Жестянка 2 (СИ)

После того памятного совещания оконтурился новый освоенный район анклава со следующими базовыми точками: Пятисотка, Зацепа, Водопой, станция Дивное с вахтовым гарнизоном из четырёх человек под управлением Джона и Новой дорогой, движение по которой пока что гораздо интенсивнее, чем по основной магистрали.
Дед угадал. Через три дня в гарнизон прибыли сразу два семейства фермеров и одно промысловиков. Вот тут-то и сработала предусмотрительность Казанникова, предложившего заранее расчертить на большой карте перспективные промысловые и фермерские участки так, чтобы будущие хозяйства не мешали друг другу, а главы кланов не конфликтовали из-за хороших земель и промысловых угодий.
  
Наконец-то наметились перспективы развития большой русской общины вплоть до создания нормального национального государства. Мне давно стало понятно, что Переделкино пока не сможет исполнять роль центра анклава, организующего ядра, а администрация Волкова не тянет на роль объединяющей силы всего сектора. Передел — не Москва или Париж, а скорее, вольный ганзейский городок, стремящийся жить по своим коммерческим законам. Остальное эту «Ганзу» мало интересует. Хотя жить по своим законам, не обращая внимания на происходящее вокруг, долго у них не получится.
В этом крупном поселении у горожан изначально сформировалась парадоксальная хуторская психология с известным девизом: «Каждый сам по себе, моя хата с краю». Другой вариант определения тамошнего менталитета остроумно предложила Кретова: «Ярмарочная психология». Переделкинцам вполне достаточно иметь возможность раз в полгода выходить на главную площадь и от души поорать на вече или майдане, если угодно, требуя всего подряд горлом, а не разумом. Но чтобы не слишком долго. Побузили, сбросили пар, и хватит. Потому что после ярмарки нужно успеть занять уютное место в любимой таверне или в уличной кафешке. Собственно политика горожан по-прежнему не волнует.
Почему так вышло? Мне кажется, что самоорганизации первопоселенцам во многом мешал навязанный стереотип постапокалипсиса, насаждаемый кинематографом и соответствующим жанром в литературе. В затерянном мире все заброшенные должны стать кончеными сволочами, эгоистами и анархистами. Ожидая увидеть на Жестянке именно это, люди неосознанно воспроизводили полуанархические схемы, вскоре уже не понимая, как организоваться более умно и рационально.
У всех народов и племён Жестянки навалом свободных территорий: развивайся себе да стройся, осваивай и обрабатывай, снимая урожай за урожаем — что ещё нужно? Однако каждый хозяин подворья, каждый сталкерский князёк или второстепенный городской чин со своими приспешниками стремится при каждом удобном случае наехать на соседа — вдруг у него там самый жир?
Наиболее амбициозных уродов поначалу прорывает на тёмное, варварское прёт из всех щелей. Потому что какое-то время им выгодно ничего существенного у себя не производить. Развивайся за счет соседей, пока они не очухались, не прозрели. Здесь вообще выгодно лениться, рассчитывая исключительно на парашютирующие с небес подачки, да на удачный грабёж при случае. Выгодно быть местечковыми хозяевами закрытых островков, где порой творится сплошная чернуха, до поры не вытекающая наружу. Очень удобен миниатюрный безопасный периметр, где ты Бог и Царь. И лишь много позже постепенно зарождающаяся государственная машина начинает определять приоритеты и вправлять людям мозги, расставляя всех по своим местам: кого по ранжиру, а кого сразу к стенке за беспредел.
Новопоселенцы везде устраиваются, адаптивные способности человека очень высоки. В местности, где можно собирать два урожая в год, это не так уж сложно сделать. Начинается обыденная жизнь. Человек охотится, ловит рыбу, занимается сельским хозяйством. Он не ищет конфликтов с себе подобными. Быстро происходит объединение на уровне личностей, образовываются кланы, безупречно работает врождённый инстинкт стайности или стадности, как кому угодно.
