Похищенная (СИ)

Особенно когда он пошел на страшный риск, расталкивая охранников и пойдя против влиятельного отца, которого все боятся!
Каким же бесстрашным рыцарем он мне тогда казался!
Почти Богом!
Не говоря о том, как я млела при одном взгляде на него! От каждого прикосновения!
Дура.
Боже.
Какая же я дура!
Просто изумительная идиотка!
Поверила в сказку!
В безумную, роскошную, шикарную, ослепительную сказку!
Сошла с ума!
Позволила себе быть самой собой, без всяких масок. Позволила сорваться всему, что дернулось и разлилось в груди при первом же взгляде на красавца-незнакомца в маске!
А ведь за ним скрывался хищник.
Беспощадный.
Кровожадный. Жаждущий именно моей крови!
Самый страшный из всех, которых я когда-нибудь видела!
Ну, что мешало мне просто включить мозги?
Задуматься о том, что простых людей на приемах отца не бывает!
О том, что не напрасно он знал про тайный выход. Открыл запертую вечно дверь. Отключил ток и камеры.
Продумал. Он все продумал. До мельчайшей детали.
А я…
Боже! Я тонула в глупой страсти. Сходила с ума!
Сглатываю, глядя сквозь прозрачную дверь за тем, как капли стекают по его идеальному телу.
Его член напряжен.
Торчит вверх. Даже отсюда вижу, как набухли толстые вены.
Я до сих пор схожу с ума.
Иначе почему по всем внутренностям проносится лютый ураган? Когда я это вижу?
Глаз не могу отвести. Кажется, даже не моргаю.
Он идеален.
Черт, совершенно, абсолютно идеален!
Непроизвольно облизываю губы.
Будто до сих пор ощущаю на них его вкус.
Нет, не этого издевательства, которое сейчас было.
А тот самый. Из прошлого. Вкус страсти, настоящего мужчины и крепкого виски.
Вкус, от которого так кружилась голова и так хотелось просто отдаться его власти! Стать беззащитной и такой маленькой в его огромных руках!
Слезы сами наворачиваются на глаза.
Обман.
Все обман.
Все было таким ненастоящим.
Его полыхающая страсть. Его лихорадочные, такие жадные объятия. Все было лишь частью его плана!
И, целуя меня, он думал совершенно о другом!
И это проворачивает в моей груди тысячи ножей. Боль такая, как будто меня ударили со всей силы. Сильнее, чем страх.
Наверное, еще действует та дрянь, которую мне подмешали. Иначе чем объяснить, что обида выжигает меня насквозь серной кислотой? Почему она сильнее страха перед тем, что он собирается со мной творить? Сильнее инстинкта самосохранения?
Может, потому что она просто стала последней каплей?
После всего, что было в доме отца, мне вдруг будто улыбнулось яркое солнце за тысячи хмурых и промозглых дней. Черт! Как он мог? Вот так… Со мной… Ну почему???
До крови кусаю губу, чтобы сейчас вот так по-дурацки не разреветься.
Сволочь. Руки и ноги так и оставил прикованными.
Глава 26
Ал.
Твою же мать!
Стискиваю зубы, заставляя себя оторваться от девчонки.
Просто силой воли отшвыриваю себя от такого манящего тела.
Блядь.
Она пахнет одуренно.
Пряным. Терпким. Таким, что хочется пить и не насытишься.
Вино.
Терпкое дорогое вино, вот она на что похожа. И не пригубить хочется. Глотать. Жадно. Блядь, захлебываясь. И чтоб по подбородку текло. И не напьешься.
Голову ведет. Мозги плавятся.
Сухая!
Я тут сдохнуть готов, так разрывает, а она, блядь, сухая!
Твою мать!
Сам от себя , от нее убегаю, захлопывая с треском идиотскую стеклянную дверцу душа. Как будто это может помочь. Один взгляд на нее, лежащую там, такую раскрытую, и я, блядь, выть, как собака готов.
Не смотрю.
Выкручиваю на максимум ледяную воду. Погружаюсь с головой.
А все равно краем глаза вижу, как подымаются манящие полушария ее груди. Вижу отсюда розовую сердцевинку ее складочек. До сих пор рука горит от прикосновений.
Как наркоман, подношу пальцы, которые в ней были, к лицу, и вдыхаю.
