Аландский крест (СИ)
Да, вы не ослышались. Изгнание врага с нашей земли для окончания этой войны недостаточно. Англия и Франция еще очень сильны. Полученные поражения только раззадорили их и нам потребуется еще немало усилий, чтобы избавить наше отечество от нового нашествия. Это будет не просто, но мы справимся, словом и делом подтвердив девиз нашего ордена, сказанный когда-то самим Петром Великим — «Небываемое бываетъ»! Ура, господа!
* * *Византий, Константинополь, Царьград, теперь вот Стамбул — древний город, чьи камни помнили железную поступь греческих фаланг и римских легионов. Сюда приходили за данью киевские князья, здесь прибил свой щит на ворота Вещий Олег, отсюда на Русь пришло христианство… а теперь вот приперся и я!
— Что? — переспросил не расслышавший меня Юшков.
— Ничего, Федя, — отмахнулся я, сообразив, что говорю вслух.
Было около двух часов пополудни, когда наша небольшая эскадра появилась перед входом в Босфор. «Сан-Парэй» под моим флагом, три пароходо-фрегата и парочка импровизированных миноносцев. Силы, прямо скажем, не большие, но для демонстрации «агрессивных» намерений вполне достаточные. Насколько мне известно, винтовых линкоров у противника здесь сейчас нет, а от более легких кораблей мы отобьемся. К тому же, противнику не известно, что это все мои силы. Вдруг где-то совсем рядом идет эскадра Корнилова?
Единственным встреченным нами противником оказался небольшой турецкий колесный пароходик, бросившийся прочь, как только разглядел косой синий крест на белом фоне наших флагов. Мы некоторое время шли следом, пару раз выстрелив для острастки из погонного орудия. Останавливаться тот, разумеется, не стал, а лишь прибавил ходу в надежде успеть добраться до зоны действия береговых батарей.
В принципе их расположение, число орудий, калибр и даже сектора обстрела были нам хорошо известны. А потому мы могли маневрировать, не подвергая себя ненужной опасности. Рисковать и подставлять корабли под огонь, памятуя о полнейшем фиаско союзной эскадры в недавней бомбардировке Севастополя, дураков не было. Тем паче, что мы здесь вовсе не для этого.
— Пленный готов? — не оборачиваясь, спросил я у подчиненных.
— Так точно! — ответил командир, после чего вперед вывели помятого турецкого офицера в сопровождении нескольких еще более жалких аскеров.
Окинув все еще не верящему своему счастью османа скептическим взглядом, я спросил его по-французски, все ли ему понятно?
— Да, эфенди, — с готовностью ответил тот, будучи выбранным, в том числе и за относительно сносное знание европейского языка. — По прибытии в порт я должен передать вышестоящему начальству послание вашего императорского высочества, а также повторить его на словах.
— Все верно. После этого война для тебя и для твоих спутников будет окончена, и ты можешь отправляться домой. Однако помни, если ты нарушишь клятву не воевать больше с нами, следующий плен кончится для тебя виселицей!
— Я все помню, эфенди, — торопливо заверил меня каймакан. [2]
— Вот и славно. А теперь ступай.
— Благослови вас Аллах! — отозвался турок, после чего с поклоном двумя руками принял пакет и приложил его сначала ко лбу, а потом поцеловал.
— Экие восточные церемонии, — усмехнулся кто-то из штабных.
— Этот пакет предназначен для султана, — пояснили ему, — а он ни много ни мало, повелитель вселенной и глава всех мусульман.
Между тем, пленники торопливо перебрались в спущенный для них ялик и сели за весла.
— Не потонули бы, — вздохнул внимательно наблюдавший за происходящим увязавшийся с нами Трубников.
— Ничего с ними не случится. Волнение не велико, да и недалеко тут.
— Оно так, но уж больно турки какие-то тощие. Смогут ли грести?
— Даже если не выгребут, ничего страшного, — снисходительно пояснил ему командир «Сан-Парэя». — Течение здесь в сторону Мраморного моря, там их все одно заметят и подберут.
