Гридень 2. Поиск пути (СИ)

— А я и бьюсь. Только зачем же мне с тобой силой меряться. Ее у тебя хватит на троих, а вот прыти у тебя нет, не ловок ты, — сказал я, делая шаг назад, уходя от размашистого удара кузнеца.
Был бы сейчас реальный бой и передо мной стояла бы задача победить, то я уже давно саданул бы Маска по коленям, которые он совершенно не прикрывает, напротив, будто подставляется. Но калечить кузнеца цели не было. Я обозначил и такой удар. Это болезненно для Маска, но я коленную чашечку не выбил и не сломал.
— Ударил бы сильнее, ты стал бы калекой, — сказал я.
— Ух! Ах! — Маск, явно обиженный, что ничего поделать со мной не может, стал, будто мельницей махать своими лапищами.
Я уворачивался, но все больше отступал, высматривая выгодные моменты, чтобы нанести свой удар. Дважды бил кузнеца в живот, он морщился, кривился, однако, не падал и почти не останавливался, стараясь меня достать. Минуты полторы продолжался этот забег, после чего я, дождавшись пока кузнец слегка выдохнется, сам перешел в атаку. Нырок, апперкот в челюсть, следом летит хук с левой, и кузнец поплыл. Он вновь не упал, но для того, чтобы остаться на ногах, сделал три шага в сторону.
— Может хватит? — спросил я.
— Опозорить меня решил? Прознают кузнецы посадские, что отрок побил меня, снова начнут пробовать на слабость, да дочку с сыном поддевать, — сказал кузнец, сплевывая кровь.
— А ты ко мне отсылай. Еще не было воина, который в кулачном бою меня одолел, — подсластил я пилюлю кузнецу.
— Говори! — сказал Маска и я начал говорить.
Предложение было то же самое, что и ранее, но я, в отличии от Лавра, обещал, что смогу подсказать кузнецу такую домну, которая позволит сильно улучшить качество выплавки.
Пока еще не настало время для строительства серьезных печей из кирпича, с возможностью выплавки чугуна. Не отработана технология получения большого количества древесного угля, нет и кирпича, который держал бы температуры. Да и не стоит сильно прыгать через целый пласт эволюции металлургии. Пока я предполагал улучшение только лишь до уровня штюкофенов, которые должны появиться… Да не знаю я когда они появятся, помню только, что это должно случится в Западной Европе уже после монголо-татарского нашествия на Русь.
Главные отличия штюкофенов от используемой домны на Руси состоят в том, что они внутри обмазываются угольной крошкой и огнеупорной глиной, а еще конструкция обкладывается как бы каменной пирамидой, так же в горне используются особые фурмы, желобки, позволяющие выходить шлакам. Вот это и будем пробовать создавать, для такой технологии все есть.
— Завтра пришли за мной, но так, кабы по полудни были и еще три телеги нужно, — сказал Маска.
— Ответь только, почему тебя не принимают в городе, — потребовал я.
— Строптивый. Я не работаю по указке и плохо не делаю свою работу. Иные кузнецы того не могут, что я, а еще… — кузнец замялся. — Я черемис, взял женой русскую, крещен, но рассорился с настоятелем храма. Дочка есть на выданье, так она… Побила одного жениха, унизила его. Что не передумал, отро… воин?
— Твою строптивость выбью кулаками, — усмехнулся я.
— Я еще отыграюсь. Не бывало, чтобы меня, Маска-медведя, отроки бивали… Окромя отца моего и не бивал меня никто, — сказал кузнец и пошел в дом.
— Вот так, и сбитня не поднес… — сказал я, усмехаясь. — А что там за девица, что мужей бьет?
— Сбитня не поднес, но получил под нос, — сказал Лавр и мы рассмеялись.
Глава 9 
— Клянусь! Клянусь! Клянусь! — выкрикивали воины внутри храма Андрея Первозванного, кричали и воины, столпившиеся вокруг храма.
