Принц из-за моря (СИ)

— Да, — усмехнулась Мартина. — Спокойствие наших дорог обеспечивают авары. Кто бы сказал мне об этом лет пять назад, я бы не поверила. Есть еще кое-что, Стефан. Куропалату Феодору доложили о твоих махинациях с землей и домами во время осады. Тебя обвиняют во всех грехах, чуть ли не в колдовстве и сговоре с врагом.
— Каган снял осаду, чтобы я мог заработать пару лишних золотых, кирия? — все так же хладнокровно ответил Стефан. — И он был так любезен, что потом дал отрезать себе голову! Тогда, может быть, мне вступить в сговор еще с кем-нибудь из врагов Империи? Обещаю, я постараюсь заработать совсем немного. Ровно столько, чтобы завистники захлебнулись слюной от зависти, и ни медным нуммием больше.
— Ну, ты и наглец все-таки, — расхохоталась Мартина. — Меня еще никто так не веселил. Я ведь сказала Феодору, что ты выкрутишься. Он давно порывается допросить тебя с пристрастием, его что-то беспокоит в тебе. Особенно тот спор на пятьдесят тысяч солидов. Ему кажется, что ты просто ловкий плут, и обвел его вокруг пальца. А, насколько я знаю брата императора, все, кто имеет наглость ему соврать, долго и вдумчиво беседуют с палачом.
— Так вот почему он играет со мной в шахматы! — задумался Стефан. — А я-то, наивный, думал…
— Он изучает тебя, — кивнула императрица. — И если всплывет еще что-нибудь…, -она пристально посмотрела на евнуха холодным змеиным взглядом. — Например, у тебя появятся деньги, происхождение которых трудно будут объяснить, или ты будешь замешан в какие-нибудь дела со склавинами… Тут даже мне будет нелегко тебя защитить. Ты оттоптал много ног, а у сосланных твоими стараниями Косьмы и Анастасия осталось немало родни и друзей. Помни об этом.
— Мне тоже доносят слухи, что под меня копают, и я боюсь, что это бросит тень на ваше царственное имя, — пристально посмотрел на госпожу Стефан. — Может быть, мне уехать из столицы на время, кирия?
— Конечно, — кивнула головой императрица. — Ты присоединишься к посольству, которое поедет к тюркам, к тем из них, которые прозываются хазарами. Как-никак, дочь императора обещана в жены племяннику их кагана. Ты уезжаешь через три недели, Стефан. Постарайся не умереть за это время, или того хуже, попасть на допрос к куропалату Феодору.
  
Глава 13
 
Днем позже. Апрель 629 года. Шалон-на-Соне. Бургундия.
Шалон-на-Соне, жемчужина Бургундии, был окружен процветающими виллами и монастырями. Церкви богатели с каждым годом, а их владения прирастали пашнями, виноградниками и всякими промыслами. Виллы знати не уступали по богатству монастырям и часто после смерти владельца они отходили церкви по завещанию. Эти места не знали войны почти сотню лет, и плодороднейшие земли напоминали райский сад. Горожане тут были зажиточны, не чета какой-нибудь нищей Нейстрии или Тюрингии, глухому словенскому пограничью. Здесь до сегодняшнего дня жили спокойно, и только налоги были неизбежным привычным злом, точно так же как оспа, чума и заморозки весной, от которых облетали цветы на яблонях.
Город не ждал врага и был взят штурмом за час. Шалон попросту не был готов к обороне, да и оборонять его было почти некому. Когда армия короля Хлотаря разбежалась, рассеянная тяжелой конницей, жители остались один на один с гуннами, о которых они слышали только страшные сказки, рассказанные в далеком детстве. Стражников на стенах перестреляли из луков в мгновение ока, а городские ворота попросту разнесли топорами. Все это случилось так быстро, что несчастные горожане и понять-то ничего не успели, а по улицам уже поскакали жуткие раскосые всадники, которые с хохотом рубили и били булавами всех встречных. Они вламывались в дома, вытаскивая из них все ценное, а над городом разнесся женский плач, который слился в совершенно жуткий тоскливый вой, от которого волосы шевелились на голове.
Молодой король Хильдеберт вместе со своей охраной подскакал к бывшему дворцу Теодориха, своего отца. Теперь тут останавливался его далекий родственник, Хлотарь II, когда навещал Бургундию. И среди слуг, живших здесь, еще были живы те, кто кормил королевских детей грудью и подавал им еду.
 
