Кровь, которую мы жаждем (ЛП)

Холодность в его тоне заставляет меня дрожать.
Мое горло немного сужается. Запутанная сказка, которую я строила последние несколько дней, не распадается. Испаряется в кошмар, от которого я хочу проснуться.
 Чертова ошибка?
— Ты чертов трус. Не только мое безнадежное сердце виновато, твои руки были между моих бедер, упрямый ублюдок. — шиплю я.
Не уверена, на кого я больше злюсь: на него за то, что он так легко отмахнулся от того, что между нами произошло. За то, что он может смотреть на меня и не помнить, как отчаянно его руки были на моем теле. Как непристойно он говорил мне на ухо. Что он может стоять там без угрызений совести на своем фарфоровом лице за то, что вырвал что-то, что было так хорошо, просто потому что он может.
Или я сама.
За то, что думала, что смогу подобраться к нему так близко и не поцарапаться.
— Ничего, кроме гребаного труса. — Говорю я, позволяя своему гневу помочь моему ноющему сердцу в его вопиющем отказе.
Я отказываюсь отвести взгляд от его глаз, хотя все, что я хочу сделать, это погрузиться в себя и исчезнуть из этого мира. Испариться из его поля зрения и никогда больше не появляться. Но это значит дать ему именно то, чего он хочет.
Это значит отказаться от него.
Тэтчер может быть очень ужасным, как для меня, так и для других людей. Он может хотеть причинить мне боль своими словами прямо сейчас, и я могу быть настолько зла на него, что в десять секунд готова выцарапать ему глаза, но он не заслуживает того, чтобы от него отказывались.
Мир уже сделал это.
Tо, как он наклоняет голову в мою сторону, выглядит болезненно, его верхняя губа кривится. — Следи за своим ртом, питомец.
 — Неделю назад я слышала из твоих уст и похуже. Когда моя киска была покрыта твоей кровью. Ты не имеешь права опекать меня. — Отвечаю я.
Разочарование нарастает, и он берет большую руку, проводит ею по своему лицу, как будто он в двух секундах от того, чтобы разорвать мир на части своими зубами. Возможно, это самая сильная эмоция, которую он испытывал в своей жизни, и наблюдать за тем, как он справляется с ней, очень больно.
— Пусть оно умрет! — кричит он, волосы падают ему на лицо. — Все это. Ночь, когда убили твою мать. Мавзолей и каждая секунда, связанная со мной. Ты понимаешь? Я хочу, чтобы ты умерла для меня, Лира.
 Мы были живы в этом склепе. Наши тела процветали друг в друге. Его жестокий серебряный язык не изменил бы этого. Он не изменит моих чувств, как бы больно мне ни было.
Но сейчас я хочу, чтобы ему было больно. Это неправильно — мстить, ранить его только потому, что он не понимает своих чувств. Но я ничего не могу с собой поделать.
 Хочу, чтобы ему было больно так же, как мне, чтобы, когда он уйдет, не только у меня была резаная рана.
 Если я истекаю кровью, он будет истекать кровью вместе со мной.
— Значит, все кончено, сделка, все это? — Пар из душа клубится перед моим лицом, полотенце, все еще обернутое вокруг моего тела, согревает меня.
— Да, — говорит он, его адамово яблоко покачивается, когда он тяжело сглатывает.
Я зачерпываю чистую одежду из сумки, складывая ее на груди с чуть большим апломбом, чем нужно.
— Отлично, — усмехаюсь я, поворачиваясь к нему спиной и направляясь к раздевалкам. — Я передам Коннеру твой привет.
 У меня нет никакого желания видеть его реакцию или продолжать этот разговор дальше, когда он только продолжит разрушать ту небольшую связь, которую мы построили. Все, чего я хочу — это одеться и позволить ему увянуть в ревности от мысли, что Коннер Годфри — мое плечо, на котором можно поплакать.
Пусть он думает о самом худшем.
 Вот только далеко мне уйти не удается: пальцы Тэтча хватают мой локоть, крепко сжимая все слова, которые он отказывается произносить вслух. Боль заставляет меня повернуться к нему лицом; брови нахмурены в раздражении.
На его плечах бушует буря насилия, мрачный взгляд, не сулящий ничего, кроме страданий и боли. Я представляю, какой у него взгляд, когда он смотрит в глаза тому, кого собирается нарезать или размолоть на мелкие кусочки.
