Оленин, машину! (СИ)

Около часа спустя встал. Вроде подремал. Решил, что пора заняться ремонтом капота виллиса. Завтра начальство потребует к себе, а машина в таком виде явно для дела не годится. То есть если на ней ординарца Лепёхина возить, он птица невысокого полёта, перетопчется. Но если комполка.
Я встал, намотал портянки (попутно удивившись тому, как ловко у меня получилось — мышечная память Оленина по–прежнему не подводила), натянул сапоги и отправился к мастерской, где, как мне сказали бойцы, есть механик по имени Кузьмич. «На все руки мастер», — отрекомендовали его, но предупредили: если не в духе будет — на кривой козе не подъедешь.
Мастерская расположилась на другом конце платочного лагеря и представляла собой большую площадку с натянутой над ней маскировочной сетью. Вернее, даже несколькими, сшитыми между собой. Внутри стояли два Студебекера, было слышно, как гремят инструменты, а ещё стоял характерный запах масла и горячего металла. Как только я вошёл, меня встретил механический гул и переговоры технарей.
Я подошёл к одному из них и спросил, где найти Кузьмича. Тот махнул рукой в нужную сторону, продолжая возиться с огромным колесом грузовика.
Кузьмич оказался крепким, коренастым, роста чуть ниже среднего мужиком около сорока лет. Пилотка была сдвинута на бок, из–под неё, пропотевшей и просоленной, торчали короткие волосы с проседью. Чёрные мозолистые руки, покрытые множеством давно заживших порезов, держали инструмент с уверенностью и большой силой. Лицо Кузьмича было испещрено глубокими морщинами, которые свидетельствовали о долгих годах тяжёлой работы. Прокуренные жёлтые усы напоминали, что работа в мастерской была не только его ремеслом, но и довольно нервным занятием. Глаза, тёмные и проницательные, сканировали окружающее пространство с недоверием и усталостью.
Я подошёл к нему, и Кузьмич, оторвавшись от работы (он держал в руках деталь от ходовой части), посмотрел на меня с выражением, которое мог бы описать только одним словом — раздражение.
— Здравия желаю, товарищ… — глянул на его погоны, — старший сержант.
— Чего это ты сегодня официальный такой? — буркнул Кузьмич. — Клянчить, опять, что ли припёрся. Смотри, Лёха: если ты ещё один аккумулятор профукал, новый не дам. И не проси.
Из этой короткой речи я понял: мы хорошо с ним знакомы, потому можно на «ты» и без церемоний. Правда, я совсем мастера не помню. Но это дело наживное.
— Ну, говори уже: чего надо? — буркнул он, не отрываясь от своего занятия и не дожидаясь, пока отвечу на первый вопрос.
— Кузьмич, тут такое дело… — начал я, стараясь звучать вежливо. — Мне нужно, чтобы ты глянул капот моего виллиса.
— Я чего, по–твоему, капотов не видел? — без улыбки усмехнулся мастер.
— Да я тут ездил по одному делу, ну, с медведицей повстречался.
Кузьмич оторвался от детали, посмотрел на меня с удивлением:
— Ты её чего ж, прямо на капоте… — и он сделал неприличный жест.
Пока я соображал, как ответить, мастер коротко и хрипло рассмеялся. Но потом вздохнул, скривив губы в знак недовольства. Встал и тяжело потянулся, при этом его движение было медленным и утомлённым.
— И что, ты будешь медведиц катать, а я за тобой чинить? — пробурчал он, обернувшись к заваленному всякими железками верстаку. — У нас и так работы хватает. Сам знаешь, что скоро будет. Если хоть одна машина не выйдет, с меня не то что погоны — башку снимут!
— Кузьмич, ты же знаешь: дальше фронта не пошлют, а он вон, рядом… скоро будет, — поправился я, поняв, что ляпнул лишнее. — Понимаю, что у тебя забот выше крыши, — сказал, чувствуя, что предстоит долгий разговор. — Но мне нужно, чтобы ты посмотрел капот как можно скорее.
— С чего бы это? Сухов, что ли, злится?
— Ладно бы комбат, — вздохнул я. — Меня ж к комполка отрядили. Его теперь вожу. Слыхал, может: Грушевой фамилия.
Кузьмич задумался, и его лицо стало менее настороженным, хотя всё ещё сохраняло недовольное выражение.
