Кровь, которую мы жаждем (ЛП)

С каждым шагом край обрыва становится все ближе. вижу, как темная вода манит меня, зовет за собой.
— Конец мертвеца. Ты знаешь, что это значит?
Я быстро отвожу взгляд от глубин внизу и смотрю на Тэтчера, который похож на кота, собирающегося поймать мышь. Он знает, что выиграл. Он знал это с того момента, как началась эта игра.
— Может, отменим игру?— предлагаю я.
У меня заканчивается пространство, заканчивается время. Падение становится все ближе, и я чувствую это своими костями.
— Больше негде прятаться, питомец. — Он щелкает языком, ухмылка постоянно сидит на его губах, как-то по-кошачьи и хищно одновременно. Он достает из кармана свой телефон, покачивая его вперед-назад, показывая, что у меня осталось еще две минуты.
 Я почти поймал- его, почти победила.
Еще две гребаные минуты.
Задник моего левого ботинка немного соскальзывает, и я поворачиваюсь, чтобы посмотреть вниз. Я дошла до конца своей веревки, оставив внизу только бездонную яму. Ветер развевает мои волосы у лица. Кусочки мокрых прядей застревают у меня во рту, а сердце бешено колотится.
 Я — девушка, попавшая в ядовитую паутину. Мне некуда бежать.
Разве что вниз.
Когда я снова поворачиваюсь лицом к Тэтчеру, он находится всего в нескольких футах передо мной, довольный собой и готовый забрать свой приз.
Шаркаю обеими ногами по краю обрыва, понимая, что шансы на то, что я выживу, невелики. Но либо так, либо пусть Тэтчер победит. Если у меня есть хоть малейшая возможность выжить и победить?
Я воспользуюсь ею.
— Тэтчер. — Я произношу его имя шепотом, ветер подхватывает его, а дождь продолжает пропитывать мою одежду. — Твои последние слова, дорогой фантом?
Прикусываю внутреннюю сторону щеки, заглушая страх внутри себя всей окружающей водой. Это почти поэтично, что последние два раза, когда я сталкивалась со смертью, я смотрела в глаза Тэтчер.
Что-то успокаивающее омывает меня, когда я знаю, что человек, за которым я всегда наблюдаю, будет здесь, чтобы увидеть мои последние минуты.
Я протягиваю руки, чувствуя, как погода толкает меня назад, и киваю головой. Но я вижу его глаза, как настороженно они смотрят на меня, и понимаю, что он складывает кусочки головоломки воедино.
— Прежде чем ты начнешь учить меня, ты должен кое-что знать. — Улыбка сама собой появляется на моих губах.
Я сейчас умру, но мне все равно.
Мне все равно.
— Лира, не смей.
Но уже слишком поздно.
— Не стоит недооценивать девушку, готовую на все ради того, чего она хочет.
Я откидываюсь назад в пустой воздух позади меня, чувствуя, как мой желудок опускается вниз, к разбивающимся внизу волнам. Мои слезящиеся глаза видят фигуру Тэтчера на краю обрыва, который смотрит на меня сверху вниз.
Порывы ветра звенят в моих ушах, и падение кажется гораздо более долгим, чем я ожидала, пока ощущение воды, бьющейся о мою спину, не избавляет меня от страданий.
Я победила.
 ГЛАВА 7 
  Джек Фрост  
 ТЭТЧЕР 
— Братан, не блять...
 Резкий порыв ветра бьет меня по лицу, когда я опускаю окно, не обращая внимания на протест Рука, я высунул руку на открытый воздух, держа пачку сигарет в заложниках, угрожая отправить их в асфальтовую могилу.
Рука Алистера обхватывает подголовник, обвиваясь вокруг моего горла. Я смотрю в зеркало заднего вида своей машины, косясь на его хищный взгляд.
— Если ты хочешь добраться до Портленда с целым и невредимым лицом, я советую тебе переосмыслить то, что ты собираешься сделать.
Мои губы кривятся в улыбке, и я чувствую, как моя нога нажимает на газ чуть сильнее, когда его рука затягивается вокруг моей шеи, как удав, готовящий себе пищу. Похоже, некоторые вещи не изменились за эти годы. Он все так же зациклен на концепции контроля над людьми, вплоть до каждого их вздоха.
А я — помешанный на контроле.
— О, Эли, — надулась я. — Ты думаешь, я красивый?
