Тонкие грани (том 4) (СИ)

— Что насчёт боевиков?
— Поднимай остальных из старой гвардии, надо поймать их по возможности.
— А если среди них есть ещё заговорщики? Вдруг этот соврал, — кивнул Сэндмэн на рыжего доходягу, которому грубо и быстро перевязывали культи.
— Не соврал. Не после этого, — кивнул уже я на куски тел, которые складывали в чёрные мешки.
— Специально запугивал?
— Да. Хотя зверствовать так бы не стал, если бы они сразу всё рассказали. Но всё, как говорится, к лучшему, — пожал я плечами с безразличием.
— Не могу сказать, что это к лучшему, — хмыкнул он.
— Но и отвращения на твоём лице не вижу.
— Насмотрелся уже на такое. Попадания двадцатимиллиметровых снарядов, подрыв на минах, казни местного населения и солдат боевиками картелей и много чего другого. Но это не значит, что мне это нравится.
— Это бизнес, Сэндмэн, ничего личного.
— Надеюсь.
Я взглянул ему в глаза.
— Ты сейчас что-то хочешь мне сказать? — вежливо и по-дружески поинтересовался я.
— Нет, ничего, Мясник, — покачал он головой. — Просто стар я для подобного дерьма. Не хотелось бы… часто сталкиваться с подобным.
— Ты об этом… Боюсь, что пока картель не закрепит свои позиции и мы не подчистим ряды от крыс, такое будет случаться.
— На мгновение мне показалось, будто тебе это самому нравится.
Видимо, эффект я произвёл. Даже на него, видавшего разное вояку. Но только вот не совсем тот, что хотел. Чего-чего, но не человеком, который кайфует от страданий других, я хотел быть.
Твою мать…
— Плевать, что мне нравится, — вот только что, не подумав, я подтвердил своими словами его домыслы, — собирай людей. И… — я огляделся, — мне надо помыться.
— На задней стороне есть старая колонка, качает откуда-то из-под земли. Вода ледяная, но ничего другого нет. Одежды вон, — Сэндмэн кивнул на ящики, — сколько угодно, но только военная.
— Без разницы, — отмахнулся я. — Кстати, такой вопрос, Сэндмэн, только мне требуется честный ответ. Потому что от этого зависит…
— Твоя жизнь?
— Не перебивай меня, пожалуйста, — поморщился я, едва сдержавшись, чтоб не повысить голос. Меня начинает накрывать, нужна новая доза. — От этого зависит безопасность картеля.
— Окей… — протянул он. — Какой вопрос?
— Отношения твои с Малиной. Спишь ты с ней или нет, состоишь в каких-либо вообще связях с ней или просто давние знакомые. Вообще, что вас связывает на данный момент. Прежде чем ты удивлённо спросишь, почему меня это интересует, отвечу: она работала на людей, с которыми у меня не самые радужные отношения. Скорее враждебные. Ты понимаешь?
— Ну… да, я понял, конечно, — слегка удивлённо ответил он. — Но тогда чего она здесь делает?
— Потому что мне нужны люди с импульсом. И она в наши тайны не посвящена. В отличие от тебя.
— Понятно… — протянул он. — Но мы с ней теперь просто знакомые, серьёзно. Раньше спали, хотели завести детей, но потом разбежались, как и разбегаются многие, — спокойно поведал он мне. — Сейчас я просто знаю, что она наёмничает то тут, то там, не более. Никаких связей, кроме случайностей, когда встретимся или как ты вот просил подсказать тебе людей. Я знаю, что такое конфиденциальность, Мясник. Ничего лишнего болтать ей не буду.
— Будем надеяться.
Кого ни спроси, каждый готов поклясться в том, что болтать не будет. Но мы все люди, у нас всех есть чувства, есть человеческий фактор, который диктует свои правила. Сегодня он просто её знакомый, завтра они делят кровать, послезавтра она самый дорогой ему человек, а к концу недели меня, как клопа ногтём, придавливают. И самое паршивое, что это можно сказать абсолютно обо всех здесь. Никому верить нельзя, но и не верить тоже. Свихнуться можно…
Я помылся под холодной водой, которая хоть как-то отрезвила меня, пока Джек бегал за дозой. Прямо около колонки сделал все необходимые дела, чтоб чувствовать себя более-менее, после чего вернулся в ангар одеться. Там же встретился с Феей, которая с интересом оглядывала ангар. При мне её взгляд остановился на пятнах крови, которые сейчас из шлангов смывали парни, после чего она заметила и меня. Подошла.
 
