Аландский крест (СИ)

Мне же, если честно, на еврейский вопрос плевать. Ибо как еще скажет Дэн Сяопин — «Не важно, какого цвета кошка, главное, чтобы она ловила мышей». Награждал я вне зависимости от вероисповедания и национальности и к изменникам относился точно так же.
Новости из Стокгольма достигли нас, когда мы уже собирались уезжать. Вездесущий телеграф принес в Або весть, что в столицу Швеции прибыла целая свора английских и французских дипломатов. И хотя о цели официально не сообщалось, нетрудно было угадать, что будут уговаривать короля Оскара Бернадота вступить в войну.
  
— Господа, — неожиданно для всех спросил я. — А не навестить ли мне своего дорого родственничка?
— Не знал, что вы в родстве, — удивленно посмотрел на меня не особо искушенный в генеалогии фон Котен.
— Ну, ты, брат, даешь. Шведская королева Жозефина — родная сестра моего любимого покойного дяди Макса Лейхтенбергского!
— Может, не надо? — попытался возразить сразу же поскучневший Головнин.
— Не хочешь, оставайся здесь, а я очень соскучился!
Сказать, что наше появление в столице Швеции вызвало фурор — не сказать ничего! Нет, то, что русским вполне по силам пройти по льду Ботнического залива, в Стокгольме помнили отлично. Со времен последнего такого визита не прошло еще и полувека. Но вот то, что такой фортель выкинет великий князь, не ожидал никто.
И больше всех удивлен был посланник и полномочный министр в Объединенных Королевствах Швеции и Норвегии тайный советник Дашков.
— Ваше императорское высочество, — пролепетал он, узнав меня, — но ведь это же скандал!
— Да ладно тебе, Яков Андреевич, — с усмешкой парировал я. — Неужели любящему племяннику нельзя посетить свою обожаемую тетушку?
— Да вы хоть знакомы?
— Ну, вот и познакомимся.
На самом деле, мы, конечно, встречались и с королем, и с королевой. Еще в 1844 году, когда Костя находился в учебном плавании, его бриг «Улисс» посетил Стокгольм, где юный великий князь и встретился с королевской четой. Впрочем, Дашков, бывший в ту пору консулом в Придунайских княжествах, мог об этом и не знать.
— Я должен связаться с Нессельроде…
— Очень не советую, любезнейший Яков Андреевич. Если, конечно, не хотите поменять умеренный климат Скандинавии на что-нибудь более экзотичное! Скажем, Парагвай…
— А у нас есть с ним дипломатические отношения? [1]
— Если потребуется, будут!
— Понял вас, Константин Николаевич.
— Вот и славно. А теперь будь добр, сообщи о моем прибытии его величествам и договорись о встрече. Я тут неофициально, так что желательно обойтись без пышных церемоний.
— А вооруженных матросов зачем столько?
— Ну ты даешь! Места тут все-таки глухие, а вдруг волки!
Судя по быстрой реакции из Стадсхольма [2], мое прибытие не осталось незамеченным. Что, впрочем, совершенно неудивительно. Все же не каждый день в столицу северного королевства прибывает такое количество запряженных тройками саней, полных веселых русских моряков.
Впрочем, надо отдать Оскару и Жозефине должное. Несмотря на неофициальность мероприятия, вели они себя поистине с королевским достоинством. И не скажешь, что один дед шведского монарха был гасконским адвокатом, а второй марсельским коммерсантом.
— Вы так возмужали со времени нашей последней встречи, — мягко улыбнулась Жозефина.
— А вы все так же ослепительно прекрасны!
— Адмирал из вас лучше, чем льстец, — тут же парировала она, хотя мой комплимент определенно пришелся ей по вкусу.
Накануне раута смирившийся с моим появлением Дашков немного посвятил меня в здешние расклады. Суть дипломатической игры на севере Европы сводилась к простой дефиниции. Несмотря на этническую, религиозную и языковую близость объединенные унией королевства — Швеция и Норвегия — с самого начала пребывали в перманентном раздрае.
Норвежцы более всего на свете желали получить независимость, а шведы, как раз, напротив, хотели бы окончательно поглотить своих западных родственников, в чем их целиком и полностью поддерживал их король. Более того, несмотря на свое чисто французское происхождение Оскар Бернадот вдруг стал горячим сторонником «велико-скандинавской доктрины».
