Похищенная (СИ)

– Я хорошо плаваю.
Надо же!
Она еще и дерзкая!
Вон как подбородок гордо вздернула!
Охренеть!
Хотя нет. Реально, похоже, расклада не понимает до конца. Не сечет. Где и с кем оказалась. Иначе бы притихла. Слова бы из себя не выдавила бы.
– В ледяной воде?
Сжимаю ее плечи.
Точно. Ей бы очень не помешало охладиться.
Конкретно так. По-настоящему. Чтоб ума добавилось.
– У тебя бы, дурында, судорогой бы сразу же ноги свело. Вся бы заледенела. Камнем бы на хрен ко дну пошла!
Встряхиваю, чтоб доходчевее было.
– И куда бы ты уплыла, м? В открытое море? Долго бы плескалась, ледяная русалка?
Блядь. Я злюсь. Я давно так не злился. Разве что когда узнал, что Регину выкрали сволочи!
– Я очень хорошо плаваю!
Надо же. Еще выше подбородок дергает. Смелая пигалица какая!
– Ты хоть понимаешь, где мы? Куда бы поплыла? Дура!
Съездить таки надо по этому хорошенькому личику. Без капли мозгов. Совсем.
Море – полбеды. Но мне еще и дерзить? Или это от страха у нее мозги отключились?
– Я еще и стреляю хорошо! Это так. К сведенью. Чтобы ты знал.
Охренеть.
Это она что?
Мне сейчас угрожает?
– Тебе точно надо охладиться, - отшвыриваю ее на постель, прижимая за живот.
Прочно фиксирую руки наручниками к металлической балке над кроватью.
– Не дергайся!
Ловлю затрепыхавшиеся ноги, проделывая с ними тоже самое.
Распахнутая.
Абсолютно обнаженная.
Трусики ее, как помню, еще в спальне Влада улетели на хрен.
А я и распробовать тогда не успел!
Но ничего!
У нас еще будет время.
Пиздец, как много времени у нас с этой крошкой еще будет!
– Не вырывайся, - хриплю, склоняясь к самым губам.
Полыхает огнем. Глаза ведьмачьи так и прожигают. Насквозь.
– А то синяков себе наставишь.
Отхожу на пару шагов.
Любуюсь.
Дергается. Молнии пускает. Руки крепко в кулаки сжаты.
Усмехаюсь.
Недолго ты, малышка, трепыхаться будешь. Очень очень скоро станешь послушной и покладистой. Сама будешь передо мной на колени становиться. Умолять, чтобы я горлышко твое жесткими толчками члена осчастливил!
Глава 10
Отворачиваюсь к бару, наливая себе полный стакан виски.
Вытаскиваю из маленького холодильника кубики льда.
– Вот так, - подхожу к распростертому белоснежному телу.
Чуть капаю на живот.
Золотая жидкость струйкой расплывается , стекает к пупку. Плоский упругий живот сжимается. Бляяяядь.
А как сожмется вокруг моего члена, когда меня примет?
Наклоняюсь.
Слизываю огненный напиток. Всасываю пропитавшуюся им кожу.
– Ттыыыы…. Ты насильник, - слышу ее хриплый выдох.
Улыбаюсь в ее живот, прикусывая чуть покрасневшую кожу.
О нет.
Ты, детка, еще много не знаешь!
– Правда?
Вклиниваюсь ногой между распахнутых бедер. Снова почти валюсь на нее. Нависаю .
Облизываю кубик льда, вытаскивая его из стакана.
Медленно, бесконечно медленно провожу по соску, который становится напряженным, заостряется, твердеет под ледышкой.
Не отводя взгляда от ее уже начавших подергиваться дымкой глаз.
Чуть царапну краем, и прижимаю снова, охлаждая.
Обвожу вокруг соска и возвращаюсь к самой вершинке.
Ногой ощущая, как начинает детка между ног подрагивать. Как наполняется влагой.
– Ты омерзителен, - хрипит на сбившимся дыхании.
Наклоняюсь.
Не удерживаюсь. Сминаю приоткрытые вишневые губы.
Бля… Какой же пьяный этот ее стон.
Сопротивляется. Бороться пытается. Губы сжимает.
А я тараню. Пробиваюсь. Глубоко. Бью языком до самого неба. Прямо в него ударяю. Яростно. Жестко. Раз за разом.
Пока не обмякает. Не поддается, признав своего хозяина.
Распахивает ротик. Податливо. Повержено.
Одним дыханием ее рваным, одними глазами, теперь пьяными донельзя, самому опьянеть, окончательно сорваться, можно.