— Я смотрю, один жив.
— Да, — подтвердил я, — мы его отпускаем.
— Отпускаешь?
— Ты верно услышала, — кивнул я, пройдя мимо неё в одних трусах. Да даже если бы голый прошёл, ничего страшного не случилось. Насмотрелась наверняка за всю жизнь.
— Это плохая идея.
— Я дал слово, что он уйдёт, если всех выдаст.
— А если не всех?
— Поверь, он выдал всех.
— Но так дела не делаются, Мясник. Послушай, нельзя…
— Оставлять кого-либо в живых? Теперь ты у нас принимаешь подобные решения? — холодно осведомился я. — Может мне тогда тебе и место уступить? Ну, чтоб наверняка всё делать, как ты захочешь?
— Нет, мне оно не нужно, — пошла она на попятную. — Просто…
— У него нет кисти и ступни. Он живое напоминание всем остальным, что бывает с предателями. Считай это антирекламой, которая добавит нам необходимой репутации.
— Ладно… — протянула она задумчиво. — Допустим. А что с остальными будет?
— Ты знаешь.
Я остановился около небольшого контейнера, в котором едва ли не кучей была свалена амуниция: от носков и маек до бронежилетов и ботинок. Часть от сделки, часть закупили уже мы и просто свалили сюда как раз на случай, чтоб можно было с нуля одеться. Даже трусы закупили, как бы это смешно ни звучало, ведь солдат должен быть всегда одет.
Пока одевался, Фея стояла за спиной, явно намекая своим поведением на то, что разговор ещё не окончен и нам есть о чём поговорить.
— Не стой над душой, Фея, чего ты хочешь узнать или услышать? — подтолкнул я её к разговору.
— Ты убьёшь их, верно?
— Ты сама этого хочешь, но спрашиваешь так, будто против.
— Нет, но есть один важный момент.
Я обернулся.
— Какой?
Фея подошла так близко, что едва ли не зажала между нами мирно спящую теперь Эйко. Вот ребёнку свезло: живёт с наркоманом и таскают её по подобным местам.
— Люди должны бояться.
— Они и так будут бояться.
— Они должны бояться последствий. Если ты просто убьёшь их, то другие подумают: что ж, всё или ничего, это стоит риска. Они идут на это, зная, что могут расстаться с жизнью, и для них это приемлемая цена. Такие люди готовы с ней расстаться ради власти. Но ты должен показать, что цена даже для них будет запредельной.
Я понял. До того, как она продолжила, понял, к чему клонит Фея.
— Ты…
— Их семья. Практически у каждого самым важным является семья. То, ради чего они готовы предавать и убивать. И каждый здесь должен знать, что попытка тебя предать или сместить отнимет не только их жизнь, ты заберёшь абсолютно всё.
— Ты предлагаешь убивать их семьи? Стать палачом?
— Ты не палач. В следующий раз, уже зная, что ты отберёшь не только их жизнь, но и жизнь их семьи, они подумают сто раз, прежде чем рискнуть предпринять что-то подобное. Они будут знать, что ты отберёшь всё самое дорогое у них, и это будет отнюдь не их жизнь. У каждого. На их глазах, чтоб перед смертью они видели, как лишаются тех, кто им дорог.
— Люди не поймут… — неуверенно ответил я.
— Люди всё поймут. Я видела, что ты тут устроил, и что? Кто-нибудь остановил тебя? Нет, потому что все они приняли правила игры. И они тебя боятся. Ты боишься, что в тебе увидят подростка или отморозка, которого надо поскорее убрать, но это не так. Они видят босса, опасного и умного настолько, что он смог уничтожить картель, причём очень крупный. Видят человека, который, не моргнув глазом, расчленяет собственноручно врагов. Они боятся и уважают тебя, как боятся и уважают животные вожака. И каждое твоё решение они примут.
 
— Но не такое.
— И такое. Они испугаются сказать хоть слово против, — Фея подалась вперёд, и её лицо стало так близко, будто она хотела меня поцеловать. — Прикажи взять их семьи. А потом убей. Покажи, как дорого обойдётся каждому предательство. Все всё поймут и ничего не скажут. Иного выбора нет, если ты хочешь навсегда исключить подобные попытки тебя убрать.