Кровь, которую мы жаждем (ЛП)

Еще одно слово о ее визитах к Сайласу — и я окажусь за гранью. За грань, о существовании которой я до нее даже не подозревал.
Держу дверь в вестибюль открытой и поворачиваюсь, чтобы посмотреть на нее. Она смотрит на меня, застыв на месте, словно ее туфли приклеились к полу. Если бы это не требовало физического контакта, я бы оторвал ее от земли и перекинул через плечо, но я не хочу прикасаться к ней.
— Скарлетт. — Мой тон грубый и низкий, только для ее ушей.
Это заставляет ее двигаться, наконец.
Ее маленькая фигурка проносится мимо меня, и ее запах, смешанный с чем-то странно знакомым, доносится до моего носа. Как только она оказывается в вестибюле и дверь за мной закрывается, я засовываю большие пальцы в карманы, не забывая держать руки при себе.
— Что ты здесь делаешь? — Ее рот раскрывается от моего вопроса, но я вижу ответ в ее глазах. — Питомец, тебе лучше иметь более умный ответ, чем шахматы.
Ее брови нахмурены, как будто она не знает, почему я вытащил ее сюда. Как будто она не осознает, что натворила. Что она пробудила во мне.
— Тогда что бы ты хотел, чтобы я сказала, Тэтчер? Потому что именно поэтому я здесь. Я не шла, — ее руки обхватывают себя, некий защитный механизм, когда она понижает тон, — следила за тобой, если ты так думаешь. Я даже не знала, что ты будешь здесь.
Я цокаю языком по передним зубам, качая головой в насмешливом понимании. — Значит, ты здесь только ради Сайласа?
Она быстро кивает, даже не дав мне закончить вопрос.
 — Да, мы играем в шахматы по четвергам. Это единственная причина, клянусь.
Я опускаю взгляд на свою руку, открываю ее, чтобы увидеть кровь, размазанную по руке, порезы от моих ногтей все еще текут.
— Ты позволяешь ему учить тебя, да? — спрашиваю я, чувствуя, как дергается моя челюсть, когда я потираю окровавленные указательный и большой пальцы. — Ты также учишься чему-то у Рука и Алистера?
Смотреть на нее — ошибка, потому что ее глаза смотрят на мою руку, притягиваются к вишневому цвету на моей ладони, не в силах отвести взгляд и отчаянно желая дотянуться до нее.
Жаждут крови.
— Я задал тебе вопрос. — Рычу я. — Ты подкрадываешься к ним? Ходишь за ними по пятам, как одержимая парнями девчонка?
— Ч-что? — заикается она, качая головой, заставляя все эти мокрые локоны подпрыгивать.
 Мне стыдно за то, как легко я протягиваю руку вперед и перехватываю ее горло между пальцами, прижимая ее к себе, чтобы она не могла убежать от меня. Она не может видеть никого другого, прижавшись к моей груди. Не может вдыхать никого другого. Никого, кроме меня.
Мой большой палец погружается в ее шею, я чувствую, как трепещет ее пульс. Скользкая жидкость на моей ладони покрывает ее пастообразную кожу, полоски красного цвета окрашивают зимний снежный покров.
Мой рот наполняется влагой при виде того, как она носит мою кровь, словно рубиновое ожерелье.
— Ты смотришь на них? — спрашиваю я снова.
Ее легкое дыхание касается моего лица, когда я опускаю голову, наклоняя подбородок так, что ей приходится приподнять шею в моем захвате, чтобы посмотреть мне в глаза.
— Нет, Тэтчер. — Она захлебывается словами, мои пальцы запрещают ее дыханию вырываться по собственной воле. — Это просто ты. Я — твой призрак. Только твой.
Ее слова должны были стать льдом на моей горящей коже. Но это не так. Они — катализатор.
Наблюдение за тем, как она борется в моих руках, как моя кровь размазывается по хрупкой колонне ее горла, и как она говорит мне, насколько она одержима мной, только раскаляет мое тело.
За последние несколько месяцев она только и делала, что провоцировала и трепала мне нервы, царапая стены моего самоконтроля ногтями, о которых я даже не подозревал. У меня нет желания находиться рядом с ней дольше, чем это было необходимо.
Когда я смотрю на нее, я вижу свою первую и единственную ошибку.
Но сейчас она выглядит как самая желанная любовница смерти. Сам мрачный жнец пересек бы земли и океаны, чтобы прикоснуться к ней вот так, чтобы каждый сантиметр ее тела был покрыт его кровью, чтобы он мог слизать ее дочиста.