Правда, когда в 1848 году Пруссия попыталась отжать у Дании Шлезвиг-Гольштейн, он и не подумал вступать в войну на стороне «скандинавских братьев», ограничившись присылкой четырех сотен добровольцев и, как будут говорить несколько позднее, «гуманитарной помощью».
Увы, такое сейчас время, когда политические карлики просто грезят о величии. Поляки о «Жечи Посполитой от можа до можа», греки о «великой Элладе», включающей помимо Пелопоннеса Южные Балканы с Константинополем и Смирну, а еще есть венгры, румыны… получится только у пруссаков, сначала объединивших Германию вокруг своей, не такой уж большой страны, а потом дважды залив всю Европу кровью.
Теперь же, после начала Восточной войны, Оскар никак не мог решить, умный он или красивый. То есть, с одной стороны, ему очень хотелось присоединить к своим владениям как минимум Аландские острова, а как максимум всю Финляндию. А с другой, довольно трезво оценивал свои силы, в связи с чем совершенно не желал воевать. Стоит ли удивляться, что подобная двойственность не нашла понимания ни в Лондоне, ни в Париже?
Впрочем, союзники не теряли надежды, рассчитывая на настойчивость, опыт и авторитет генерального консула Великобритании в Норвежском королевстве Джона Райса Кроу. Этот бизнесмен и дипломат сумел взять процесс переговоров в свои руки, предоставив премьер-министру Пальмерстону свой доклад и детальные предложения, которые правительство полностью поддержало.
Еще одним аспектом был известный парадокс великодержавной политики Николая I. Как ни странно, этот ненавистник конституций все годы своего правления последовательно выступал гарантом дарованного скандинавам в 1814 году Карлом-Юханом IV Основного закона.
И всякий раз, когда Бернадоты пытались совершить «госпереворот сверху» или как-то покуситься на права норвежцев, русский царь неизменно вставал на сторону народа. «Если государь даровал народу конституцию, его обязанностью является ее соблюдать!» — без обиняков заявил своему августейшему коллеге Николай Павлович, разом отбив охоту к перемене статус-кво. Однако не стоит думать, что покойный император делал это из альтруизма. Поскольку усиление Швеции ни в коей мере не отвечало интересам нашего отечества.
Нельзя не отметить, что данная политика принесла свои плоды. Сразу же после начала войны норвежский стортинг выступил за нейтралитет, категорически отметая все попытки своего короля втянуть Объединенные королевства в союз с Англией и Францией. В результате этой борьбы случился правительственный кризис, из-за которого вынужден был уйти в отставку норвежский наместник Северин Лёвеншельд.
Не ускользнули от внимания Дашкова и без того сложные отношения в монаршей чете, еще более обострившиеся после недавней смерти от брюшного тифа их сына Густава. С одной стороны, Оскар I практически не скрывал своей связи с актрисой Эмилией Хёквист, с которой прижил двоих сыновей. С другой, Жозефина оставалась едва ли не главной его советницей по многим вопросом, в том числе и внешнеполитическим.
И поскольку она была не только моей теткой, но и двоюродной сестрой Наполеона III, настойчиво тащила Швецию в объятья Франции. При том, что Оскар, как уже упоминалось, и сам был совсем не прочь присоединиться к коалиции, но не ранее, чем удастся получить гарантии территориальной целостности своих королевств. И угрожала этой самой целостности, как вы сами понимаете, конечно же, Россия.
  
К слову сказать, кое-какие основания для подобных опасений имелись, правда, виноваты в этом были, как ни странно, финны. Все дело было в кочующих по тундре лопарях или, как их еще называют, саамах. Хитровыдуманные финские политики желали одновременно пресечь миграции норвежских саамов и тут же жаловались на то, что в Норвегии притесняют финских. В частности, не дают рыбачить в Варангер-фиорде.