Знакомство (СИ)
Она забыла переодеться! Надела пальто поверх байковой клетчатой рубашки навыпуск и моих треников и пошла. И никто из нас троих не заметил! Пришлось ей в пожарном порядке переодеваться в своё собственное! Марго, глядя на её перепуганное личико, хохотала до слёз. Смешливая она у нас!
Проводив Катю, мы спокойно поужинали. Марго расспрашивала меня о ней, я рассказывал и злился на её мачеху. Марго сочувственно качала головой и убеждала меня, что здесь ничего не поделаешь, и что как-нибудь всё должно прийти в норму.
Мы вместе отнесли посуду на кухню. Я принялся мыть её, а Марго полезла за окно, сделать ревизию имеющимся продуктам. (1) Она на цыпочках стояла на табуретке, а я забывшись, в двадцатый или даже тридцатый раз проводя намыленной тряпкой по одной и той же тарелке, пялился на её голые ноги.
Спустившись на пол Марго сказала, что с мясом всё в порядке, а вот яиц и картошки нужно подкупить. Она сказала, что собирается заняться готовкой на завтра и послезавтра, и отправила меня в магазин за яйцами, картошкой и свёклой…
***
Когда я нагруженный покупками вернулся из магазина, готовка у Марго была в самом разгаре. По квартире плавал вкусный запах жарящегося мяса, запах лука, томатной пасты и ещё чего-то тоже очень аппетитного.
Честно, я был рад, что Марго со мной рядом! Она неисправимая оптимистка и хохотушка. Да и в конце концов просто красивая девушка. Я сидел в кухне на табуретке, наблюдая за её ловкими, уверенными движениями, и мы болтали обо всякой всячине. Потом, когда я опять, как в позапрошлом году, чуть-чуть в неё влюбился, я спросил:
— Слушай, Марго, ты же такая красивая девушка… Почему ты ещё замуж не вышла?
Она усмехнулась, не отрываясь от своего занятия:
— Никак подходящая кандидатура не попадается… То хлыщи какие-то, то, смотришь, а он оказывается потенциальный алкоголик! Не-е-е, лучше погожу пока… Крутится тут возле меня один морячок военный. Ходит, вздыхает и молчит, — она фыркнула, — Ну его! Ты лучше скажи, у тебя-то самого уже появилась подружка?
— Да, дружу с одной девочкой. Ещё с осени.
— Не с Катенькой?
— Нет, не с ней. С Катюшей мы недавно подружились. Когда мне объявили бойкот.
— Бойкот? За что? Что ты такого натворил? Давай, рассказывай…
Ну я и рассказал и даже снова, как тогда в учительской, заголил ногу, на которую хохоча уставилась Марго. Вот же темперамент у неё! В конце моего рассказа она, не сдержав эмоций, отбросила полотенце и подняв меня с табуретки, обняла так, что снова мои ноги болтались в воздухе, и закружила по кухне.
Она хохотала и целовала без разбора моё лицо, шею, приподняв меня на руках, целовала и кусала мои плечи и грудь. Я тоже хохотал, как резаный, но, впрочем, не очень-то отбивался. Мне было приятно, что я её развеселил! Да и вообще, было очень приятно прикасаться к её сильному, горячему телу. Я даже обнял её за шею и прижался щекой к её пушистой голове, когда она обеими руками подхватила меня под попу.
Тут на сковородке под крышкой страшно затрещало подгорающее мясо, и Марго, отпустив меня, кинулась к плитке. Конец истории, когда Геннадий Васильевич, наш трудовик, рассказывал о подвиге Александра Матросова, я рассказывал уже её спине. Впрочем, Марго, даже отвернувшись к плитке, слушала внимательно и задавала вопросы.
Когда я вскользь упомянул о том, что трудовик при других учителях почему-то пообещал поставить мне досрочную пятёрку за четверть и недоумённо пожал плечами, Марго всхлипнула и бросила мне через плечо:
— Сашка, если не хочешь попробовать новое блюдо под названием «жаркое со слезой», ты мне лучше такие истории не рассказывай, когда я готовлю!… Вот поросёнок… В течении пяти минут рассмешил до икоты и тут же заставил реветь,… - она шмыгнула носом.