— Ты же сам говорил, что нужно произвести на противника впечатление? — вмешался я. — Глядя на них все поймут, что пленники находятся в самом жалком состоянии и потому их нужно спасать.
— Боюсь, ваше императорское высочество, — тихо шепнул мне не осмеливающийся возражать на людях журналист, — что на турок всем наплевать, включая их собственное правительство. Надо было кого-нибудь из англичан или французов…
— Европейцы не знают турецкого языка и не смогут разнести слухи среди местных.
Пока мы так беседовали, ялик с отпущенными на волю аскерами успел отдалиться на значительное расстояние, превратившись в маленькую точку на фоне моря. Теперь нам оставалось ждать реакции султана, а если точнее, британского посла Стрэтфорда-Каннинга, ирландца и сына лондонского торговца, пару лет назад получившего титул виконта Рэдклифа, фактически руководившего всей внешней политикой некогда Блистательной Порты. А заодно и известий с другой стороны Черного моря, где в этот момент высаживались наши войска.
Последние числа ноября ознаменовались совершенно необычной для поздней осени погодой. Могло показаться, что продемонстрировавшая полной мерой свое буйство природа вдруг успокоилась, подарив людям короткую передышку. Ветер ослабел, море успокоилось и даже его волны вдруг стали не такими темными. Эскадра под флагом Корнилова шла на Юг к Трапезунду.
Надо отметить, что порт этот был нашим морякам хорошо знаком. А потому никаких опасений предстоящая операция не вызвала. Откровенно слабая береговая оборона из нескольких батарей с устаревшими еще сто лет назад пушками. Маленький гарнизон с давно не получавшими жалованье аскерами из Анатолийского редифа.
Редифом в турецкой армии назывался армейский резерв, сформированный из отпускных солдат и бывший наименее устроенною и боеспособною частью армии. Что же касается куда более стойких и дисциплинированных арабистанских полков, все они, по нашим сведениям, сосредоточились сейчас вокруг Карса.
Также можно упомянуть и просто огромное количество авантюристов всех мастей, собранных практически со всего света и занимающихся контрабандой. Впрочем, сейчас, что называется, не сезон, так что даже их куда меньше обычного. Ожидать серьезного сопротивления от этой публики не приходилось.
Основой для десанта стали самые боеспособные части и в первую очередь морская пехота. То есть, становившиеся все более знаменитыми «Аландцы» и вторая бригада, только что сформированная из сводных стрелковых батальонов черноморского флота, получившая почетное наименование «Балаклавской». Несмотря на отсутствие у них скорострельных шарпсов и митральез получилось крепкое соединение, способное решить практически любую задачу и доставить противнику массу неприятных минут.
Затем, 1 бригада 14-й пехотной дивизии, которой до недавнего времени командовал Хрущов. Входящие в нее Волынский и Минский полки были пополнены до штатного состава и практически поголовно вооружены трофейными штуцерами. В помощь ей были приданы еще два полка из корпуса Реада: Смоленский и Севский. Плюс сводная артиллерийская бригада из восьми легких батарей, а также прекрасно себя проявившие 2-й Пластунский и Греческий Балаклавский батальоны. Последний взяли в надежде привлечь на свою сторону местных греков.
Батальон саперов, сотня конных казаков-черноморцев, — вот и весь отряд, командование которым было поручено Хрущову. С ним отправился и полковник Тотлебен, с понятной задачей поспособствовать захвату города и крепости, а затем и выстроить новую линию обороны вокруг древней столицы одного из осколков ромейской державы.
Еще одним отнюдь не рядовым персонажем десанта стал еще мало кому известный артиллерийский поручик Лев Толстой, прибывший в самом начале ноября с одной из батарей 14-й дивизии в Севастополь. Под началом все того же Хрущова он успел принять участие в Балаклавском десанте и последующем сражении с Обсервационным корпусом Боске, где сумел показать себя с лучшей стороны, приняв бой в одном из новых люнетов, прикрывавших правый фланг редута на Канроберовом холме. И кто знает, как распорядилась бы его судьба, если не геройский рывок батареи митральез мичмана Тимирязева?