Японская война 1904. Книга четвертая (СИ)
Когда я узнал, что наш левый фланг атакуют более серьезные силы, то ожидал встретить там больше и артиллерии. Однако через час с той стороны все так же работали лишь 80 орудий, а вот 12-ю дивизию поддерживали почти две сотни. На 6-й корпус особой надежды изначально не было, а тут, попав под такой концентрированный обстрел, они просто откатились. Не подстрахуй мы их, и вышло бы как под Ляояном, когда японцы ворвались в мягкое подбрюшье русской армии и могли бить в любом направлении, не опасаясь ни минных полей, ни серьезных укреплений.
Но Шереметев сдержал этот натиск. Вернее, это сделал Алексей Борецкий, которому сегодня доверили мой старый 22-й полк. Вовремя выдвинувшись вперед, они перекрыли дорогу к Ляояну. Не заняли, подставляясь под обстрел, а перекрыли, окопавшись рядом на заранее подготовленных позициях, словно приглашая… Вы хотели пойти вперед? Так идите! Только не обещаем, что хоть кто-то сможет эту дорогу пережить.
Еще ничего не решилось, я чувствовал какое-то напряжение со стороны японцев и сам пока считал, что нужно выманить побольше их резервов. Но Шереметев на месте решил по-другому.
— Степан Сергеевич запрашивает разрешение перейти в атаку, — передал Чернов.
— Он уверен? — пока телефонные линии еще не повредили, и я пользовался этой роскошью на полную.
— Уверен. Говорит, что 12-я дивизия оголила фланг, но уже скоро окопается, и момент будет упущен.
— Тогда вперед, — я все еще чувствовал что-то неладное, но в то же время не собирался повторять ошибку Куропаткина, зажимая своих офицеров. Если Шереметев на месте видит шанс — надо бить. И если он ошибется, что ж, это будет моя ошибка.
На правом фланге заиграли трубы, и огромная махина 1-й штурмовой дивизии, которая до этого вообще не участвовала в сражении, пошла вперед. Два из трех оставшихся у нас на ходу грузовиков помогли первым ротам быстро добраться до вражеских рядов, закрепиться и начать подтягивать все новые и новые подкрепления.
На левом фланге ситуация развивалась примерно так же. Два полка 2-й дивизии Мелехова, выставленные в качестве заслона, сдержали удар, а потом основные силы обогнули японских кулак и ударили во фланг. Причем Хасэгава тоже попытался действовать быстро, даже двинул вперед конницу Акиямы, чтобы перехватить инициативу, но мы просто были быстрее. Первый встречный удар пехоты, а потом кавалерия, которой на свободном фланге было где разгуляться. Естественно, никто не рассчитывал на бодрый налет с шашками наголо, но две с половиной тысячи казаков Врангеля и Буденного, которые за считанные минуты преодолели километры до вражеских тылов, а потом спешились, удерживая плацдарм, оказались для японцев холодным душем.
И это было только начало. Вслед за ними Мелехов выдвинул вперед еще 2 тысячи конной пехоты, а батальон Хорунженкова с прыгающим на кочках последним грузовиком Славского и вовсе нацелились сразу на тыл.
— Подтягиваем железные дороги к левому флангу! — я тут же среагировал на этот успех, который нужно было закрепить регулярным подвозом снарядов. — И мне нужна связь на передовой! Любой ценой!
Не люблю последнюю фразу, но… Когда отряд Хорунженкова полностью выпал из поля зрения, и даже бинокль не помогал заглянуть за сопки и линию горизонта, другого выбора не было. Я на несколько минут погрузился только в события на левом фланге, упустив из вида правый, а когда посмотрел туда, чуть не выругался.
— Срочно! Передавайте Шереметеву, чтобы откатывался назад! — я словно почувствовал дыхание смерти, взглянувшей на наступающие части 1-й штурмовой.
Они шли медленно, с боем, и японцы отступали, но не перед мужеством русских солдат, а загоняя тех на такие удобные для обстрела позиции. В этот момент я словно вживую увидел десятки спрятанных до последнего батарей… А Иноуэ хорош! Я не мог не волноваться за своих и в то же время не мог не оценить его замысел. И ведь он просто повторил то же самое, что делали мы, но как хладнокровно! Настолько, что мы все до последнего ничего не поняли!