— Убить здесь всех! — заревел король, а его охрана обнажила мечи и саксы, не думая оспаривать приказ. — Собаки живой чтобы тут не осталось!
Король и сам, словно бог войны Циу, прошел по комнатам старого дворца, не оставив в живых никого из тех, кто попался ему на пути. Его охрана из немногословных, крепких германцев, пугавших всех свинцовым взглядом матерых убийц, вторила ему. Через полчаса во дворце не осталось ни души. Даже собаку, что кормилась объедками на местной кухне, походя ткнули копьем, когда она зарычала на этих страшных людей, от которых разило тяжелым запахом свежей крови. Последнего из слуг король взял за ворот и приподнял, приблизив к себе его лицо. Ноги того едва касались пола босыми пальцами.
— Ты давно служишь тут? — выдохнул он ему в лицо.
Молодой паренек, у которого от ужаса тряслись побелевшие губы, только невразумительно мычал и смотрел на убийц и тела тех, с кем еще вчера сплетничал на кухне. Добрята встряхнул его так, что голова бедняги начала бессильно мотаться из стороны в сторону.
— Жить хочешь? — услышал слуга.
— Хочу! — прошептал он. — Третий год служу.
— Где остальные слуги? — спросил его Добрята.
— Так… это… на вилле же, за городом, — бессмысленно моргая глазами, ответил слуга. — На той, где покойный король Гунтрамн охотиться любил. Нас мало сейчас, его величество нечасто приезжает.
— Виттерих, — повернулся Добрята. — Возьми десяток парней и этого с собой, он дорогу покажет. Скачи на эту виллу. Всех слуг перебить, добро, какое приглянется, везите в лагерь.
— А с городом что будем делать? — поинтересовался гот, на лице которого засыхали капли чужой крови.
— Сожжем, — хищно улыбнулся Добрята, в жилах которого бушевал огонь. — Пусть вся Галлия знает, что будет с теми, кто закрывает передом мной ворота.
Он вышел на улицу, где воины хуни и мораванские полукровки, на время забывшие о том, как они ненавидят друг друга, с хохотом тащили из домов добро, насиловали женщин и поджигали дома.
— Не щадить никого! — орал Добрята, который скакал по городу и рубил горожан, который имели несчастье попасть ему на глаза. — Под нож бунтовщиков! Вся добыча ваша!
— Кху! Кху! — восторженно орали воины.
— Останови это, король! — епископ Дезидерий, босой и с крестом в руке, шел по улице, и никто не смел остановить его. Даже авары не любили убивать чужеземных шаманов. На лице старика была написана решимость и смирение. Наказание господне сошло на город, и он принял его, как подобает христианину.
— Вы мятежники, — выплюнул Добрята. — И вы будете наказаны.
— Ты так молод! — изумился епископ. Он даже забыл то, что хотел сказать, а на его лице отразилось понимание и ужас. — Святой Мартин, помилуй нас!
— Получи, старая сволочь! — Добрята махнул мечом, разрубив епископу ключицу.
— Проклинаю тебя, отродье Сатаны, — прошептал епископ, и упал, заливая темно-вишневой кровью сухую, словно камень, землю.
Добрята поскакал в лагерь, который разбили в монастыре, что стоял неподалеку от городских ворот. Туда тащили добычу, которую потом разделят по жребию. Туда же снесли горы оружия и доспехов, снятых с убитых франков. Там пленные римляне, которых нагнали из окрестных деревень, готовили пир, на который резали всю скотину, что была в округе. Тысячи всадников изрядно проголодались. Из монастырских подвалов выкатывали бочки с вином. Оттуда же тащили окорока, сало и связки лука. В огромных котлах варили мясо и каши, а воины черпали вино из бочонков, днище которых было безжалостно выломано топорами. Авары, привычные больше к кумысу, чем к вину, пили жадно, заливая вином грудь. Они черпали его кубками, мисками и даже шлемами, если поблизости не находилось ничего подходящего. Многие и падали тут же, упившись до потери сознания.
Добрята отрезал ножом большой кусок свинины и проглотил его, почти не жуя. Горячее, полусырое мясо он запил вином, влив в себя два кубка. В голове его зашумело и, поведя по двору взглядом, он углядел какую-то симпатичную бабенку, которая, обмирая от ужаса, таскала на стол снедь из монастырских подвалов.