 
Его свободная рука дергается на моем полотенце, неуместно, и у меня нет времени, чтобы остановить его соскальзывание с моего тела. Мои соски затвердели, когда прохладный воздух коснулся чувствительной плоти, мой разум ненавидит его, но мое тело процветает под его взглядом.
— Не играй со мной в игры, Лира Эббот. — Он говорит голосом, похожим на паслен. Окутанный тьмой и аморальными намерениями.
Предупреждение.
Его глаза прослеживают линии моего обнаженного тела, лаская их, даже не поднимая руки, и мой желудок горит от голода. Непроизвольное подергивание моих бедер — все, что нужно, чтобы на его губах заиграла ухмылка.
Как будто он что-то выиграл.
— Как жалко. — Он хмыкает: — Твоя киска жаждет моей ненависти больше, чем когда-либо жаждала любви другого мужчины. Разве это не печально, дорогой фантом?
Один из его пальцев тянется к моей ключице, и мне требуется вся моя физическая сила, чтобы схватить его, прежде чем он коснется моей кожи. Я держу голову высоко поднятой, хотя мой позвоночник, кажется, может сломаться.
— Ты не можешь быть тем, кто прикасается ко мне, и тем, кто причиняет мне страдания. — Я говорю с впечатляющей твердостью: — Ты можешь быть одним или другим, Тэтчер. Но ты не можешь быть и тем, и другим.
Спокойная уверенность, которой он обладал несколько минут назад, ослабевает. Он выдергивает руку из моей хватки и засовывает ее в карман своих темных брюк. Мы стоим там, две половинки одного целого, и между нами нет ничего, кроме тишины.
Я готова сражаться с небесами и адом ради него. Самое притягательное существо в мире. Мой ангел смерти и не такая уж тайная одержимость. Нет ничего, что я не сделала бы ради этого измученного человека, стоящего передо мной.
И хотя это может разбить мое зависимое сердце, которое ищет только его любви, я отказываюсь позволить ему плохо относиться к себе только потому, что ему больно. Его равнодушие и язвительность — это одно, но горькие нападки из-за его неопытности в чувствах не будут ценой меня.
Я не буду этого делать.
— Тэтчер, мы сказали схватить ее, а не держать здесь взаперти. — говорит голос от двери.
 Я прижимаю свою одежду к голой груди, когда Тэтчер шагает прямо передо мной, кладя обе руки по обе стороны моего тела, чтобы я легла плашмя к стене. Ограждая меня от Рука, который говорит из-за двери.
 Его запах смешивается с паром, сильным и густым. Окутывая меня только им. Я смотрю на него сквозь ресницы, почти не слушая его друга, пока он смотрит на меня с тихим любопытством.
— Ты мне ничего не должна, Лира. — Он говорит, и на его лице отражается искренняя мольба. — Но мне нужно, чтобы ты сказала им «нет». Когда они попросят тебя об этой услуге, независимо от того, как ты ко мне относишься, мне нужно, чтобы ты сказала «нет».
Я нахмурила брови: — Что за...
— Девочка-жучок! — Рук кричит: — Нам нужно поговорить. Уверен, что Тэтчер некрасиво спросил об этом, но если это поможет, я скажу «пожалуйста»!
— Она выйдет через минуту, нетерпеливый ребенок. — Он говорит через плечо, дожидаясь звука закрывающейся двери, прежде чем отойти от меня.
— Скажи «нет». — Говорит Тэтчер в последний раз, прежде чем исчезнуть из виду и оставить меня одеваться.
Я не спешу одеваться, убедившись, что мои эмоции полностью под контролем, прежде чем выйти на улицу и поговорить с людьми, которые понятия не имеют, что только что произошло в этом общественном душе.
Стоять перед своими друзьями и вести себя так, будто Тэтчер Пирсон не тот человек, от которого отказывается мое сердце. Мужчина, которого окружают все мои мечты, которого жаждет мое тело и ненавидит мой разум.
Нет, я не могу показать ничего из этого.
Поэтому я не тороплюсь, пока не смогу придать своим чертам лица выражение неосознанности и безразличия.
Собираю свои вещи и открываю дверь, прохладный осенний воздух сразу же охлаждает мои влажные волосы. Мои пальцы погружаются в карманы кардигана и запах дыма щекочет нос.