Ком-5 (СИ)

— Только за! Мой дом — твой дом! — радушно приобнял его за плечи я. Остальные потянулись следом.
— Слушай, Илюха, — едва слышно шепнул Багратион, — у тебя та книжица лежит ещё?
— Которая? — спросил я и тут же догадался: — Из слона индийского?
— Ага.
— Да лежит.
— Ща Петю разыграем!
Надо сказать, что Витгенштейн наконец-то получил разрешение просить руки у Сонечки Гуриели. Сегодня по секрету радостно с нами поделился. В действительности всё было давно слажено, и само сватовство представляло из себя чистую формальность — но всё-таки! В воскресенье, в торжественной обстановке, при стечении представителей двух родов всё должно было случиться, тогда же объявят и день свадьбы. Петя то сиял как начищенный империал, то вдруг бледнел и начинал паниковать, что всё в последний момент расстроится… Обычный мандраж, одним словом. Отчего бы его и не взбодрить?
  
Тёплой компанией мы ввалились в кабинет, и предусмотрительный Серго на всякий случай двери на ключик закрыл. Вестимо — от любопытных девчонок. Хаген это увидел (Хаген — он такой, всё замечает), но ничего не сказал, только бровью шевельнул слегка.
— А знаешь ли, Петенька, — преувеличенно бодро и с какой-то нотой драматизма начал Серго, — что женитьба — дело ответственное, и требует особой к тому подготовки?
— Да я насмотрелся, глядя на вас! — воскликнул Петя. — С помолвкой уже сколько хлопот! А свадьба впереди!
— Свадьба — пустяки! — рубанул Серго.
Иван дёрнулся было возразить, но явно заподозрил, что речи эти неспроста, как открыл рот — так и захлопнул.
— А что же не пустяки? — разволновался Петя.
— Не пустяки, мой дорогой — жизнь супружеская! Она, понимаешь ли, особого тщания в подготовке требует. Знакомства с серьёзной литературой.
— Литературой? — брови у Витгенштейна сложились домиком.
— Конечно! Мы вот с Ильёй, знаешь, как готовились? Штудировали учебники.
— Это учебник даже я штудировал, — очень серьёзно сказал Хаген. — Много думал.
Тут уж Иван потребовал:
— А ну колитесь! Что это вы все тут читаете, а я и слыхом не слыхивал?
Я не стал говорить, что зато наши девочки ознакомились с книжкой в полном составе, и достал из верхнего ящика стола томик в узорно-шёлковой обложке.
— Не похоже на учебник, — с подозрением сказал Пётр, но книгу к себе подвинул. Открыл. Дашков с любопытством заглянул ему через левое плечо, а Иван — через правое.
Багратион, изо всех сил старающийся не ржать, сжал губы и опасно покраснел.
Петя перелистнул страницу. Покраснел тоже. Перелистнул ещё.
— У-у, — протянул Дашков, — а вот это интересно.
Тут мы с Багратионом и Хагеном не выдержали и начали ржать. Петя чуть на нас не рассердился, но потом тоже захохотал.
— Мог бы и поделиться, между прочим, — слегка обиженно сказал Иван.
— Да бери, хоть конспектируй! Моя всё равно сказала, что невозможно живых людей в такие крю́ки согнуть. Ну разве что кроме некоторых вариантов.
— Разве что кроме нек… Илья! Ты что — это Серафиме показывал⁈
— И вовсе не я! — отбрехался я живо. — А Дарья!
— Дарья⁈ — Иван посмотрел на Серго, едва не уронив челюсть на пол. — Так она что — всем показывала? И… и Маше?..
— И Сонечке?.. — поражённым эхом отозвался Витгенштейн.
— Да ладно вам, пуритане! — хлопнул их по плечам Серго. — Ну посмотрели девочки одним глазком. Зато не будут спрашивать: ах, как можно этим в живого человека тыкать?
Тут Дашков не выдержал и начал хохотать, да так заразительно, что все в конечном счёте снова ржали, утирая слёзы.
— Так, — совершенно серьёзно сказал Пётр, отсмеявшись, — мне надо выпить. Но книжку я почитать возьму. В смысле — посмотреть.
— Сперва я! — ревниво потянул к себе томик Иван. — У тебя свадьба когда ещё! Успеешь.
— Вы ещё подеритесь! — усмехнулся я. — Да не порвите. Книга всё-таки.