Огромная толпа уставших мужиков стремилась быстрее прокричать слова клятвы, чтобы закончилось, наконец, это испытание. Ладно, строгий пост, когда и мясо, и рыбу запрещено было есть, даже молочные продукты попадали под запрет, а нужно только молиться, так после поста состоялось бдение. Вначале ночное, после молились еще целый день, и опять ночное. Я столько раз прочитал «Отче наш», «Символ веры» и другие молитвы, что за всю мою прошлую жизнь не звучало из моих уст столько воззваний к Богу, а я иногда, но церковь посещал. А еще колени… У меня они не просто расцарапаны, они сочились кровью. Спина, шея — все затекло и болело. Но мы выстояли.
  
К слову, не все дошли до завершения молений. И, что делать с теми, кто сошел с пути, даже когда воин терял сознание, это еще вопрос. Думаю, что нужно давать шанс на «переэкзаменовку». Даже сильные мужские организмы могут не выдерживать такой стресс, когда две недели почти ничего не есть, а после еще испытание молениями.
К слову, епископ Ефрем не вел всю службу, вернее сказать, все службы. Сам он появлялся лишь раз в четыре часа, может, и еще чуть реже. Основную работу взяли на себя иные священники, которые прибыли из Ростова, Суздаля, был даже один из Мурома. Досталось и Спиридону. Он, как хозяин скудной церквушки, больше похожей на просторную избу, брал на себя удар чтения молитв и простоял на коленях, может, только чуть меньше воинов.
Но все заканчивается, закончилось и это, и…
— Сим говорю вам, братия, вы суть защита веры нашей, Господь принял наши молитвы и клятвы, — заканчивал долгий молитвенный марафон епископ Ефрем.
Церковь наша стала весьма удачным экономическим проектом. Прибыл епископ с кадилами, медными тазами, даже с подсвечниками, это все дары обители Бога. Это-то ладно, а вот то, что все воины, от каждого в отдельности, как, в общем, и от сотен, принесли дары храму, очень хорошо. Так полагается, потому что еще произошло и освещение храма, да и приезд епископа — это также причина, чтобы нести всяко-разно нужное в храм. Несли ткани, очень много еды, от сотен притянули по корове.
Теперь получалось, что в церковном хозяйстве четыре коровы, один бык, две козы, пять свиней, два десятка кур и, может, с тонну всяких запасов: овса, ячменя, ржи. Благо, урожай собрали все, и он неплохой, даже до сам девять доходит на отдельных участках.
Нет, не Спирке все это добро достанется, а мне, нашей общине. Под прикрытием «общества ограниченной ответственности», то есть храма, я уже замыслил создавать некое подобие колхоза. Есть четыре коровы у Спирки, а я собираюсь купить еще десять, чуть-чуть позже, когда они еще в цене упадут перед зимой. Это, может, и не стадо, но литров сто — сто десять молока в день будет. К сожалению, эти животинки редко когда дают больше семи, ну, восьми литров молока за день. Это не буренки из будущего, которые и до двадцати пяти литров приносят в сутки. И то хлеб… молоко.
Забирать у местных их скотину не стану, пусть кормятся. Может, только при развитии молочного производства стану забирать часть молока. Я хочу производить твердый творог, по типу того, какой кочевники жуют, пусть у них он из кобыльего молока, но очень хочется масла и хоть какого, но сыра.
— А нынче же все за стол! — провозгласил воевода-князь Иван Ростиславович.
И куда усталость и болезненный вид воинов делся? Как речь зашла о «поесть», так все так преобразились, что только наливай да накладывай.
Пир не предусматривался, это, можно сказать, был фуршет после удачно заключенной сделки. Была подана каша, причем, дорогая, гречневая, до того были забиты три кабана, на вертеле приготовили оленя, еще немного птицы… Кажется, что уже много всего, однако, еды хватало только чтобы накормить уже четыре с половиной сотни воинов. Именно так, наша дружина разрослась до таких немалых размеров.
У Юрия Долгорукого Ростовского была одна из наиболее сильных дружин на Руси, я узнавал, и сейчас она составляет чуть более тысячи дружинников. И пусть в случае похода к дружине присоединяются отряды бояр, как и ополчение, так называемый «охочий люд», но все равно, у нас появлялись как бы не в треть от военных возможностей князя Ростовского. В сущности, если бы Иван Ростиславович, наш воевода, присоединился, к примеру, к мятежному князю Муромскому Глебу Ростиславовичу, который занял стол вопреки вотчинного права, но по завету своего отца, то Юрию пришлось бы долго думать о том, стоит ли лезть в эти разборки.