Османская империя. Шесть веков истории

Дальними османы считали йеменские берега, здесь они господствовали ограниченный период времени (с 1538 до 1636 года), рассчитывая закрыть Красное море для португальских кораблей. Безусловно, история Османской империи представляет собой постепенный переход от пиратства, далекого от имперских замыслов, к непосредственно политической власти [12]. В XV веке султанские корабли подвергались нападению пиратов, свирепствовавших неподалеку от Лесбоса или Самоса, и при этом поддерживали флотилии корсаров, сражавшихся против их врагов. В XVI веке под османскими знаменами объединились корсарские государства, «варварские регентства» – так западные авторы того времени обозначали прибрежные районы Магриба, откуда корсары и пираты совершали налеты в Средиземном море. Но прежде всего расширение территории империи происходило силами вспомогательных корпусов – провинциальной кавалерии и пехоты (янычар), которые сражались за добычу.
Еще одно отличие. В 1815 году Великобритания владела 43 колониями и являлась колониальной империей с заморскими территориями. Османская империя оставалась континентальным государством, расширение которого происходило за счет близлежащих земель. Одни специалисты сравнивают ее с Китайской империей Цин и Россией времен Романовых. Другие задаются вопросом: была ли вообще Османская империя колониальной? Эти исследователи отмечают существование некой цивилизаторской миссии, обязательной по отношению к регионам, опустившимся, как сообщалось в отчетах, до «состояния дикости и кочевничества» [13]. Следует, однако, отметить: такие представления бытовали среди ограниченного числа служащих администрации в самом конце османской эпохи (с 1880-х годов); не существовало единого мнения об управлении территориями, считавшимися колониальными (отвоеванный в 1871–1872 годах Йемен, покоренная во второй половине XIX века Триполитания, арабские провинции в целом); политика дифференциации и дискриминации фактически совпадает с политикой, преобладающей в других провинциях [14]. И современные исследования продолжают задаваться вопросом об области ее применения. При этом для эпохи Нового времени установлено, что этнические различия преобладали в завоеванных обществах, особенно в арабских регионах империи; подчиненные понимали, что ими управляют чужаки. Исследования предлагают определить место Османской империи в истории тюркских народов прошлого и настоящего.
  
Тюрки и османы
 
Западные христиане («франки», как их называли османы), бывавшие в Османской империи, называли ее страной турок или тюрков. Однако слова «тюркский» и «османский» – разные понятия.
Понятие «тюркский» возникло в отдаленных степных районах эпохи раннего Средневековья. Оно встречается в китайских анналах середины VI века и появляется в письменных источниках Тюркского каганата (середина VI – середина VIII веков), датируемых первой половиной VIII века и обнаруженных в долине Орхона, к югу от озера Байкал. Это же понятие используется в арабских источниках X века. Им обозначают разные народы, в то время населявшие обширные степи от западных склонов Алтая до низовьев Волги, к югу от сибирских лесов. Все они постепенно переходили в ислам. В частности, «тюрками» называли солдат рабского происхождения, находившихся на службе Делийского (1210–1398) или Мамлюкского султанатов Египта и Сирии (1250–1517). В Европе слово Tourkia (греч. «территория турок») часто встречается в византийских источниках VIII–IX веков. Однако до X века термин использовался, когда речь шла о географической Венгрии и о «венграх» [15]. Лишь появление сельджуков на востоке закрепило его в современном значении. В XII–XIII веках генуэзские и венецианские купцы и дипломаты пользовались латинским и итальянским термином Turchia, перешедшим в несколько языков (Turquie, Türkei, Turkey и др.).
 
В эпоху Османской империи термин «турок» в основном использовался западными христианами: некий «Великий турок» упоминается в «Мещанине во дворянстве» (1670); французский ученый Гийом Постель в 1560 году в трактате «О государстве турок» [16] описал основные особенности империи, заложившие, по его мнению, основы военной и морской мощи. Понятием «Турция» описывали европейские и анатолийские владения султана. В полемическом христианском богословии турками называли мусульман – в сущности, в XVI веке оно заменило слово «сарацин». Во французском языке даже существует устаревшее выражение «стать турком», означавшее «обратиться в ислам». Турками мусульман называют и носители балканских языков. Немусульмане, проживавшие в империи, называли турками мусульман, тогда как за пределами империи и мусульмане, и представители других конфессий назывались турецкими подданными. В османской документации слово «турок» (Türk, Etrak) ассоциируется с сельскими жителями, крестьянами или же нарушителями порядка за пределами городов – центров развития империи [17]. При этом многие османы прекрасно знали, что их называют турками, и обозначали язык, на котором говорили, как турецкий (türkçe). Иногда они называли себя турками за пределами османских территорий. Так, в начале XVI века некоторые корсары называли себя турецкими, чтобы отличить себя от арабских корсаров, столкновения с которыми периодически происходили в Алжире.
Что касается термина «осман», он относится к истории непосредственно Османской империи. Во-первых, он подчеркивал принадлежность. Любой потомок Османа (ок. 1299–1324), сына Эртогрула, является османом (османлы; osmanlı, «потомок Османа»). За первым из беев следуют 35 правителей, унаследовавших титул по прямой линии. Преемственность была прервана единожды: в 1402–1413 годах молодое государство чуть было не исчезло под натиском Тамерлана в результате братоубийственной войны между наследниками.
Во-вторых, у термина «осман» есть и социально-политическое значение: осман (османлы, «связанный с османом») – это тот, кто служит государю, сражается за него, трудится на свое государство или способствует его славе.
Третье значение термина «осман», политическое и административное, относится к последнему периоду истории государства. Как некогда в Римской империи, смысл слова из обозначающего признак (проживание на одной территории, зависимость от власти суверена) трансформировался в политическую принадлежность: по национальному кодексу 1869 года османом являлся любой подданный султана, родившийся на территории Османской империи. Дети иностранцев могли претендовать на этот статус в течение трех лет после достижения совершеннолетия.
Говоря об османах в этой книге, я имею в виду первые два значения: султанов и людей, ведавших делами государства при нем или в провинциях. Однако, используя понятие «Османская империя», я вкладываю в него население и земли, находящиеся под властью Османа и его преемников. Удивительно, но люди, проживавшие на этих территориях, не называли свою страну империей до самого конца ее истории. То, что мы справедливо называем империей, соответствовало в лексиконе того времени либо политической власти, либо территории, «владениям, находившимся под защитой» (memalik-i mahruse) правителя, где действовал его закон и осуществлялась его власть. Следует отметить, что подобные характеристики несовместимы с понятием национального государства.
Население империи действительно было неоднородным и состояло из большого количества этнических групп, сменявших друг друга на протяжении веков: турки, албанцы, арабы, армяне, берберы, греки, венгры, курды, персы, румыны, славяне, татары и цыгане. К населению, захваченному во время набегов, добавились переселенцы из Средней Азии и Иранского нагорья (по большей части до XVI века), а также население, бежавшее из Европы в результате войн и гонений. Известные как романиоты еврейские общины, говорящие на греческом языке, смешались сначала, после 1492 года, с испанскими евреями, а после, в конце XIX века, – с евреями из Центральной Европы и России. До периода турецкого национализма 1909–1918 годов государство не посягало на этническое разнообразие. Этнические меньшинства, каждое со своими особенностями и традициями, не смешивались друг с другом, а скорее сосуществовали в сельской местности или в городах. Впрочем, допуская вероятность добрососедских отношений и взаимного влияния религиозных верований, следует подчеркнуть, что браки оставались преимущественно эндогамными, а социализация осуществлялась прежде всего «среди своих».