Секунды тянулись одна за другой, но вот… Связь сработала, от Шереметева пришло подтверждение, что он начинает отходить. Вот только еще ничего не было кончено — как только японцы осознают, что мы выбираемся из ловушки, они тут же откроют огонь. Да, не с идеальных позиций, но и так потери будут страшными. И самое обидное, что полностью их не избежать! Только уменьшить, и от этого просто выть хочется. Но некогда!
— Все бронепоезда на правый фланг! Готовиться к контрбатарейной борьбе! — я начал раздавать приказы.
Афанасьев все пушки врага не вынесет, и те, учитывая задумку, на него точно не отвлекутся, но хоть пару батарей подобьет, и уже будет легче. Дальше…
— Ганс Оттович, — посмотрел я на Брюммера, — берите мортирный полк и прикрывайте отход 1-й дивизии. От пушек вы их не спасете, но вот проследить, чтобы их не нагнали и не заставили ввязаться в позиционный бой под вражеским огнем — это ваша задача!
Не лучшая идея посылать штабистов на передовую, но мои уже успели понюхать пороха, и, учитывая ситуацию, только Брюммер с его опытом и стратегическим чутьем сможет увидеть, где и как поставить батарею. Вот не думал, что снова придется полагаться на мортиры с их полутора километрами дальности, но сейчас… Именно они с их мощными зарядами и возможностью стрелять из-за сопок лучше всего и сработают.
— Полковник Янь Сюнь, теперь вы, — я повернулся к командиру моих китайских частей.
Они все продолжали расти, и пусть большая часть местных шла в нестроевые части, в боевых их тоже накопилось на целый полк. В отличие от Брюммера Сюню я показал точную позицию, которую ему нужно занять. Потом подумал и отправил с ним Чернова, чтобы в случае чего суметь внести корректировки. Остатки 2-го Сибирского расползались во все стороны с огромной скоростью, и вот из способных что-то изменить резервов рядом со мной остались только тачанки поручика Зубцовского.
— Новости от Западного и Центрального отрядов? — я повернулся к Городову, который мгновенно переместился на место моего связиста.
— Там японцы тоже пошли вперед. Давят, но наши держатся. Линевич передает, что сдюжат, и чтобы мы довели дело до конца.
Я выдохнул. Хоть здесь без неожиданностей, а то спасать еще кого-то мы бы сейчас точно не потянули. К счастью, русская армия в обороне да на крепких позициях хорошо себя показывала даже без моего участия, обо что еще многим странам придется весьма и весьма неприятно споткнуться.
А тем временем 12-я дивизия Иноуэ поняла, что враг ускользает, и ввела в бой свои резервы. У меня до последнего была надежда, что я ошибся и что на такой узкий участок не выделят слишком много пушек — выделили! В первые минуты дивизию Шереметева спасло только то, что враг не пристреливал свои орудия, справедливо опасаясь, что их могут заметить. Но шли минуты, и снаряды летели все точнее, а что самое главное, роты, батальоны и полки 12-й дивизии тоже рвались вперед, чтобы не дать нашим ускользнуть.
Но Шереметев держался. Не знаю, каким чудом ему удалось не дать своим свалиться в панику, но все действовали четко и слаженно. Отходили, окапывались, прикрывали, пока отходят другие. А там первый бронепоезд подтянулся, и стало легче. На самом деле пользы от стрельбы почти на максимально доступной дистанции было не очень много, но сам факт, что ты не один, порой значит больше, чем даже танковая рота. Которой у нас и нет…
Японцев это появление тоже замедлило — опять же самим фактом появления огромной плюющейся огнем машины, которая уже не раз ломала их планы. А вот снайперы, которые так помогли при наступлении, в этот раз оказались почти бесполезны. Нет, они убивали солдат врага, заставляли офицеров держаться подальше, даже подавили пару пулеметов, которые японцы пытались подтащить поближе к передовой, но переломить ход боя им было не под силу.
А тут японцы еще и догадались, что раз мы начали отходить, то скоро и подкрепления будут. В общем, их трубы сыграли что-то бравурно-печальное, похожее на крик морской чайки, а потом 12-я дивизия перешла в атаку по всему фронту. Работали сотни пушек, не давая поднять голову, тысячи солдат бежали вперед, и даже мне на расстоянии казалось, что им нет числа. А как это выглядело из крошечных окопов? Японцы словно заполнили собой весь мир.