Цена империи. Фактор нестабильности
Глава седьмая. Все глубже, глубже и глубже
В России нет дорог – только направления.
Санкт-Петербург. Мариинский дворец
3 мая 1881 года
ЕИВ Михаил Николаевич
В мае я приехал в старую столицу, потому добрый проверенный Мариинский дворец стал снова моим рабочим пристанищем. Итак, очередной рабочий день. И снова, как в одном бородатом анекдоте: «выходишь на пляж, а там станки… станки… станки». Если бы не отдушина на тренировках по стрельбе и обязательные для монарха посещения парадов, разводов караулов, балов и иных светских развлечений, то угроза заработать геморрой из вероятности могла перейти в категорию неизбежности. Немного помогали гантели, с которыми мне удавалось проводить небольшую разминку через каждый час-полтора сидения за столом, заваленным важными, срочными и архиважными документами. Но сегодня меня ожидал сюрприз, а точнее индульгенция, избавляющая от обычной рутины. И сию радостную весть озвучил мой секретарь, в обязанности которого входил и прием срочных телеграмм и телефонных звонков. Кстати, появление телефонного аппарата в Ново-Михайловском дворце и в еще нескольких объектах на территории Санкт-Петербурга в 1881 году, можно считать результатом коррекции истории, сиречь прогрессорством. Конечно, это не коснулось всей северной столицы, хотя я уже успел утвердить положение «Об устройстве городских телефонных сообщений». Пока же усилиями талантливого изобретателя и инженера Павла Михайловича Голубицкого проложенная линия имела специальное назначение и соединяла наиболее важные для меня учреждения столицы. К сожалению, протянуть кабель до Кронштадта еще не успели, но телеграфная связь действовала еще со времен моего батюшки, императора Николая Павловича, и один из аппаратов был установлен в научном центре подводного плавания на Якорной площади в Кронштадте. А приемная перед моим кабинетом, где распоряжался Витте, весьма напоминала офис старшего брата Шерлока Холмса из легендарного советского сериала. Там так же периодически звонили телефоны или подавали признаки жизни несколько телеграфных аппаратов. В данном случае пришла телеграмма с известием об окончании проектных работ и готовности предъявить их результаты пред мои царские очи.
Можно было, конечно, приказать прибыть ко мне во дворец, но уж больно хотелось хоть на полдня сбежать от бумажной работы и немного проветриться. А посему я объявил о своем высочайшем прибытии в их центр не позднее полудня и отдал необходимые распоряжения Сергею Юльевичу касательно транспорта, как наземного, так и водного. Естественно, был предупрежден и начальник моей охраны. Внешне подполковник Ширинкин остался невозмутимым и коротко ответил: «Слушаюсь, государь». Но легко было догадаться, какие эмоции бушуют в его сердце, ведь он неоднократно просил заранее предупреждать о возможных поездках, естественно с точки зрения обеспечения моей безопасности. Добирались двумя небольшими винтовыми пароходиками, похожими друг на друга, как близнецы. И при этом они обладали отменной скоростью и великолепной маневренностью. У моего главного секьюрити неожиданно прорезалось чувство здоровой профессиональной паранойи, и среди возможных с его точки зрения сценариев покушения таран одним из многочисленных судов, принадлежащих предприятию Бритнева или «Ораниенбаумского пароходного общества», рассматривался как наиболее вероятный. Поэтому, помимо личного оружия охранников, на каждом из наших «дредноутов» было по паре винтовок с оптическим прицелом и по два крепостных ружья Гана образца 1876 года. Сей арсенал гарантированно позволял с расстояния 700 метров не только перебить стоящих на палубе террористов, но и изрешетить надстройки и корпус идущих на таран пароходов. Но, хвала Посейдону и Нептуну, Маркизову лужу пробежали без происшествий.