Однако самые умные объединяются ещё и в нечто крупнее клана, и вот тут-то всё вокруг начинает по-настоящему оживать, пусть и медленно. Помнится, многие фантасты, специализирующиеся на футурологических прогнозах о грядущем постапокалиптическом мире, искренне считали, что ничего доброго, нравственного в подобной среде с высокой степенью энтропии не останется: постепенно человеки обернутся скотами… Писателям слишком часто мерещилось всякое дерьмецо — известные комплексы, последствия ещё детского страха мальчишки-скрипача выйти на улицу.
Человек разумный по своей природе позитивен, и это ключевое обстоятельство не могут изменить те уроды, которые старательно выжали из себя всё доброе. Вот чего не хватает жителям здешних поселений для понимания верного хода общего генезиса — не все люди сволочи, далеко не все, хотя и такие, несомненно, всегда найдутся.
Сволочью может оказаться и местечковый князёк, но далеко не каждый второй в общине, община этого не потерпит. Небольшие коллективы будут организовываться, а исторически они всегда организовывались по гуманитарному принципу. Порой причудливо, но всегда со строгими понятиями, внутренними неписаными уложениями, отвергающими любой беспредел даже в таких весьма специфических институтах, как армия или тюрьма. Законы обязательно будут установлены, а беспредельщики нигде долго не живут.
Только вот объединить разрозненные сообщества в нечто более крупное и устойчивое люди сами по себе не смогут никогда, здесь демократия бессильна.
Для осознания им потребуется угроза более высокого порядка, нежели единичные беспредельщики. И сильный вождь, волевой лидер-государственник, способный вывести возглавленную им общину на новый цивилизационный уровень.
Есть отличный пример — нашествие на средневековую Русь монгольских орд. Куча разрозненных княжеств, которые постоянно грызлись между собой, но худо-бедно договаривались и поддерживали на своих территориях определенный порядок, оказалась беспомощными перед страшной новой угрозой. И только после появления на политической сцене настоящих вождей-государственников разобщённые, а потому беспомощные княжества начали объединяться в единое целое. В Русское государство, способное противостоять не только внутренней, но и внешней угрозе, заниматься не местечковыми ярмарками с плясками под балалайку и дудочку, а военной, экономической и культурной экспансией…
До сих пор ни откровенные бандиты, ни безбашенные вольные сталкеры ещё ни разу не подбирались к защищённому периметру Пятисотки, за всю историю существования нашего гарнизона часовыми не зафиксировано ни одного обстрела. Боятся. Все знают, что Дед тут же объявит мобилизацию, поставит под ружьё минимум пять боевых групп и устроит в степи настоящую карательную операцию. С кровями и разрухой.
Да, с такой угрозой мы справимся сами и относительно легко. Но что произойдёт в случае тщательно спланированного и грамотно организованного пришествия на русские земли отмобилизованных отрядов германцев например? С такой бедой поодиночке не совладать ни Пятисотке, ни Переделу, ни сталкерам, это совершенно точно. А нашествие рано или поздно произойдёт. Нельзя забывать, что во всех национальных анклавах Жестянки с примерно одинаковой скоростью идут идентичные общественные процессы. Вопрос лишь в том, кто первым созреет для той самой военной экспансии.
Русским нужно объединяться. Но господин Волков, насколько я наслышан, не совсем соответствует требованиям вождя-государственника, чаще он действует, как обычный князёк-хапуга. Ну, а раз так, то роль образующего ядра может себя предложить и Пятисотка во главе с Казанниковым. Однако действовать тут придётся мудро, осторожно, даже деликатно, постоянно формируя исключительно здоровую зависть соседей и поддерживая свою привлекательность, постепенно вовлекая в свою орбиту всё новых и новых людей. Долгая и трудная работа…
Экономическая выгода после получения гражданства Пятисотки? Несомненно. Медицина и образование? Да, это очень важно. Культура и искусство? Хорошо бы, без них никак. И, конечно, серьёзный военный потенциал.