Вперед в прошлое 9 (СИ)

— Спасибо. — Нааташка смотрела на вафли с таким видом, словно ожидала от них какой-то подлости.
Мама отправилась провожать Алексеича, и ее долго не было, а я гадал, что там у них, ведь раньше он к нам в гости не хаживал, а теперь — давайте чай попьем, поговорим. Точно почву для интервенции готовит.
Для мамы это вроде как неплохо, у нее появится мужчина, способный защитить и позаботится о ней. А для нас — просто вилы: чужой мужчина с нами на сорока квадратах квартиры со смежными комнатами — мечта просто. К тому же у нас свой уклад, у него свой, мы по-любому будем конфликтовать, и этот конфликт может разгореться до небес. Особенно, когда Наташку выселят на кухню. Или, когда Боря захочет смотреть боевик, а Алексеич — футбол или что он там любит.
В итоге, как бы ни было все гладко и красиво у них с мамой, все разрушится из-за нас. Я-то понятливый, могу потерпеть или промолчать, а Боря и Натка терпеть не будут. «Ты кто такой, чтобы в моем доме порядки наводить?» — самая частая и вполне обоснованная претензия к отчиму.
Умный мужчина не станет к нам селиться, понимая, чем это грозит. Мужчина развитый, даже если поселится, не станет лезть в дела чужих взрослых детей и поучать их. Может, конечно, мне показалось, но Алексеич не оставил впечатление умного человека.
Видя, что мама успокоилась, выслушав, что завтра же она напишет заявление на увольнение, я попросил ее присутствовать при вручении задатка Надежде и намекнул, что покупаю землю в Проезде Липовом. Мама голову руками сжала и воскликнула:
— С ума сошел? То дача, теперь, вот, земля. Зачем тебе?
— Если у тебя все будет хорошо, скоро узнаешь, — улыбнулся я. — Нам тесно здесь.
Прошлый я не знал, как бывает и должно быть, просто чувствовал дискомфорт в тесноте. Но благодаря памяти взрослого ощутил, что такое своя хорошая квартира с новым ремонтом. Она являлась мне во сне — белоснежные стены, ровная красивая плитка в ванной и на полу, изящная мебель, просторная кухня с гостиной, гарнитур с подсветкой, белая ванна с ручками…
И мама, и брат с сестрой должны ощутить, как это — жить по-человечески, иметь по собственной закрывающейся на ключ комнате. Или, если Алексеич таки переедет сюда, мы переселимся урезанным составом. Наташка, возможно, летом уедет в Москву, но что-то рвения за ней я не замечал.
Будто предчувствуя свою судьбу, Наташка весь вечер молчала, кусала губу и поглядывала на меня, не желая говорить при Боре.
Когда он перекочевал в зал и прилип к телевизору, сестра захлопнула дверь в кухню и выдала:
— Похоже, придется переезжать к Андрею.
Я сделал вид, что не понял причину ее беспокойства.
— Почему?
— Потому что этот к нам намылился — задницей чую. — Она сжала голову руками и выдала неожиданно взрослую мысль: — Я, конечно, рада, что у мамы все хорошо, желаю ей счастья и все такое. Но как она будет жить? Т***аться они как будут, когда вы за стенкой?
— Ты права, — кивнул я. — Будем надеяться на их благоразумие.
Сестра закатила глаза и выдохнула:
— Да какое там благоразумие? Он тупой, как валенок! — Она постучала костяшками по столу. — Просто животное! Да, понимаю, мама у нас тоже не профессор, но он — просто за гранью тупизны.
— Ну, если бы было так, он уже переехал бы. Может, никуда он не намылился? Просто приехал маму поддержать. — Я накрыл руки сестры ладонями. — Рано паниковать.
  