Хотелось постоять на палубе, да не вышло – слишком холодно, потому спустился в каюту. Не мороз, но и не лето, мерзкий холод, да еще и сырость… Да, решение о переносе столицы созрело и перезрело. Небольшая морская прогулка, весьма освежающий воздух над Финским заливом, отлично прочистил мозги. Пристань пустовала, ибо опытный капитан рассчитал рейс таким образом, что прибытие очередного судна из Питера ожидалось не ранее чем через несколько часов. Осталось только сойти на сушу и направиться к двум каретам, ожидающим нас в нескольких десятках метров. Естественно, что сии экипажи прошли необходимую доработку, сиречь блиндирование, и теперь револьверные пули и осколки бомб не представляли серьезной угрозы. Это было еще одним нововведением моей службы безопасности, в соответствии с которым император не имел права передвигаться в обыкновенных каретах. А поскольку Кронштадт был в перечне мест, кои государь периодически посещает, то создаваемый центр подводного плавания обзавелся подобным транспортом. Когда я добрался до корпусов на Якорной площади, поднялся на второй этаж и вошел в залу, то испытал дежавю. На мгновенье мне показалось, что я нахожусь на защите диссертационной работы. Висели плакаты с рисунками, чертежами и цифрами. А несколько стендов можно было отнести к категории «генеральских». Предназначение оных заключалось в том, чтобы поразить начальственный взор красочными иллюстрациями и на уровне лубка ввести его в курс обсуждаемых вопросов. И самое главное, деликатно и ненавязчиво доложить о достигнутых результатах, естественно благодаря чуткому руководству со стороны горячо любимого вождя, лидера, босса, в общем вдохновителя всех наших побед. А окончательно меня добили великолепно изготовленные модели гидростата, двух модернизированных субмарин Джевецкого и буксируемой подводной капсулы. Причем, когда я подошел поближе и присмотрелся, то оказалось, что они разъемные и состоят из двух частей каждая. Для пробы я взял в руки макет будущей капсулы для подводного туризма и очень осторожно отсоединил верхнюю часть. Внутри на креслах возле иллюминаторов сидели маленькие фигурки людей, а капитан этого «наутилуса» стоял возле рулей. На фоне этого шедевра, сделанного руками мастера, казались жалкими поделками модели кораблей и самолетов, заполонившие полки игрушечных магазинов в далеком ХХI веке. Аналогичное выражение восторга проступило и на лице Сандро, которого я взял с собой на сегодняшнюю встречу. Официальная версия его присутствия объяснялась необходимостью воспитания и обучения гардемарина и будущего офицера Флота Российского, когда учителями выступают признанные теоретики и практики подводного плавания, а также видные ученые. После положенных формальностей Александровский предоставил слово Джевецкому.
– Ваше императорское величество! Господа, как вы можете видеть на сих рисунках, в основе электрической субмарины лежит мой первоначальный проект, но с некоторыми изменениями. Кстати, я обязан высказать заслуженный комплимент присутствующему здесь Александру Михайловичу. Ибо это была его идея использовать готовый корпус подводной лодки, но увеличить его в размерах на шесть метров и дополнительно усилить.
Сандро, как это и пристало воспитанному молодому человеку, немедленно встал, немного покраснел и скромно потупил глаза. Наблюдая со стороны за этими трюками академика, я пришел к выводу, что этот старый прохиндей в юношеском обличье заставил бы самого Станиславского заявить: «Верю». Заключительным аккордом стала ответная речь Сандро, в коей он деликатно попенял Степану Карловичу, в части переоценки его предложений, ибо: «превратить рисунки, выполненные дилетантом, в подробный технический проект, может лишь настоящий специалист». И, вообще, «он находится здесь, дабы выполнить триединую задачу: учиться, учиться и учиться!». Это был высший пилотаж политеса, и мне пришлось даже вмешаться, дабы остановить бесконечный обмен любезностями и вернуться к делу. Кстати, у меня были обоснованные сомнения, в том, что Джевецкий расщедрился бы на подобные комплименты, узнав о тех испытаниях, которые академик предлагал устроить для корпусов субмарин. Речь шла об обстреле из пулемета с близкого расстояния, как это было в реальной истории с подводной лодкой «Кета». Правда, Хайрем Максим, который женился на прекрасной русской баронессе, только-только собрался в далекую дорогу в наши холодные пенаты, тем более еще не воплотил свои идеи в реальный образец оружия, но Сандро с самым серьезным выражением лица процитировал фразу комэска Титаренко: «Арфы нет, возьмите бубен», и предложил использовать митральезу.