– Ты моя, Алиса, - ударяю хрипом прямо в ее рот. Чтоб в горло это понимание протолкнуть. Чтобы на подклеточном уровне в нее впечаталось.
– Вся моя. Полностью. Насквозь.
Скольжу новой льдинкой ниже.
Отрываюсь от губ, опускаясь зубами по белоснежной шейке.
Прикусываю, тут же накрывая губами красные бороздки на белой коже от моих зубов.
 
Вся. Вся охренительная. Везде.
Будоражит так, как будто я женщины никогда не чувствовал под руками.
Опускаюсь ниже.
Не прикасаюсь, – пью ее кожу. Ее запах охрененный. Дурманный. Ведьмовской.
– Скажи…
Провожу в ложбинке между грудей кубиком льда. Снова обвожу соски, тут же с силой втягивая их губами.
Лед и жар.
Она полыхает с каждым выдохом. С каждым прикосновением.
До одури. До сорванных катушек чувствительная.
Тело струной выгибается под моим.
Так выгибается, что сейчас звенеть начнет.
А у меня в ушах уже давно все гулом.
Член дергается, как ненормальный.
Смотрю на ее соски. Как каменными становятся, острыми камушками, заостряясь и вверх подпрыгивая. И чувствую губами, как твердеют еще сильнее, когда их терзаю. Прикусываю и втягиваю на полную мощность, зализывая и снова отпуская, чтобы прижать к ним лед…
– Скажи, как ты хочешь, чтобы я тебя взял. Трахнул. Скажи, как сильно хочешь принадлежать мне.
Член уже вонзается в живот. Разорвет сейчас на хрен кожу. Дергается, как озверелый. От каждого ее нового вздоха.
От того, как судорожно сжимает пальцы и пытается сдвинуть ноги. Судорожно пытается. Сжаться стеночками, складочками уже хочет. Хочет так, что невмоготу.
Дурман. Дурман, а не женщина.
Я же сейчас наброшусь.
Я же просто сейчас сожру!
– Нет, - выдыхает одним хрипом.
И губы судорожно облизывает.
– Что?
Почти падаю на нее, дергая бедра на себя.
Прямо в промежность озверелым членом упираюсь.
Сейчас протараню.
Сейчас сквозь штаны на хрен ее возьму. Все дымиться. Все в пламя превращается.
– Что ты сказала?
Размазываю с нажимом припухшие от моего напора нижнии губы.
Мне, видно, послышалось. Она же еле говорит уже от возбуждения.
– Нет, - хрипит, распахивая свои глазища. Прямо у моих глаз. Ресницами чуть не сплетаемся.
Пронзает черным углем. Прокалывает. Будто не я в нее войти собираюсь, а она – в меня, глазищами этими вдалбливается.
– Неправильный ответ, - щекочу ногтем нежную шею, чуть прижимая и сползая пальцем вниз. До пышной груди, что прямо в руку ложится.
Взгляд у нее. Безумный. Пьяный. Дурманный. Уже весь поволокой задурманенный.
– Я не собираюсь сдаваться насильнику, - стонет так, как обычно выкрикивают « дааааа».
– Насильнику?
Чуть не давлюсь, наклоняясь над ней еще ниже.
Резко опускаю руку вниз.
Сминаю мокрые, дрожащие складочки. Большим пальцем припечатываю дернувшийся в ненормальном толчке клитор.
Вижу, как глаза закатывает. Как током ее простреливает. Подбрасывает на постели прямо в мою грудь, на которой все мышцы уже так напряжены от сдерживаемого желания, что, кажется, сейчас взорвутся на хрен.
– Это называется насиловать?
Толкаю сразу два пальца внутрь.
Упругая. Узкая. Сумасшедше узкая.
Мокрая такая, что скольжу легко.
И снова. Со стоном изгибается всем телом. Глаза закатываются.
– Вот это? Так? Называется?
Вытаскиваю руку.
На пальцах блестит влага.
Запах такой дурманный, что сбивает с ног. Запах ее желания. Неумного желания.
– Пробуй. Как ты не хочешь.
Провожу пальцами по ее губам.
Вся раскраснелась. Дышит так, что сердце из груди сейчас выскочит.
– Вкус. Твоего желания. Как ты меня хочешь, Алисаааааа. Я сам дурею от того, как сильно ты меня хочешь.
Все губы мокрыми становятся. Блестят. И все равно на пальцах море влаги остается.
– Хочешь до одури. Все твое тело так и просит, чтобы я в тебя вошел
– Нет!
Выкрикивает. Прямо мне в лицо.