Время любви

Все, кроме Фрэн, уставились на Теодора с неприкрытым изумлением. Выждав подобающую моменту паузу, старший Картрайт провозгласил, что Марк любезно согласился оставить свою адвокатскую деятельность и перейти в «Картрайт фармацевтикалс». Потом он напомнил присутствующим о том, что в 1865 году прадед Марка, Харрисон Картрайт, тоже поступил подобным образом, то есть ушел со службы – а он был военным врачом – и основал их фирму, начав с производства очищенной лимонной кислоты. Но только в двадцатых годах нашего века специалисты «Картрайт фармацевтикалс» изобрели способ использовать для производства лимонной кислоты специальные ферментационные резервуары.
– Да-да, вы об этом знаете, но выслушайте меня до конца. – Голос Теодора эхом разнесся по ярко освещенному залу. – Говоря об этом, я преследую определенную цель. Буду краток. Именно эти резервуары, многократно преувеличив наши богатства, стали, так сказать, источником благосостояния нашего семейства, и теперь мы намного богаче, чем до начала войны.
– Продолжай, Теодор. – Генерал был явно заинтересован.
Старший Картрайт перевел дыхание и более спокойным голосом сказал:
– Изобретенный в 1928 году пенициллин, возможно, так и остался бы предметом лабораторных исследований, если бы американское правительство не поставило перед ведущими компаниями задачу разработать методику его массового производства. Вот тут-то и пригодились наши ферментационные резервуары.
– Вот в чем дело, – задумчиво проговорил Берн. – Я, конечно, знал, что «Картрайт фармацевтикалс» занимается синтезированием витаминов, однако и представить не мог, будто фирма каким-то образом связана с пенициллином. Что ж, это лекарство спасло жизнь очень многим нашим раненым!
– И нашему Марку в том числе, – взволнованно вставила Лючия.
Торжественным тоном Теодор произнес:
– Не знаю, сколько времени мне осталось прожить на этом свете…
– О, Тео, – запротестовала его жена, – зачем ты об этом!
– Когда неминуемое случится, каждый член семьи получит свою долю наследства, – словно не услышав ее реплику, продолжил Теодор. – Любой адвокат знает, что большие подарки люди получают именно при оглашении наследства, поэтому, решив сделать такой подарок сейчас, я не стал обсуждать его с Марком. – Отец хлопнул сына по плечу. – Итак, Марк, хочу тебе сообщить, что с этого дня ты являешься владельцем половины земель, на которых стоит наше родовое поместье. Не забыл я и Бетти с мужем – теперь, дорогая, ты и Монтегю сможете построить дом своей мечты в штате Мэн.
Все внимали ему затаив дыхание. Тишину нарушила Лючия:
– Я всегда знала, что ты отличный отец, Тео! Иначе не вышла бы за тебя замуж.
– Даже не знаю, что сказать, – неловко проговорил Марк, а Бетти привстала на цыпочки и расцеловала отца в обе щеки.
Растроганный Теодор ласково улыбался сыну и дочери.
– Дети мои, вы же наше будущее, кровь от крови, плоть от плоти, вам – жить и радоваться. Впрочем, начнем радоваться прямо сейчас. Время начинать торжественный вечер!
Как раз в этот момент дворецкий объявил о прибытии сенатора Уэйна Фэйрфилда с супругой.
– У Уэйна есть отвратительное качество – пунктуальность, – заявила Корделия Фэйрфилд, обмениваясь поцелуями с дамами. – Надеюсь, мы не нарушили ваш семейный междусобойчик!
Прием выдался на редкость удачным; гости чувствовали себя легко и раскованно и даже не заметили, как за окнами начало светать.
Свободно текла непринужденная общая беседа, и никому – ни сенаторам, ни банкирам, ни ученым – не приходило в голову затевать серьезные разговоры. Оркестр Томми Дорси ненавязчиво наигрывал вальсы, по зеркальному паркету кружились пары.
Ах, какое это было удивительное время! Февраль 1946 года. Людям был свойствен оптимистический настрой, царивший сейчас и в этом залитом ярким светом зале, в атмосфере доброжелательности, надежды и любви.
В основном говорили о состоявшейся в 1945 году конференции в Сан-Франциско, на которой было объявлено о создании Организации Объединенных Наций, о Хиросиме и Нагасаки. И никто не сомневался, что появление атомной бомбы принесет мир всему человечеству.