Я пожал плечами и добавил:
— Всё равно он мне пятёрку не поставил. За мой последний шедевр он мне тройку вкатил. Говорит, это только издалека слегка напоминает табуретку. Говорит, его совесть рабочего человека и партийца со стажем не позволяет ему поставить за это даже четвёрку. Не знаю… По-моему, табуреточка вышла вполне ничего так себе! Хотя, конечно, сам бы я на неё сесть не рискнул, тут он прав.
— Слушай, Марго, — начал я снова немного погодя, — вот ты взрослая девушка. Институт закончила, работаешь. Может, объяснишь мне, что такое Родина?
Марго оглянулась и бросила на меня удивлённый взгляд. Пришлось пояснять, что я имею в виду.
— Нет, я, конечно, знаю — бескрайние просторы там, берёзки, Москва, Кремль, Красная площадь… Мне другое непонятно. Вот во всех книгах пишут, в фильмах говорят — солдаты воевали за Родину. То есть, получается — за просторы, за берёзки и за всё это. А сами фронтовики говорят другое. У всех, кого я слышал, было что-то своё личное. Один папин друг рассказывал, в какую ярость они пришли, услышав про то, как немцы казнили Зою Космодемьянскую. Они, говорит, долго ещё после этого мстили за неё. Другой рассказывал, что всю войну мстил за своих погибших под бомбами мать и сестру. Ну, то есть никто из них даже не заикался о Родине. У всех было что-то своё, личное. Вон, Матросов, он ведь детдомовец, а всё равно, у него тоже было личное горе — друзья на его глазах погибли. Так, может, они не за Родину дрались? Как ты думаешь?
Марго вытерла руки полотенцем, присела боком на вторую табуретку, заложила ногу за ногу и облокотилась на стол.
— Не знаю… — задумчиво сказала она, — Может быть… Мне мама тоже рассказывала, в какую ярость мужики наши приходили, когда слышали о зверствах немцев. Она вообще считает, что мы их победили только потому, что злее их были. Она у меня всю войну хирургом на санитарном поезде проездила. Всякого насмотрелась и наслушалась… Я поэтому в медицинский пошла.
Марго замолчала и вновь вернулась к плите. Молчал и я, обдумывая услышанное. Так в молчании, прошло минут десять, и я уже собирался подняться и пойти в комнату, как Марго, выключая плитку, сказала:
— Всё, Сашка! Я почти закончила. Сейчас хочу принять ванну, так что если нужно, сбегай в туалет!
Совет был дельным, и я сходил в туалет. Заодно почистил зубы. Нужно было готовиться ко сну, так как за окнами уже начало темнеть. И без будильника было понятно, что уже идёт десятый час.
Марго закончила прибираться на кухне, зашла в спальню и вернулась оттуда с банным полотенцем, перекинутым через плечо. Я уже лежал в постели с книжкой в руках. Мы немного поспорили с ней о том, когда уместно выключать свет в комнате, в которой люди читают. Я считал, что свет в комнате может гореть всю ночь, а Марго посмеивалась и говорила, что свет уже двадцать минут как должен был быть погашен.
В итоге мы достигли разумного компромисса — я дочитываю главу до конца, а потом, не дожидаясь, когда она выйдет из ванной, самостоятельно выключаю свет. Нет, с Марго хоть как-то можно договориться, не то что с мамой!
--------
(1) — в те времена были холодильники, как и стиральные машины, товаром очень дефицитным, на который записывались в очередь и пару лет ожидали. Магаданцы пользовались "природным" холодом, вывешивая авоськи за окно. Авоськи — это такие сетки для продуктов, если кто не знает.
Драка в переулке
3 июня 1967 года.
Марго нажарила кучу гренок с яйцом и заварила целый кофейник кофе с молоком. Катюша — она только что пришла — пискнула было, что дома хорошо позавтракала, но увидев на тарелке целую гору румяных гренок, сказала, что пожалуй тоже чуть-чуть попробует. Ага, как же!.. Чуть-чуть!.. В итоге она слопала не меньше моего, и отмывать губы и щёки от масла мы пошли с ней вместе.
После завтрака мы с ней принялись за посуду, а Марго объявила, что сводить нас в кино она не сможет и объяснила это тем, что ей предстоит за выходные обработать целую кучу документов. Иначе, мол, она не управится до следующей пятницы, а в следующую пятницу ей необходимо вернуть их в экспедицию. Она какую-то научную статью пишет, а этот материал ей прислали чуть ли не из Певека.