Кровь, которую мы жаждем (ЛП)

Я погружаю пальцы во влажные пряди его волос, притягивая его голову вниз.
Сон, в котором он пришел за мной, услышал мою мольбу и пришел за мной. Злодей, который отказался от своего плана мести, чтобы спасти девушку, которую герой принес в жертву.
— Лира.
 Мои губы касаются его губ в тихом столкновении. Самая первая снежинка зимы касается моего рта. Падающая звезда, незаметно скользящая по небу. Шепот его последнего выдоха звенит между зубами, заполняя мои пустые легкие. Дыхание жизни от ангела смерти. Его губы крепко прижались к моим, подарок богов.
Здесь нет фейерверков. Это не поцелуй, переполненный голодом или омытый страстью. Просто наши губы прижались друг к другу, краткий отдых в момент хаоса. Наши уста, говорящие без слов.
 — Здравствуй, здесь ты в безопасности. Ты в безопасности со мной. 
Он первым отстраняется, ровно настолько, чтобы между нашими губами образовалась тонкая завеса и я несколько раз моргаю, наблюдая за его пассивным лицом, смотрящим на меня.
— Я не хотела, — мой голос хриплый. — Не хотела умирать, не поцеловав тебя первой. Это было слишком жестоко — умереть, не узнав, каково это.
Тэтчер проводит большим пальцем по моему припухшему рту, мягко вбивая в кожу ощущение его поцелуя. Вдавливая в меня его вкус. Края его рта подрагивают.
— Мой дорогой фантом, — шепчет он. — Ты не умрешь, пока я не закончу с тобой.
 ГЛАВА 19  
 Рингмастер  
 ТЭТЧЕР 
Это не было моей обычной рутиной.
 Я не тратил месяцы на выслеживание, охоту и сбор информации об этой жертве. Не тратил время на создание начала и середины своего концерта. Я не писал ноты, не стирал и не сочинял жуткую музыку, чтобы подготовить сцену. Просто перемотал конец, не думая о том, как будет звучать его смерть в паре с моим пианино.
Обычно, если я выбивался из шаблона, это выбивало меня из колеи. Не быть в моем пространстве, со всем моим оружием и средствами утилизации. Никакой классической музыки, играющей на заднем плане.
 Не так я убивал людей. Мое уничтожение человеческого тела было искусством. Я часто не торопился, месяцами планировал, подбирал идеальную музыку для каждой части убийства.
В этот момент я заставил человека заплатить за то, что он прикоснулся к тому, что принадлежит мне.
 Я посмотрел вперед и увидел мужчину, привязанного к круглой доске. Толстый черный ремень был перекинут через талию, обе руки сцеплены над головой, а ноги зафиксированы в наручниках. Витки красных звезд, нарисованных на доске, появлялись и исчезали за его конечностями.
Уверен, что этот реквизит использовался как часть представления по метанию ножей. Когда уверенный в себе мужчина стоял перед толпой и вслепую бросал оружие в полуобнаженную женщину. Едва не промахнувшись мимо ее кожи на считанные дюймы, толпа уходила в восторге.
Вот только теперь шоу вел я. Цирковое кольцо было моей ареной смерти, и я не собирался уходить.
— Что ты собираешься делать? — требует моя цель. — Мужик, пожалуйста, что он собирается делать? Он собирается убить меня на хрен?
Алистер молчит, только смотрит на него со своего стула, который он вытащил из зала. Сигарета горит на его губах, дымка дыма плывет перед его пассивным лицом.
Это он поймал одного преступника, прежде чем тот успел убежать. Он вернул его на ринг и ждал моих указаний. Зная, что лучше и пальцем не трогать мою добычу. Он знал, что это убийство — мое и только мое.
Мне нужна была каждая капля его боли, его страха, его жизни. Мой желудок заурчал, жаждая силы, которая исходит от последнего толчка чьего-то сердца.
Мое тело переместилось, и я посмотрел вниз на раскрытый нож, разложенный на стуле, отдельные лезвия аккуратно уложены в отдельные карманы. Мои пальцы касаются острых кончиков, жажда мести оставляет меня голодным, диким.
Осторожно я закатываю рукава рубашки, забрызганной кровью, обнажая бледные, покрытые венами руки. Прохладный воздух касается моей шеи, предвкушение повышает температуру.
