Счастливчик (СИ)

Они вдвоём вошли в дом. Урсула сидела на кухне, беззвучно плача, чистила овощи.
— Эй, ты! — холодно произнёс Окассен. — Я обещаю содержать тебя и твоего ребёнка до конца жизни.
Она встала и, не глядя ему в глаза, пробормотала: «Спасибо, благослови вас Бог».
— Сделаешь выкидыш — отдам под церковный суд, как ведьму, — мрачно добавил он и снова ушёл во двор.
Выдалось несколько дней хорошей погоды, и Николетт с Урсулой пошли по грибы. Надели поверх обычных башмаков кожаные галоши, какие носят крестьяне, и бродили между деревьев. В лесу Урсула оживилась, стала улыбаться, чего давным-давно с нею не было, даже песню запела.
  
— Я так люблю лес, — сказала она. — Если бы можно было, я бы всю жизнь прожила в лесу. Охотилась бы на зайцев, собирала бы грибы и коренья.
— А где спала бы зимой? — засмеялась Николетт.
— На зиму переходила бы в деревню, к матери, — безмятежно отозвалась Урсула. — Я бы стала знаменитой колдуньей. Народ приходил бы к мне за лекарственными травами. Ещё птичек можно ловить на продажу.
И тут Николетт восторженно завизжала. Она наткнулась на целую полянку лисичек — ярко-жёлтые, они сияли среди пожухлой листвы, как золотые монеты. Ушло не меньше четверти часа, чтобы обобрать всю полянку. А под конец Урсула, чуявшая запахи не хуже собаки, вдруг стала рыться пальцами в земле и вытащила большой чёрный трюфель.
— Вот это удача! — вскричала Николетт. — Поищи там рядом, подружка!
Они вдвоём стали подкапывать верхний слой земли и нашли ещё четыре трюфеля. Сердце Николетт переполнилось счастьем, совсем как в детстве. Она напомнила Урсуле, как лет шесть назад они пошли в лес с мальчиками и добыли сразу двадцать трюфелей. Вернее, Бастьен нашёл семнадцать, а Урсула потом ещё три. Окассен и Николетт ничего не отыскали, и страшно завидовали.
— Ну, Бастьену всегда везёт, — усмехнулась Урсула. — Видно, он под счастливой звездой родился.
— Только со мной не повезло, — вмиг став серьёзной, сказала Николетт.
— Кто знает, — задумчиво проговорила Урсула, глядя вглубь леса, — никому не ведомо, как сложится дальше. Бывает, люди умирают совсем молодыми.
По спине Николетт холодок пробежал от этих слов. Хотела бы она, чтобы Окассен умер молодым, развязав ей руки? Она даже головой тряхнула, отгоняя эту страшную мысль.
И тут из-за деревьев послышались крики. В том направлении проходила дорога, соединявшая Витри с соседскими имениями. Не сговариваясь, Николетт и Урсула побежали на крики.
Поперёк дороги лежала опрокинутая деревянная карета. Видимо, колёса застряли в грязи, и ось сломалась. Чудо, что никто не пострадал. Кучер и лакей уже открыли дверцы кареты и помогли выбраться хозяйке, молодой красивой даме. Она была беременна, месяце на седьмом, не меньше.
— Ох, давайте, мы вам поможем, мадам де Гюи! — воскликнула Николетт, подавая даме руку. — У вас нигде не болит?
Она сразу узнала в пострадавшей красавицу Мелинду, первую любовь Бастьена. Теперь она была законной женой маркиза де Гюи, который до сих пор считался врагом Окассена.
«Такая же законная жена, как я, — подумала Николетт. — Насильно обвенчанная с нелюбимым человеком».
— Плечо ушибла, — морщась, ответила Мелинда. — Но, слава мадонне, не живот!
— Сейчас я пришлю сюда наших людей, — сказала Николетт. — Они починят ось, и вы сможете ехать дальше. А пока пойдёмте к нам домой. Вы отдохнёте, выпьете горячего вина.
— Благослови вас Бог! — с очаровательной улыбкой ответила Мелинда. — Но мне, наверное, не следует пользоваться вашей помощью. Ведь вы — жена молодого Витри, верно? Наши супруги в ссоре. Я лучше пошлю кучера за подмогой в Суэз.
— Глупости! — решительно сказала Николетт. — Ведь мы-то с вами не в ссоре, верно? Женщины должны помогать друг другу.
