Аландский крест (СИ)

К счастью, Муравьев не собирался повторять ошибок своего предшественника и деятельно готовился к следующей летней кампании, одним из этапов которой и были затеянные нами десанты. Ведь в случае потери Трапезунда с Батумом и разгрома войск Селим-паши у турок просто не будет возможности оказать поддержку своим войскам в Закавказье.
Расстояние от Редут-Кале до последнего турецкого порта в здешних краях всего каких-то тридцать с небольшим миль. Даже для нынешних совершенно не скоростных пароходов это никак не более пяти часов хода. Так что можно перебрасывать войска по очереди.
  
Вообще, «порт» для нынешнего Батума название слишком громкое. По сути, это небольшая деревушка рыбаков и контрабандистов, вытянувшаяся вдоль берега. Судя по донесениям разведчиков, с началом войны турки попытались возвести там несколько береговых батарей, однако, глядя на бездействие нашего флота, не стали доводить дело до конца. Главные силы их армии расположились в укрепленном лагере, на некотором отдалении от берега. Иррегуляры же выбрали для постоя окрестные деревни.
Наш план был прост. Высадить десант с двух сторон от будущей столицы Аджарии и одновременно атаковать с моря силами одного или двух линейных кораблей, обеспечивая огневое прикрытие атакующих. Первым к месту высадки, как и следовало ожидать, прибыл наш отряд. Флагманский «Сан-Парэй», шесть пароходо-фрегатов («Бессарабия», «Владимир», «Громоносец», «Крым», «Херсонес», «Одесса»), четыре вооруженных колесных парохода и несколько парусных транспортов с войсками, идущими у нас на буксире.
Расчистив несколькими выстрелами из баковых карронад предполье от конных разъездов башибузуков, высадили на ровный пляж близ устья речки Барцханы батальоны черноморских морпехов и кавказской пехоты Куринского, Литовского, Брестского и Белостокского полков с артиллерией. Форсировать пехоте бурные по зимним временам водные преграды планом не предусматривалось. Завершив эту часть операции и оставив «Крым» с «Херсонесом» поддерживать огнем своих пушек наступающие колонны, мой отряд двинулся вперед в сторону гавани.
Подошедшие чуть позже линейные корабли Корнилова в это время, охватив позиции противника полукольцом, с азартом перестреливались с береговыми батареями на мысе Бурун-Табиа. Как оказалось, испуганный судьбой Трабзона Магомед-Селим-паша приказал спешно ввести их в строй. К счастью для нас, ничего крупнее полевых 12-фунтовых орудий под рукой у него не было. Тем не менее, Владимир Алексеевич отнесся к этой угрозе с полной серьезностью и, встав перед ними на шпринг, принялся старательно перемешивать вражеские укрепления с землей.
Тем временем в порт устремились несколько легких пароходов из нашего отряда с морскими пехотинцами, рассчитывая высадить их прямо на берег, благо, глубины в Батумской бухте это позволяли. Однако османы оказались гораздо более предусмотрительными, чем мы того ожидали. Не рассчитывая в полной мере на наскоро возведенные береговые батареи, они установили несколько легких пушек возле домов и встретили наших десантников картечью.
Кроме того, несколько десятков стрелков засели в вытащенных на берег рыбацких кочермах [1], открыв довольно меткий огонь по нашим десантникам.
— Григорий Иванович, — разозлившись, велел я, — будь любезен, разверни наш корабль к этому безобразию бортом!
Всего на моем флагмане имелось семьдесят орудий, большинство из которых было 32-фунтового калибра, но с разной длиной ствола. Впрочем, на таком расстоянии это не имело значения. Развернувшись к вражеской деревне бортом, «Сан Парэй» с предельно близкой дистанции дал залп, в одно мгновение превратив ее в кучу пылающих обломков. Следующий пришелся по вытащенным на берег судам и лодкам, а третий и вовсе был дан скорее для порядка. Ибо никакой надобности в нем уже не наблюдалось.
Немного подождав пока развеется пороховой дым, я с удовлетворением осмотрел поле боя. Морская пехота продолжала высадку, но по ней уже никто не стрелял.