 Его лицо подергивается вызовом, когда я покачиваю пачкой раковых палочек за окном.
— Твое эго чувствует себя уязвленным, Тэтч? Хочешь, чтобы я поцеловал его получше для тебя?
 
Я поднимаю бровь, в моих голубых глазах мелькает короткое воспоминание, и по тому, как расширяются его темные зрачки, я понимаю, что он знает, о чем я думаю, даже не озвучивая этого.
На мгновение я позволяю себе открыть воспоминания в своем сознании. Я помню разбитого пятнадцатилетнего Алистера, который так напился после ссоры с отцом, что в первый и единственный раз заплакал на полу моей спальни.
Слабость — это не то, что я терплю от себя или от людей, которыми я себя окружаю. Я не обладаю знаниями о том, что делать, когда кто-то настолько пьян, что у него нет баррикад. Это была лишь его уязвимость и признание одной жестокой правды:
Что он предпочел бы умереть, чем существовать как запасные части для своего старшего брата.
Я был так зол на него за то, что он позволил своей семье сломать его таким образом. Мы не сломались. Неважно, как все было закручено или как мрачно, мы не сломались.
Тот поцелуй, который я прижал к его залитым слезами губам, был наполнен яростью, которую я не испытывал уже давно. Я хотел влить ее в его горло, как расплавленное серебро, пока она не заполнит все трещины, которые они создали в нем, хотела, чтобы он стал горьким, а не грустным или слабым.
И его изголодавшийся внутренний ребенок, мальчик в уголке его сознания, который, как и я, никогда не испытывал ни унции чувств, поглотил все это. Зубы и когти вырвали его из моего рта, заглатывая мою ярость, как кислород, и храня ее где-то в его теле.
Недоедающие сердца будут пировать на всем, что напоминает любовь. Даже холодный, неопытный первый поцелуй от мальчика, который ничего не знал о ласке и доброте. Он все равно принял его.
— Как бы мне ни хотелось поцеловать тебя, чтобы позлить твою маленькую игрушку, Алистер, я, пожалуй, откажусь. — Я выпускаю прямоугольник, наполненный никотином, и позволяю им развеваться на ветру, произнося краткую молитву в надежде, что их переедут. — И я уже говорил тебе, в моей машине не курят.
— Чувак, да ладно тебе!
— Ебаный придурок.
Я просто закатываю глаза, когда Алистер удаляется, прислонившись к заднему сиденью и скрестив руки перед грудью, как избалованный сопляк. Когда-нибудь они скажут мне спасибо, когда за них не будет дышать машина.
— Мы в двадцати минутах езды от объекта. К сожалению для меня, ты выживешь.
Нажимая на педаль газа, я смотрю на спидометр, зная, что чем быстрее я разгоняю машину, тем меньше времени у меня будет на то, чтобы выслушивать их жалобы.
— Осторожнее, Тэтчер. Я не уверен, что эта машина легальна в Штатах. Не хотелось бы портить твой безупречный водительский стаж, — пробурчал Рук с пассажирского сиденья.
Мои пальцы пробегают по рулю машины, прежде чем я тянусь вниз, чтобы переключить передачу. Aston Martin Victor — моя любимая машина из моей небольшой коллекции, один из последних подарков от дедушки, который почему-то всегда знал, что мне подарить. Он всегда был рядом, чтобы обеспечить меня всем необходимым.
 К тому времени, когда моего отца арестовали и бросили в тюрьму, я уже настолько отгородился от остального мира, что редко с кем общался. Учителя жаловались, что я мешаю другим детям, а родители обнимали своих малышей чуть крепче, когда я был рядом.
Новость о том, что сделал мой отец, кем он был, распространилась по Пондероз Спрингс как лесной пожар, сжигая все остальные сплетни в течение следующих пяти лет. Все хотели говорить только о Генри Пирсоне, Мяснике из Спрингса.
Так что, возможно, после того, как мой дед увидел меня на заднем дворе, обдирающего ветки с жуков, он понял, что нужно делать. Избегать меня было бы только хуже, поэтому он принял то, во что меня превратил мой отец.
Он значительно облегчил мне мою любимую привычку, даже из могилы.
 Я никогда не знаю всех подробностей. Он такой же скрытный, как и я, но каждые полгода по почте приходило несколько досье: разные имена, все мужчины, и все подозреваются в убийстве в том или ином качестве.