 
Марк отвел в сторону Соломона Штайнера, выдающегося физика-теоретика, еврея по национальности, бежавшего из фашистской Германии.
– Для меня огромная честь находиться в вашем обществе, – сказал Марк с благоговением в голосе.
– То же самое могу сказать о себе, – аккуратно выговаривая слова, отозвался Штайнер. – Я слышал, вы участвовали в освобождении Вечного города. А еще мне говорили, что я не имел бы сейчас удовольствия разговаривать с вами, если бы не изобретение пенициллина.
– Да, мне повезло, я вовремя получил нужное лечение. – Повинуясь внутреннему импульсу, Марк с жаром произнес: – Знаете, мы собираемся привлечь к работе в «Картрайт фармацевтикалс» самых лучших специалистов. Вы понимаете, что я хочу сказать – уровня нобелевских лауреатов или кандидатов в лауреаты.
– Ах, какая жалость! Я как раз подписал контракт с Принстонским университетом, иначе непременно поступил бы к вам. Но среди моих друзей есть двое-трое, которые могли бы вас заинтересовать.
– Буду рад побеседовать об этом, как только вы назовете удобную для вас дату. Много времени я у вас не займу.
Выдающийся ученый протянул ему руку и улыбнулся:
– С удовольствием встречусь с вами, мистер Картрайт.
Марк и Фрэн вернулись в свою шикарную квартиру только на рассвете. Мягко освещенная элегантная спальня странным образом подчеркивала мужественность Марка, делая его в глазах Фрэн еще более желанным.
Спать обоим не хотелось – они еще были возбуждены шампанским и музыкой, да и новый день уже начался. Супруги заключили друг друга в страстные объятия и на некоторое время забыли об окружающем мире.
Позже Марк срывающимся голосом проговорил:
– Еще никогда в жизни я не был так счастлив. Дорогая, как же мне повезло, что у меня такая прекрасная жена!
Ни для кого не было тайной, что Фрэн Роупер влюбилась в Марка Картрайта с первой встречи. Фрэн нельзя было назвать классической красавицей, но ее открытое лицо с веселыми веснушками привлекало к себе. К тому же у Фрэн была великолепная фигура. Она всю жизнь занималась спортом и, если бы уделяла поменьше времени благотворительности, стала бы чемпионкой по гольфу.
Спокойная, уравновешенная, Фрэн Роупер являлась обладательницей большого состояния, так что никто не мог обвинить ее в том, будто она имеет виды на капиталы Марка.
Сейчас, лениво перевернувшись на спину, Фрэн сказала:
– Знаешь, любимый, твой отец просто великолепен. Я была уверена, что он никогда не решится расстаться хотя бы с пядью своей земли.
– Да, – кивнул Марк, – война изменила его…
– Расскажи мне о ней, – рассеянно попросила Фрэн.
– О ком?
– О Сесилии.
– Да что там рассказывать? Я ее почти не знал.
– Но ты сказал, что вы убедили ее дать ложные показания, ведь так?
– В этом деле я участвовал косвенно, просто мне удалось уговорить одного священника провести переговоры с ее семьей от имени Винченцо. – Марк сел и провел ладонью по волосам. – Но не могу отрицать – лжесвидетельство было моей идеей, это полностью лежит на моей совести. Но только таким образом можно было спасти Винченцо от расстрела.
Фрэн тихо улыбнулась:
– Должно быть, она очень красива.
– Она была еще слишком юна, девочка-подросток без всякого образования, застенчивая горожанка из бедной семьи.
Стараясь изгнать из памяти образ Сесилии, о которой он вспомнил второй раз за день, Марк крепко обнял жену.
– Не хочу больше думать об этой чертовой войне.
Пригревшись в его руках, Фрэн забылась сном, а Марк все лежал и смотрел в потолок. Да, считалось, что он чуть ли не национальный герой, даже отец подарил ему свое расположение. Но сам-то он хорошо знал о себе правду, и эта правда являлась к нему в образе прекрасной юной девушки с обволакивающим взглядом, которую он – и только он – заставил поступиться честью, забыть о гордости. Вот цена долга, который он чувствовал себя обязанным отдать Винченцо…