Блядь. Как же одуренно она пахнет! Хуже наркоты возбуждающей, которую, как утверждает девчонка, я ей подлил.
Это еще кто кого до одури доводит? Сама же – просто ходячий секс! Живой наркотик!
Как удержался? Как не ворвался внутрь, заставляя под моими толчками забыть всю блажь? Как не вытрахал все сопротивление?
 
И плевать, что сухая. Хоть от злости на это рычать хочется. Плевать.
Помокрела бы. Так бы потекла, что влажные шлепки и на палубе бы услышали! Мне ли не знать, как с женщинами обращаться?
Только, блядь, я же помню, как она другой со мной была.
Как сама пальцы в волосы зарывала. И шептала. Прямо в губы. Шептала лихорадочно о том, как ей хорошо.
И, блядь, я это хорошо через платье ее чувствовал. Через трусики.
Этот крышесносный аромат ее желания. Такого, от которого стонала и извивалась.
Слышал.
И, блядь, снова хочу.
Услышать. Ощутить под пальцами. Почувствовать, блядь, как дрожит каждый миллиметр ее кожи!
Вот чего хочу, а не драть на сухую.
На хрена она вообще отца своего урода вспомнила?
Еще одна причина оторвать ему яйца по кусочку.
Не заговори она о нем, все бы было.
Дрожала бы. Стонала. Сотрясалась под моими руками. Как тогда.
Но, блядь, стоило ей о нем сказать, как не сдержался. Лучше бы не напоминала о том, чья она дочь. А то ведь рядом с ней я об этом почти-то и забыл.
Блядь. Обо всем забыл.
Особенно тогда, когда в дом Влада с ней ехал.Прям захотелось плюнуть на все и свалить с ней вдвоем. На какой-нибудь очень закрытый курорт. Примерно так на месяц.
Я бы хрен ее куда-то выпустил. Так и впивался бы губами в нежную кожу. Выбивал бы эти стоны и оргазмы.
Блядь.
Не воюю я с женщинами.
Никогда!
Я бы с отцом ее поговорил. По-своему.
Очень действенно я обычно веду все переговоры.
Но Влад, а за ним и Морок с Лютым так уперлись, что другого выхода, как отступить, просто не оставалось.
Требовали оставить Грека в покое. Потому что не он организатор и зачинщик всей той лютой херни, которая у них там происходит. А назрела настоящая война. И, как я понимаю, ее самый разгар даже еще и не начался. С брата моего только первую удочку забросили, когда сестру выкрали и требовать от него чего-то начали, когда друга его лучшего, Грача, что всю столицу у них в кулаке держал, прирезали, подставив самого Влада.
Клубок у них. Клубок, блядь, ядовитых змей.
И отец Алисы для них – та ниточка, за который клубок этот распутать можно.
Не делать резких телодвижений. Следить. Наблюдать. Потихоньку раскручивать эту дрянь, чтоб столицу не взорвало и трупами на хрен не покрыло.
Так они решили.
И я не мог не отступить.
Это не моя, блядь, вотчина. Не моя территория. И права вмешиваться у меня нет. Я ведь еще пацаном уехал и никаким боком в их раскладах не замешан. Не имею права.
Только вот мне их разборки и на хрен не нужны. И наследство за братом, власть его, я перебирать на себя не собираюсь. У каждого из нас своя жизнь. Свои расклады.
Но и сестру простить не могу. Не только же Владу, и мне, пусть и косвенно, не желая того, по морде дали этим похищением.
А я, блядь, не прощаю. И попустить, пройдя мимо и убравшись домой, как хотел Влад, ни хера не могу.
И нет, блядь.
Я ни разу не собирался изначально трогать девчонку.
Соблазнять ее. Пробовать на вкус.
Не собирался даже трахать.
Только украсть.
Соврать, что приключение такое. Ну, или в клуб какой-то новомодный типа увезу. Покажу что-то, чего не видела.
Не собирался даже прикасаться.
Она для меня вообще не женщина. Просто объект. Просто фигурка на шахматной доске. Не больше.
Сам не понимаю, как прикоснулся.
Просто охренел от того, как ударило где-то внутри. Как только ее увидел.
С первого взгляда, когда только вышла, когда появилась в зале, на тех ступенях.
Смотрел на нее и, блядь, понимал. Эти губы я обязан попробовать на вкус.