"Самая страшная книга-4". Компиляция. Книги 1-16 (СИ)

Тим терпеливо ждал. Уселся прямо в траве, жмурился на солнце и едва ли не потягивался всем телом, как кот. На губах играла все та же ленивая озорная ухмылочка. Я присел рядышком, чтоб отдышаться.
– Тут… так просторно… Пикники можно устраивать, наверное.
Он фыркнул – ну точно кот! – и сказал:
– Чувак, ты расселся на костях чьей-то прабабки – и мечтаешь здесь же шашлычок замутить? Маленький извращенец, да ты не только онанист, ты к тому же еще и некрофил.
  
Крыть было нечем. Молча вытерев рукавом рубахи лицо, я просто вытянулся рядом с Тимом. Посмотрел на небо с разлитыми по нему молочными лужицами облаков. В окружающей первобытной тиши были слышны редкие голоса птиц, трава щекотала шею. Сердце в груди билось все реже, дыхание стало спокойным и ровным. Мне не хотелось уже ни о чем думать.
Я провалился было в дрему, когда Тимур вдруг вспомнил, ради чего мы сюда вообще явились:
– Ночью здесь бывает жутко.
– Почему?
– Главным образом, потому, что это кладбище, гений. Те, кто здесь похоронен, мертвы уже десятки, даже сотни лет. Включи воображение, сочинитель!
Я попытался. Постарался представить древние кости, погребенные глубоко в сырой земле под нами, укрытые саваном из корней. Черепа. Заполненные перегноем и червями глазницы, как у зомби на футболке Тима, таращатся снизу, сквозь слои почвы, сквозь меня, на это бесконечно синее небо и белые облака. Как им должно быть завидно! Как они злятся в своих всеми позабытых могилах, что они – старые и мертвые, а мы – такие юные, такие живые.
Мгновенная дрожь пробежала по телу, но мне было совсем не страшно. Скорее приятно, даже весело – ощущать свои годы, дышать полной грудью, осознавать, что рядом, на расстоянии вытянутой руки, мой лучший друг. Капелька его совершенства в эти минуты перепадала и мне. А мертвецы внизу, которыми зазря пугал меня Тимур, – они не настоящие. Вот когда три года назад умер папа… Ох, об этом я думать не хотел. Но кладбище, где его похоронили, казалось куда больше похожим на кладбище, чем то место, где мы сейчас находились.
– Где же кресты, надгробия?..
– О, это ты верно заметил! – Тим достал пачку «Ричмонда» и спички, прихваченные, кажется, из какого-то кафе в качестве сувенира. Вопросительно посмотрел на меня: – Будешь?
– Неохота, – изображая скуку, я перевернулся на бок. – И все-таки, что здесь не так, с этим местом?
Он сунул сигарету в рот и зажег спичку от ногтя. Лихо, так и взрослый не каждый умеет. Глубоко, с наслаждением затянулся. Затем потушил пламя, воткнув спичечный огарок в землю у меня перед носом.
– Во-первых, в советское время в Бога верить запрещали.
– Это при Ленине только. Еще, может, немного при Сталине, а потом все нормально было, мне мама говорила.
– Мама, мама, чтоб тебя! Дай досказать. Так вот, тогда вообще многих хоронили без всяких крестов и украшений. А во-вторых…
– Что – во-вторых?
– А то, что еще до революции это было не просто кладбище. Специальное! Тут неподалеку психушка была. Причем не обычная, а чисто женская такая богадельня. Куковали там больные на голову бабы пожизненно, пока не помирали. А еще эксперименты над ними ставили, потому что таких, как они, считали уже ни на что не годными и никому не нужными. Они были моделями, но не такими, как нынешние, – в другом смысле. Медицинскими моделями. Над которыми ставили опыты, всё искали способ мозги вправить. Заливали ледяной водой, били током, вскрывали черепушки. Многие, конечно, не выдерживали, мерли. Тут их и хоронили… то есть то, что от них оставалось после всех мучений. А еще здесь закапывали проституток, нищенок, тифозных… Тех, кого не могли опознать. Убитых. Замученных. Самоубийц.
– Кончай заливать-то, а?
– Вот те крест! – Тим нарисовал в воздухе фигуру планшетом и заржал. Я бы и хотел посмеяться с ним заодно, но эта история мне была не по душе. Тимуру нравились страшилки, которые сочинял я, но сам он никогда не мог придумать ничего оригинального.
