Любовный контракт (ЛП)

Серьезно… да пошел он.
― Что ты здесь делаешь? ― спрашиваю я.
Салливан прижимает руку к груди, изображая, что он обижен. Даже если я знаю, что он притворяется, есть что-то ужасно эффектное в том, как его густые черные брови сходятся домиком, а темные глаза под ними смотрят на меня с проникновенным упреком. Может, его брат и актер, но не стоит забывать, что Салливан ― его однояйцевый близнец.
― Кажется, ты не очень-то рада меня видеть, Тео.
Мое имя звучит на его губах невыносимо интимно. Температура возле уборной поднимается на несколько градусов.
Я приказываю своим щекам не краснеть, что бы ни случилось. Неважно, сколько раз он произнесет «Тео» именно таким тоном.
― Я бы сказала, что немного озадачена. ― Я скрещиваю руки на груди. ― Поскольку тебя нет в списке гостей.
Я уверена ― сама его составляла.
Салливан ухмыляется.
Его смех низкий и порочный, как и его голос. Он вызывает ассоциацию с растопленным шоколадом, темным и насыщенным, с легким оттенком горечи.
Я чувствую, как моя кожа становится все горячее, каждый обнаженный дюйм.
Он говорит:
― Ты ничуть не изменилась.
Это не комплимент. В старших классах я была угрюмым, нервным изгоем, неудачницей, которая едва могла позволить себе проезд на автобусе до школы, в то время как большинство моих одноклассников ездили на Бумерах и Гелендвагенах.
― А ты да. ― Я поднимаю подбородок. ― Твои волосы сильно поредели.
В ответ Салливан смеется гораздо искренней, чем в первый раз, как будто я удивила его и спровоцировала естественную реакцию.
Он проводит рукой по волосам, откидывая их назад, как в рекламе шампуня.
― Думаю, я могу не беспокоиться о своей внешности еще пару лет.
Уверена, что так и есть. Он, наверное, доживет до семидесяти и будет выглядеть как Джон Стэймос, в то время как я уже обнаружила четыре седых волоска в зрелом возрасте двадцати восьми лет.
Ангус ответственен за всю мою седину, не говоря уже о мешках под глазами и изжоге, которая может перерасти в язву.
И она действительно появится, если я не вернусь на вечеринку.
― Так что ты здесь делаешь? ― повторяю я.
― Я бы хотел поговорить с твоим боссом.
― Не получится.
Ангус ни с кем не встречается без договоренности, к тому же он ― гермофоб2. Он даже руки не пожмет, если человек, которому принадлежит эта рука, не прошел проверку у его штатного врача.
К тому же я не собираюсь делать Салливану одолжение. Зачем? Ему уже и так повезло с волосами.
― Ты не можешь сделать исключение для старого друга?
― Мы не друзья, ― говорю я категорично. ― И никогда ими не были.
Хотела бы я сказать, что мы были врагами, но я не была достаточно крута для этого. В школе я была никем. Как и сейчас. Я удивилась, что Салливан вообще помнит мое имя.
Что изменилось?
Я наклоняю голову, пытаясь понять. Он выглядит отполированным и собранным, что уже довольно странно. Тот Салливан, которого я знала, пропускал больше занятий, чем посещал. Непревзойденный спортсмен, который занимался тремя видами спорта, но его выгнали из всех трех команд за драки.
Вот почему он совершенно не похож на своего близнеца. Риз выглядит так, словно цель его жизни состоит в поисках радуги. Поза Салливана напоминает боксера, который вечно готов к бою.
Поэтому я немного вздрагиваю, когда он подходит ближе, чтобы коснуться моего локтя.
― Я бы хотел это изменить.
Его рука грубая и мягкая одновременно. Это заставляет меня замереть.
Мое сердце бешено колотится. Боже, как хорошо он пахнет.
Это несправедливо. Если Салливан так выглядит, то он должен хотя бы пахнуть старыми носками, а не красным деревом. Где же справедливость?
Я отдергиваю локоть.
― Ангус ни с кем не встречается без предварительной записи.
― Даже на вечеринке?
― Особенно на вечеринке.
Ангус делает все возможное, чтобы между ним и его гостями всегда было не менее десяти футов, за исключением избранных, допущенных в его ближний круг.
Салливан оскаливается на меня улыбкой, какую можно подарить соучастнику по ограблению банка.
 