— Как располагаешь, до лагеря Селим-паши достанем? — поинтересовался я у артиллериста.
— Далековато, но можно попробовать, — отозвался капитан корпуса морской артиллерии Насонов, — 68-фунтовки должны достать!
Таких пушек у нас имелось ровно дюжина. Шесть осталось от прежних владельцев и еще столько же добавили по моему приказу, перед Вторым Синопским сражением. Немного поколдовав со станками, чтобы придать стволам максимальный угол возвышения, комендоры начали пристрелку. Первая бомба не долетела до вражеского лагеря примерно с пол кабельтова. Еще две разорвались на его окраине, зато остальные легли, что называется, как доктор прописал!
К счастью для лейтенанта Тимирязева и его роты сегодня их пароход немного замешкался и подошел к убогому пирсу или точнее тому, что от него осталось, далеко не первым. Эта случайность уберегла их от турецкой картечи точно так же, как уложенные вдоль бортов мешки с песком спасли от огня вражеских стрелков.
Матросы поговаривали, что это нововведение, как, впрочем, и многие другие предложил лично генерал-адмирал. Так это или нет, никто доподлинно не знал, но после того, как эта немудрящая защита уберегла их от потерь, никто в авторстве больше не сомневался.
В какой-то момент уши лейтенанта заложило от прогрохотавшего совсем рядом залпа, а пока он судорожно пытался сглотнуть, их «десантный корабль», бодро хлюпая плицами, добрался до берега и уткнулся носом в торчащие из воды сваи, на которых еще недавно были доски причала.
Впрочем, бывалых морских пехотинцев это ничуть не смутило, и вскоре вся рота оказалась на усеянном телами их убитых и раненых товарищей берегу.
— Вот же черт! — зло выругался старший унтер Нечипоренко. — Такого ни при Альме, ни в Балаклаве еще не случалось…
— Вперед! — во всю силу юношеских легких заорал все еще не слышавший себя лейтенант, и с ходу развернувшаяся цепью морская пехота двинулась на врага.
Раздосадованные гибелью своих товарищей матросы неудержимо рванули вперед и вскоре оказались на неприятельских позициях. Большинство встретившихся им еще живых аскеров были либо ранены, либо оглушены. В другое время их, возможно, и пощадили, но теперь морпехам было не до милосердия. Выстрел или удар прикладом, — вот все, на что могли сейчас рассчитывать защитники Батума.
Впрочем, далеко не все строения этой деревни оказались разрушены. По крайней мере, парочка каменных домов уцелела, если не считать, конечно, пробитых русскими ядрами крыш. И как вскоре выяснилось, в них засели вражеские стрелки. Увидев морских пехотинцев, они немедленно открыли по ним довольно плотный огонь. Те, разумеется, немедленно ответили, после чего между ними завязалась жаркая перестрелка.
— Осторожнее, вашбродь, — оттер в сторону своего лейтенанта унтер, не спуская глаз с ближайшего к нему окна.
И как только из него показался ружейный ствол, выстрелил. Раздавшийся после этого стон и выпавший наружу мушкет явно показал, что на одного защитника дома стало меньше.
Немного раздосадованный опекой подчиненного Тимирязев тоже несколько раз выстрелил в сторону противника из своего Кольта, но, кажется, промахнулся. Впрочем, под прикрытием его огня, к дому подобрались еще несколько матросов, один из которых бросил в окно трофейную пороховницу с дымящимся фитилем.
Внутри громко бахнуло, после чего из окна повалили клубы дыма, а вслед за ними на улицу выскочил какой-то человек, вооруженный кинжалом. Завизжав от ярости, он кинулся вперед, явно намереваясь продать свою жизнь подороже, зарезав хотя бы одного из своих противников. Увидев это, лейтенант вскинул револьвер, но его барабан оказался пуст.
  
Немного опешивший от этого Тимирязев все же догадался откинуть в сторону ставший бесполезным пистолет и схватиться за эфес сабли, но, прежде чем он успел вытащить ее из ножен, шустрого противника подстрелили матросы.
— Черкес! — авторитетно заявил один из них, отпихнув от поверженного противника в сторону его кинжал.
— Ты думаешь? — озадаченно спросил лейтенант, к которому наконец-то вернулся его слух.