– Что дальше? Вызывать духов начнем? Ахалай-махалай…
– Глупости не говори! В такой бред лишь старухи и девчонки безмозглые верят. Тебе предстоит пройти… испытание. Испытание для настоящих мужчин. Но не сейчас… Сейчас я покажу тебе тут все и объясню, что надо будет сделать.
– А остальное?
– Ночью, – заговорщицки прошептал Тимур, наклонившись ко мне так близко, что почти коснулся губами уха. – Все остальное случится ночью.
Вечер
«Это надо сделать именно сегодня ночью, – рассказал Тим. – Потому что сегодня особая ночь, сегодня восходит Кровавая Луна. Говорят, в такие ночи все мертвое оживает, и если уж когда призракам и положено появляться, так это нынче в полночь на старом женском кладбище. Прах взывает к праху, тлен к тлену, а сиськи к члену. Сечешь, Петруччо?»
Где только он набрался таких словечек – прах, тлен… Должно быть, услышал в одном из тех старых фильмов, что так любил. Несколько раз я «зависал» дома у Тима с ночевкой, когда его предки сматывались в Таиланд или Европу. Мать не возражала – к ней-то по вечерам то дядя Боря с работы, то еще какие-то мужчины заглядывали. Ничего и никого не стеснялись, а уж тем более меня, ведь я же Мальчик-Пустое-Место. В общем, я с радостью сбегал в такие вечера к Тимуру. Мы брали пакетики с соленым арахисом, пиво. Выключали в комнате свет, забирались с ногами на диван и смотрели всякое древнючее дерьмо. Как правило, про кровожадных покойников: «Демоны», «Зловещие мертвецы», «Калейдоскоп ужасов», «Ночь живых мертвецов»… Дурацкие страшилки, на съемках которых проливались тонны кетчупа, – Тим обожал их. Когда очередной красотке на экране отрывали голову или вспарывали брюхо, он начинал глубоко дышать, будто впадал в транс. Смерть, пытки из этих фильмов приводили его в особое, возбужденное состояние. Да и меня тоже. Хотя, возможно, все объяснялось самой обстановкой – темень, стоны с экрана, горячее дыхание сидящего рядом друга… Это было похоже на то, что происходило в спальне у мамы, когда к той приходил дядя Боря, но только без пьяного гогота и песен Любы Успенской. Невелика разница, но было уже не мерзко. Наоборот. Возникало сладкое ощущение чего-то запретного. Наползало, окутывало, как туман из фильма Карпентера, заставляя сердце биться чаще. Теплой волной скатывалось по горлу к солнечному сплетению и ниже. Когда напряженная музыка обрывалась истошным воплем еще одной неудачливой жертвы зловредных монстров, я, было дело, сам ахал, поддавшись странной магии момента, и невольно хватал Тима за руку. А тот начинал хохотать и толкал меня в плечо, обзывая трусом и девчонкой.
«Говорят, на этом кладбище только баб и хоронили. Вот в чем вся фишка, Петроний, всасываешь?.. Их, телок этих, при жизни пытали, насиловали, держали взаперти. И кто все это делал? Мужики, конечно! Легенда гласит, что с тех пор дамочки, погребенные здесь, не могут уняться, столько злобы и ненависти накопилось у них к нашему брату… Слыхал, поблизости находили трупы бомжей? Но что самое интересное – только мужчин. Женщин они никогда не трогали…»
К вечеру, когда за окном спальни начал сгущаться мрак, я уже изнывал. Чем темней становилось на улице, тем менее смешной и глупой казалась мне рассказанная Тимуром байка. Залез в Интернет, чтобы найти хоть какую-нибудь информацию о проклятом кладбище. Выяснилось, что, и правда, еще до революции, при царе, располагался на том самом месте, где теперь стояли карусели, то ли приют, то ли лечебница, а может, и тюрьма – или вообще все сразу. Деталей, правда, никто нигде не приводил, только досужий треп на местных форумах. Из серии «Таинственные тайны нашего городка». Что ж, по крайней мере стало понятно, где Тимур свою страшилку вычитал. Единственное фото, которое попалось на глаза, возможно, было использовано просто в качестве иллюстрации к статье о заброшенных больницах, где упоминалась среди иных и эта лечебница. Оно было без подписи и совсем не факт, что имело какое-нибудь отношение к самой психушке. Но производило зловещее впечатление.