В общем, вместо протрезвина мы выпили ещё по рюмке — чего нашлось. Нашёлся в кабинете только коньяк в придачу к набору стопок, в гостиную мы выбираться не хотели, так что его и употребили. А потом ещё по одной. И Серго, главный провокатор сегодняшнего вечера, возьми да спроси Дашкова:
— А Есения-то на тебя как поглядывает! — Да, наша компания как-то незаметно перешла с ним на «ты». — У вас серьёзно с ней?
Михаил снова слегка покраснел:
— Я, господа, честно сказать, и сам не знаю…
— Да ну? — не поверил Иван. — Нам-то не ври. Все признаки интереса налицо.
Михаил заглянул в пустую стопку и нетрезво, очень грустно вздохнул. Серго тут же ему подлил и сурово велел:
— Рассказывай!
Дашков опрокинул коньяк и начал:
— Полтора года назад, летом, гостил я в поместье у дядюшки. Деревенская пастораль, представьте себе, свежий воздух, а главное — огромный полигон, на котором ничего не страшно сжечь. А у меня как раз, понимаете, вторичный прорыв дара пошёл, и маман страшно боялась, что я сожгу городской особняк. Так у дядюшки мне организовали пожаростойкий домик на отшибе, у речки, со всей возможностью тренироваться хоть до посинения.
— Это всё прекрасно… — Витгенштейн очень глубокомысленно подпёр подбородок ладонью, уперев локоть в стол… ну промахнулся пару раз мимо края — но в конце концов же попал! — Но при чём тут наша милая целительница?
— Имейте терпение, господа, сейчас всё разъяснится! — успокоил Серго всех скопом. — Рассказывай, Миша. И что? Поселили тебя на отшибе?
Дашков несколько раз покивал:
— Живу. Никого не трогаю. Еду прислуга носит. Отрабатываю эти… пр… при-ё-мы. — Он тряхнул головой. — Особенно мне тогда огненные фейерверки нравились. Выйдешь к речке с утреца — как шарахнешь, чтоб сразу целую линию!.. — он мечтательно вытянул руку, и мы в пять глоток заорали:
— Э! Э! Э! Тихо-тихо! Никаких фейерверков!
— Ч-ш-ш-ш… — согласился Дашков. — Понял.
— Так что Есения? — снова спросил Петя.
— М-м-м… Есения!.. Однажды играюсь себе с огнём — и вдруг! Слышу — в ладоши хлопает! Поворачиваюсь — она. Коса простая, золотая, пушистая… платье такое… — Он изобразил руками нечто эфемерное. — А глаза зелёные, как у лесной нимфы… Как ей всякие огненные фигуры нравились! Ну и как-то… — Михаил покаянно вздохнул. — Я же не знал, что она — самого профессора Боброва дочка… Она просто сказала, что её Еся зовут.
— Так вы что?.. — вопрос Ивана повис в воздухе.
— М-гм… — снова кивнул Михаил. — Какое лето было… Сумасшедшее! А потом… однажды она не пришла. Август заканчивался. А вскоре и я уехал. И… Господа, я ума не приложу — как теперь себя вести⁈
Я мучительно вспоминал: за чем же я хотел в кабинет-то зайти?
— Так! — я решительно дёрнул второй ящик стола. Забрякали снадобья в кассетах-коробочках. Выставил бутыльки с протрезвином на стол. — Господа, нам нужна трезвость мысли.
Мы разлили на донышки стопок по полфлакончика. Выпили. Посидели.
— Маловато будет, — критически сказал Витгенштейн, — ма-ло-ва-то…
Приняли ещё.
— Ну вот! — Великий князь повёл плечами, взбадриваясь. — Значит, нужен практический совет? Что ж… Выходит, вы с ней расстались внезапно и умудрились в университете не столкнуться друг с другом с тех пор, как ты, Миша поступил на экстерн? — Дашков всё ещё не вполне трезво кивнул. — М-гм. И всё равно! Я считаю, что сегодня тебе удалось произвести на неё более чем благоприятное впечатление. А теперь его следует закрепить. Пока эффект не развеялся.
И как пошёл чесать! Вот где ловелас записной. Как подойти, чего сказать, как смотреть, как дышать… Я слегка утрирую, но разве что слегка. Как чего дарить, какие цветочки преподносить, куда водить можно, а куда — Боже упаси!
— И серенады не пой! — вставил свои пять копеек Витгенштейн, многозначительно воздев к потолку палец. — Нынче это уж не модно. А вот на танцы сходить — это вполне.
  
— Не скупись на комплименты! — категорично заявил Серго. — Девушки — э! — ушами любят!
— Но помни, что ей нужно время, — добавил Хаген. — Не стоит слишком форсировать события. И будь деликатен.