Звук открывающейся палатки привлекает мое внимание. Лира вбегает внутрь, ее ушибленная губа привлекает внимание, губы, которые я ощущал на своих несколько минут назад. Ее рот имел вкус жестокости и страха. Совершенно противоположный вишневому вкусу, который я ожидал.
 
После того, как я вытащил ее из окровавленного бака, я почувствовал настоящий вкус гнева. Я видел его в других, был свидетелем того, что он может сделать, но никогда не чувствовал его в себе. Не так, как сейчас.
Моя ярость была тихим, кипящим хищником. Как будто я чувствовал, как эмоции текут по моим венам, словно наждачная бумага. Шершавая кожа и наждачная бумага.
Это было мое первое убийство, которое было основано на эмоциях. Побуждаемое ею.
Лира была моим маяком эмоций. Все эти чувства, которые я никогда не испытывал, происходили со мной благодаря ей.
Близость с ней делала меня все более и более человеком.
Мои пальцы разжались, когда Рук вошел следом за ней, его рука обвилась вокруг руки Лиры и потянула назад, его голос был достаточно громким, чтобы я услышал.
— Лира, нам нужно отвезти тебя в больницу. Ты не хочешь видеть это, ты не хочешь видеть его таким.
— Я не уйду. — Она спорит, вздрагивая от его хватки, решительно настроенная продолжать двигаться дальше внутрь палатки и ближе ко мне.
— Пожалуйста...
— Лира. — Я зову ее по имени, прерывая своего друга. Ее мягкие глаза поворачиваются ко мне, как будто мой голос — единственный звук, который она слышит, и сгибаю палец, дразнящим движением подзывая ее к себе. — Пойдем.
 Рук убирает руку, качая головой, когда она движется в мою сторону. Я не упускаю из виду, что она немного хромает, но все еще держит голову высоко, отказываясь показать свою боль.
Она хочет доказать, что они не сломали ее. Что они никогда не смогут сломить ее. Внутри меня что-то поднимается, и я думаю, что это может быть гордость. Преданность не только мне, но и себе.
Когда она оказывается достаточно близко, я протягиваю руку вперед и беру ее подбородок в свои пальцы, наклоняю ее голову из стороны в сторону, отмечая каждую царапину, каждое небольшое несоответствие, каждый синяк.
Она должна уйти, пройти обследование не только физическое, но и психическое. То, что она пережила, сильно ударит по ней, когда адреналин улетучится. Травматическая реакция, свернувшаяся внутри нее, вернется с местью, а человек может выдержать только столько, прежде чем исчезнет и никогда не вернется.
— Ты в порядке?
— Да, — кивает она. — И я хочу посмотреть. Знаю, ты сказал, что мы закончили, но мне нужно посмотреть, мне нужно учиться, Тэтчер, пока эта штука не сожрала меня заживо.
— Ты не дала им увидеть, как ты сломалась. — Бормочу я, проводя большим пальцем по ее коже.
Я чувствую, как ее тело проникается моим прикосновением, тает в моей руке. — Ты сказал мне не делать этого.
— Ты так хорошо справилась, дорогой фантом. — Шепчу я, поднимая ее голову, чтобы она смотрела на меня. — Хочешь свою награду? Хочешь, я буду твоим учителем сегодня вечером?
Ее нефритовые глаза расширяются, интерес разгорается, и, возможно, она шокирована тем, что я так легко соглашаюсь.
— Больше никаких учебников?
Ухмылка тянется к моему рту, когда я качаю головой. — Никаких учебников. Просто ты будешь прилежной ученицей, я сделаю несколько заметок, и возможно, будет контрольная работа.
Эта тайная маленькая договоренность между нами двумя — моя самая большая борьба и самое трудное, что я могу себе позволить. Трудно признать это вслух, но я наслаждаюсь тем, что Лира наблюдает за мной. Она преследует меня в тени, ее глаза сосредоточены исключительно на мне. Я — центр ее мира, а она — моя маленькая вуайеристка.
Облегчение оседает в ее плечах.
— Спасибо. — бормочет она, прежде чем повернуться и пойти к месту в первом ряду. Я смотрю на Рука, наклоняю голову в ее сторону, желая, чтобы он оставался рядом на случай, если что-то случится.