― Уверен, ты сможешь уговорить его сделать исключение.
― И зачем мне это делать?
― Чтобы я не рассказал Ангусу о том, что ты солгала на собеседовании.
Жизнь во мне замирает, даже сердце ― словно камень в груди, останавливается, как заклинивший двигатель.
Воздух слишком густой, чтобы вдохнуть. Пот стекает по позвоночнику.
― Что ты сказал?
Салливан поднимает бровь, сохраняя каменное лицо.
― Полагаю, ты не сказала ему, что на самом деле не закончила кулинарную школу. Или в «Галактике» теперь нанимают отчисленных?
Мой желудок уменьшается до размера горошины, а во рту становится сухо, как в Сахаре.
Черт.
Откуда он это знает?
― Я не знаю, о чем ты говоришь.
Мои слова звучат так же убедительно, как у пятилетнего ребенка, у которого все лицо в крошках от печенья.
Салливан вздыхает.
― Я говорю о том, что самый доверенный помощник Ангуса солгал ему… Я слышал, он это просто ненавидит.
Ангус действительно ненавидит это.
На самом деле, если бы он знал правду, он бы не просто уволил меня.
Он бы меня уничтожил.
Он уже делал это раньше. Мстительность Ангуса Тейта хорошо известна, особенно когда он чувствует себя преданным.
― Ты ублюдок, ― шепчу я.
Теперь Салливан улыбается.
― Я же говорил тебе, Тео, все, чего я хочу, ― это чтобы мы были друзьями. Старыми друзьями, такими, которых ты представляешь своему боссу.
Я пытаюсь просчитать в уме все способы, которыми он может меня обмануть, и все способы, которыми это может уничтожить меня.
Но на самом деле просчитывать нужно только одно: астрономическую арендную плату за мою маленькую дерьмовую квартирку и то, в какой жопе я окажусь, если меня уволят.
― Отлично. ― Шиплю я. ― Но на этом все, я тебя только представлю.
Он жестом указывает мне дорогу.
  
ГЛАВА 2
 
Тео
Салливан выбрал безупречный момент ― мы возвращаемся на вечеринку одновременно с прибытием Ангуса.
Ангус спускается в своем маленьком стеклянном вертолете, который полностью прозрачен по всему периметру, так что три раза, когда я в нем летала, мне приходилось дышать в ладони, стараясь не смотреть ни в какую сторону.
Даже несмотря на то, что он приземляется на площадку на другом конце крыши, ветер от лопастей все равно умудряется отправить в полет салфетки и испортить множество тщательно уложенных причесок. Не у Салливана, конечно, ― он просто проводит по ним рукой, и они возвращаются на место.
Мои же волосы, похоже, не так покладисты. Выражение лица Салливана подтверждает это ― я гражданин Whoville3.
― Не дергайся, ― говорит он, приглаживая их.
Нет, нет, нет! Я не собираюсь наслаждаться тем, что Салливан трогает мои волосы и смотрит мне в глаза, пока делает это. Не сейчас, когда он шантажирует меня!
― Хватит, ― рычу я. ― Давай покончим с этим.
Салливан хватает меня за запястье и тянет назад.
― Еще нет.
― О чем ты говоришь? Ты только что сказал…
― Я сказал… ― он притягивает меня ближе так, что его губы касаются моего уха, ― …не сейчас.
Ангус выходит из вертолета. На нем бордовый костюм из змеиной кожи и одна из тех ковбойских шляп с зубами аллигатора на ремешке. Мой босс не отличается утонченностью. Он также не является сторонником PETA4.
Он выглядит подтянутым и загорелым после месяца пребывания на нашей базе на мысе Канаверал во Флориде. Вероятно, там же он приобрел шляпу.
Он так полон энергии, что сразу же выскакивает на сцену и занимает свое место на подиуме, не дожидаясь всей этой помпы и церемоний, на подготовку которых он заставил нас потратить три дня.
― Здравствуйте, друзья мои! ― кричит он в микрофон.