Мелинда заулыбалась ещё радостнее. Она была открытая душа, и сразу почувствовала в Николетт добрую и чистую силу.
«Такое милое лицо, благородная речь, и собой — писаная красавица. Почему все дворяне ополчились на Витри из-за неё? Она ничем не уступит рыцарским дочерям!» — подумала Мелинда.
По пути они беседовали на невинные темы — о погоде, о хозяйстве и беременности Мелинды. А придя домой, Николетт немедленно усадила гостью к очагу, сама согрела ей вина и подала пирожков. Потом ещё укутала ноги Мелинды меховым одеялом.
— У нас зябко, — с извиняющейся улыбкой сказала Николетт. — Дом старый, кругом щели.
— Какое же вы милое создание! — воскликнула Мелинда. — Наверное, я за всю жизнь не видела столько заботы, как за час с вами. Почему вы не вышли за мессира Себастьена? Он такой же добрый и сердечный, как вы. И все дворяне охотно принимали бы вас у себя.
Николетт опустила глаза, и лицо её стало таким пронзительно-грустным, что Мелинда поспешила переменить тему.
— Вы играете на лютне?
— Да, — просто ответила Николетт.
— И эта скатерть вышита вами?
— Да.
Мелинда со вздохом покачала головой.
— Душенька, мне так жалко вас. Я тоже вышла замуж не своей волей, но, по крайней мере, не потеряла связи с миром. Вы хоть понимаете, насколько вы красивы?
— Не надо, мадам де Гюи, — тихо попросила Николетт.
Она едва удерживалась от слёз. Потому что Бастьен говорил точно так же: «Ты хоть понимаешь, насколько ты прекрасна?»
Пришёл Окассен и, увидев Мелинду, весьма сухо поздоровался с ней и тотчас ушёл наверх. Когда мадам де Гюи уехала, он стал выговаривать Николетт.
— Зачем ты притащила её сюда? Из-за её подлого мужа погиб мой отец. А стычка, которая была у меня с ним... ты что, забыла об этом?
— Мадам Мелинда не сделала мне ничего плохого, — спокойно ответила Николетт. — И тебе тоже. Она беременна, и помочь ей было моим христианским долгом.
Окассен мгновенно замолчал. А Николетт помешивала в горшке грибной суп и улыбалась. Она думала о Бастьене. Доехал и он уже до Парижа? Когда вернётся?
На другой день прискакал гонец из Гюи. К удивлению Окассена, он привёз корзинку с ещё тёплым жареным каплуном.
— Подарок от маркиза де Гюи, — пояснил гонец. — И письмо для вашей милости.
— Что за чёрт? — недоверчиво произнёс Окассен.
Он развернул письмо. Николетт зашла к нему за плечо и стала читать вслух, чтобы услышала мадам Бланка. Гюи предлагал забыть прежние ссоры и приглашал Окассена на кабанью охоту.
— «А супруга ваша составит приятную компанию мадам Мелинде, так как она сейчас в тягости и скучает без общества».
— Ты колдунья, Николетт! — со смехом воскликнул Окассен. — Чем ты зачаровала эту потаскушку?
— Зачем ты так говоришь о ней? — возмутилась Николетт. — Мадам Мелинда — очень хорошая женщина. Так мы поедем?
— Ни за что, — вмиг нахмурившись, ответил он. — Я не могу так легко простить смерть моего отца.
— Боже мой, Окассен! — воскликнула она. — Неужели тебе не хочется снова общаться с людьми? Ведь это приглашение означает, что ты снова принят в общество!
— Ну, да! В общество бандита Гюи.
Он взял её за руки, поднёс их к губам и поцеловал.
— Кроме тебя, мне никого не надо.
Николетт стало не по себе. Слова были прекрасны, но ей хотелось бы слышать их от другого.
— Так нельзя, братец, нельзя пренебрегать людьми, —мягко проговорила она.—Ты дворянин, у тебя есть обязанности перед твоим родом.
Мадам Бланка поддержала невестку. Она тоже страдала от вынужденной изоляции, скучала по родне и друзьям. В итоге Окассен сдался, и они отправились в Гюи.
Мелинда приняла Николетт со всем радушием. Водила по замку, показывала комнаты и надворные постройки. Впервые Николетт была в настоящем богатом замке, обставленном дорогой мебелью, украшенном гобеленами парижской работы и бархатными портьерами. У Мелинды был целый покой из пяти комнат и длинной галереи. В спальне висело серебряное зеркало в полный рост, а окна были застеклены ромбиками цветного стекла.