— Ладно, — наконец произнёс он. — Если действительно срочно, гляну. Но сначала принеси мне болты с прокладками, которые лежат в складе. У меня их тут нет. И не забудь про новый фильтр для масла. Без этого ничего не получится.
  
Я поднял брови. Если капот делать, то фильтр зачем?
— Да не для тебя! Для студера! — он кивнул на грузовик.
— Хорошо, — кивнул я, чувствуя облегчение. — Всё принесу. Только… мне дадут вообще?
— Там тебе чего хочешь дадут, — сказал Кузьмич, скабрёзно подмигнув. — На-ка вот, — и он протянул мне бумажку со списком требуемого.
«С чего это он?» — подумал я про намёк и пошёл искать склад.
Он оказался блиндажом в три наката, глубоко врытым в землю. Довольно большим, судя по тому, что на расстоянии примерно шагов тридцати из-под брёвен торчали трубы. Я спустился по земляной лестнице, укреплённой досками, постучал в дощатую дверь.
— Открыто! — прозвучал изнутри приятный женский голос.
Я вошёл, вспоминая все необходимые детали, о которых говорил Кузьмич. Склад оказался тёмным и немного запылённым помещением, в котором запах масла и металла смешивался с ароматом старой древесины. Полки, уходящие вдаль и теряющиеся в темноте, были заставлены коробками, ящиками и всевозможными инструментами и деталями. За старым деревянным столом, сколоченным из ящиков, накрытым старой протёртой скатертью, сидела рядовая, ответственная за выдачу запчастей.
Зиночка оказалась молодой, лет двадцати пяти. Её светлые волосы были аккуратно уложены в пучок под пилоткой, карие глаза искрились доброжелательностью и теплотой. Лицо показалось мне круглым и миловидным, с лёгким румянцем на щеках, который был заметен даже при тусклом свете свисающей с потолка лапочки. Униформа сидела на ней аккуратно, подчёркивая стройную фигуру с грудью приятного третьего размера. Когда я вошёл, она подняла взгляд от толстого гроссбуха и улыбнулась, явно обрадовавшись моему появлению.
— Здравствуй, Алёша, — приветствовала меня, слегка покраснев. — Что привело тебя сюда сегодня?
«Алёша, — подумал я. — Значит, у меня с ней… вот как понять?» Память Оленина упорно молчала.
— Привет… Зиночка, — ответил я, сделав паузу и ожидая, пока Алексей всё-таки подскажет, и он не оплошал. — Меня Кузьмич послал за запчастями. Сказал, что они у тебя должны быть. Вот список. Я положил бумажку перед ней. Девушка взяла её, пробежала глазами. Потом
Зиночка кивнула и встала со своего места, её движения были уверенными и быстрыми. Она прошла мимо меня к одной из полок и начала искать нужные детали. Я оценил по достоинству и её ладную фигурку.
— Как дела… в целом? — спросил, пытаясь завести разговор. Надо же понять, в конце концов, какие у нас отношения. Аж интересно стало!
— Всё хорошо, спасибо, — ответила она, обернувшись ко мне и улыбнувшись. — Работа идёт своим чередом. А у тебя как?
— Да вот, медведица немного повредила машину, — сказал я, улыбнувшись в ответ. — Пришлось срочно ремонтироваться.
Зиночка прыснула от смеха и покачала головой.
— Медведица? Ты шутишь?
— Нет, серьёзно, — ответил я. — Представь себе: огромная медведица с медвежатами на дороге. Нам пришлось сначала удирать, а потом разбираться с последствиями.
Зиночка посмотрела на меня и нахмурилась вдруг:
— Кому это вам?
— Мне и лейтенанту Лепёхину.
— Ах, этому, — лицо девушки внезапно потемнело. Потом она спросила:
— Вы их, случайно, не убили?
— Да ну что ты! — сказал я, даже махнув для убедительности рукой. — Просто дали дёру, а потом, когда вернулись, они уже ушли. Но встреча оказалась памятной. Хорошо ещё, исподнее менять не пришлось.
Зиночка рассмеялась, её смех был звонким и заразительным. Настолько, что мрачный склад будто осветился изнутри, словно солнечный луч проник через три наката. Она продолжала искать нужные детали, время от времени бросая на меня заинтересованные взгляды. Каждый раз, когда её глаза встречались с моими, в них читалось что-то тёплое и искреннее, что заставляло меня даже смущаться немного.