звериное завывание и птичий свист. Потом Лидия отдавала венок владелице. Один венок — одно желание. Стася сплела для себя два.
— Что ты просишь у духов? — тихо спросила, нагнувшись к девушке, Урсула.
— Любви прошу счастливой, — замерев, ответила Стася, — и ещё… найти слова и достучаться до матери. Чтобы она меня поняла!
Девушка взяла свои венки и опустила их в воду, подтолкнув рукой от берега. Вода зажурчала вокруг них, закружила и понесла полученный дар.
— Ну, теперь следи, — если не утонет венок, то всё исполнится, — сказала Висия.
Оба Стасиных венка накрыла волна, и они исчезли из виду. Девушка обомлела, сердце её упало в пятки. Но река пожалела её: прошёл миг и мокрые венки всё же всплыли, упрямо двинувшись навстречу морю.
— Хоть и через трудности, но получишь ты своё, — кивнула Лидия.
Ведьмы собрались в обратный путь. В тихих сумерках они медленно шли по хвойному лесу, который казался торжественным и печальным из-за островерхих елей, застывших в скорбном молчании. Где-то заухала сова. У Стаси тревожно заныло сердце, и она поспешила догнать подруг, от которых, задумавшись, подотстала.
 
Девушка прислушалась к мирному разговору Урсулы с Висией и сразу успокоилась. Те говорили о слабостях.
— Стасенька, а ты знаешь, какое самое слабое место в человеческой душе? — неожиданно спросила её Лидия.
— Любовь, наверное, — подумав, ответила Стася.