Глава 19
 
Почти член семьи
 
Слова Наташки, что мамин возлюбленный тупой, как валенок, меня насторожили. Ну да, простой работяга, но клиника вроде не просматривается. Наверное, Натка преувеличивает, как обычно.
Весь вечер мы провели в напряжении, ожидая, что мама соберет нас за столом и поставит перед фактом, что отчим будет жить с нами, но она молчала, как и не стала раскрывать причины визита Василия Алексеевича. Правда, такой довольной я давно ее не видел.
Утро тоже сюрпризов не принесло, за исключением одного: когда я обувался и собирался в школу, позвонил Игорь-боксер и попросился на тренировку. Я дал добро и поинтересовался, все ли у него в порядке. Жаловаться он не стал, а я понял, что все не в порядке. Пока он в интернате, его жизнь — бой, выживание среди агрессивных животных, которые видят в развитом парне чужака, выродка. Жаль Игоря, но поселить его некуда, и надежды, что найдется отец, тоже нет. Скорее всего, его уже где-то закопали, иначе он нашел бы способ связаться с сыном.
Сегодня намечался очередной нервный день, дача задатка, вечером — тренировка.
Уходя в школу, в дверях я столкнулся с Василием Алексеевичем, который, будто оправдываясь, пробормотал:
— Вот, заехал за Олей… Надо же увольняться ей… Прикрою.
Наташка и Боря промолчали, а я сказал:
— Огромное вам спасибо за заботу о маме!
Будущий отчим сразу же воспрянул, расправил плечи, усы его задвигались. Выпустив нас из квартиры, он вошел и принялся разуваться.
Его бордовая «Волга» припарковалась на месте, где стоял «Запорожец» покойного Стрельцова, уперлась носом в кладбищенский венок с фотографией деда — молодого, бравого, улыбчивого.
Как же много в последнее время смертей!
Погода наладилась, и мы опять стали собираться у шелковицы за десять минут до уроков. Раньше наша группа так заручались поддержкой друг друга, набиралась сил, чтобы противостоять всему миру, теперь же это перешло в разряд добрых традиций, как и ежедневный полдник в школьной столовой.
Так из преследуемых мы превратились в правящий класс, и сразу в школе стало легче дышать.
Первыми на место встречи пришли мы, потом приехали Димоны, Памфилов, Мановар и Меликов, параллельно к школе направилась по тротуару толпа из Верхней Николаевки: и ученики, и учителя. Прошли Кариночка и Вера Ивановна, которая, лишившись дома, жила во времянке богатой географички.
Подтянулись Илья и Ян, чуть позже — Лихолетова. Увидев вдалеке спешащих к нам Алису и Гаечку, мы медленно направились к школе.
Девчонки настигли нас только в школьном дворе.
— Стойте! — крикнула Гаечка таким тоном, словно кто-то тонул, и надо было срочно спасать.
Естественно, все замерли и повернули головы. Размахивая руками, Саша подбежала к нам, спросила, тяжело дыша:
— Вы знаете, да?
— С Карасем плохо? — предположил Илья.
— Опять кто-то умер? — свел брови у переносицы Борис.
— Вера Ивановна! — выпалила Саша.
По моей спине прокатился холодок, но быстро схлынул, и Меликов озвучил то, что я недавно видел:
— Умерла? Бред, я с ней в автобусе ехал.
Гаечка помотала головой.
— Не умерла! Она отрабатывает последние дни и уезжает на север, — сказала Саша похоронным голосом.
— Откуда знаешь? — прищурилась Лихолетова.
— Стих сочинила, ей показала. Разговорились…
В отличие от других учителей, Вера Ивановна дружила с учениками и не отказывала им в советах. Одиннадцатиклассники, у которых она была классной руководительницей, часто ходили к ней домой и делились тем, чем не могли поделиться с родителями. Гаечкина соседка по парте, Аня Ниженко, которую выгнали из дома, у нее жила, пока Верочка изыскивала связи и средства, чтобы бедолаге сделали аборт — это было в той, неслучившейся реальности.
— Каринка ее обижает? — воскликнула Лихолетова.
— Да нет, просто загрустила наша Верочка, потеряв жилье, — вздохнула Гаечка. — Надо ее отговорить, а то вернут Джусиху или поставят какую-нибудь новую дуру.
— Да, — прогудел Чабанов. — Самая классная училка.
— Согласен, — подвел итог Илья. — Надо придумать, как сделать так, чтобы Верочка осталась…
Звонок застал нас на улице, и мы всей толпой рванули в раздевалку, условившись поговорить об этом в столовой на большой перемене. Я снова и снова ловил себя на ощущении, будто в душе натянулась струна и вот-вот оборвется. Однозначно, Веру надо остановить.
Два урока я думал об этом, как и о том, что сегодня надо наконец отправить деду письмо с фотографиями разрушений и статьей про ураган, позвонить ему, московским парням, особенно — Алексу, у отца которого наверняка есть связи. Поднять проблему, рассказать, что люди остались без крова, и никто ничего не делает. Но прежде надо побеседовать с Верой Ивановной, узнать, какую ей обещают компенсацию, дабы не сыпать обвинениями голословно.