 
По моему позвоночнику пронесся шок.
— Не хочу, чтобы ты была для меня кем-то, — говорю я, желая немедленно отступить от нее. Я хочу в душ.
Я хочу очиститься от нее. Прямо сейчас.
Вот причина, по которой я держусь подальше, почему я игнорирую жжение ее глаз на моей коже и ее присутствие в комнате. Потому что в течение одной доли секунды, одной песчинки песочных часов, я был слаб для этой девушки.
Будучи неумелым мальчиком, я был слаб ради нее, и я никогда не хочу испытать это снова. Я позволил ей выжить, заставил ее уйти с пути моего отца вместо того, чтобы сделать то, что было поручено мне.
Она не сделает этого со мной снова.
Я освобождаю ее горло, позволяя ей глубоко вдыхать без ограничений, и стараюсь не смотреть на багровый отпечаток руки на ее шее.
— Но, к сожалению, сделка есть сделка. — Я делаю шаг назад, наблюдая, как ее тело заметно обвисает без моего прикосновения. — Так что у меня нет другого выбора, кроме как стать твоим учителем.
Я четко объясняю, что это такое и какие границы я требую, чтобы это сработало.
— Когда мы начнем? — шепчет она, выглядя так, будто хочет сказать что-то еще, но сдерживается, боясь, что я откажусь от своего согласия.
— В следующий четверг.
— Но я...
— Но ты? Я делаю тебе одолжение, детка. Не заставляй меня передумать, — предупреждаю я, прекрасно понимая, какая договоренность у нее с Сайласом в этот конкретный день.
Ее зубы впиваются в губы. Ей так хочется поссориться со мной из-за этого, что она не может этого вынести. Я почти впечатлен тем, что она сдерживается.
Почти.
— Прекрасно. Что-нибудь еще, ваше высочество? — Она сует руку в сумку, достает то, что выглядит как жакет или пальто, и использует рукав, чтобы убрать мое пятно с ее нежной шеи.
Я провожу языком по нижней губе, когда остается несколько крошечных разводов, отказывающихся отстирываться от грубого материала ее пиджака. Не помню, чтобы говорил ей, что она может это сделать, или упоминал что-нибудь о том, чтобы она вытирала мою кровь.
Если она хочет делать это, она будет учиться так, как учился я. Через правила. — Да, вообще-то. — Я смотрю вниз на свою руку в течение короткой секунды, прежде чем поднести большой палец к губам и пососать его. Терпкий вкус манит мои вкусовые рецепторы, когда я провожу языком вокруг, прежде чем убрать его.
Через периферийное зрение я не упускаю из виду, как ее глаза следят за каждым моим движением. Как они слегка расширяются, а ее розовый язычок проводит по нижней губе.
— Будут правила. Если ты не будешь следовать каждому из них, независимо от того, насколько они незначительны, эта сделка будет недействительной. Это ясно?
— У тебя есть «Руководство по убийству» Тэтчер? — пробормотала она.
— Сейчас это кажется смешным, но уверяю тебя, это не так. — Мое тело отступает все дальше от ее тела, каждый изящный шаг назад создает желанное расстояние между нами. — Будь у меня дома в шесть. Мне не нужно объяснять тебе дорогу, верно?
Яркий розовый цвет заливает ее щеки, превращая каждый сантиметр ее лица в цвет пыльной розы, пока она смотрит на пол, щелкая каблуками, покачиваясь взад-вперед.
— Нет, я знаю, где это.
— Так и думал. — Я поправляю запонки. — Не опаздывай.
Я не хочу признавать это, но думаю, что мне понравится ставить Лиру Эббот на место, приводить ее в порядок. Больше никаких беспорядочных сумок, похожих на крысиное гнездо, когда она роется в поисках нужной ей книги, никаких грязных пальцев от всей той грязи, в которой она играет, охотясь на жуков.
Это она пришла ко мне за советом, поэтому она его и получит. Понравится ей это или нет — не моя проблема.
 Моя рука сжимает прохладную ручку двери, готовая оставить ее в холле, и прежде чем я успеваю подумать об этом, я снова говорю.
— О, и Лира. — Я поворачиваю голову направо, оглядываясь через плечо на ее застывшую фигуру, которая, кажется, оживает при звуке моего голоса, как будто она стоит наготове.