Душа Пандоры

С первым бы разобраться.
Кассандра мягко, по-кошачьи, улыбнулась. Улыбка преобразила ее, наполнила еще большим очарованием. Поучиться бы Никиасу у нее…
– Кому, как не тебе, Деми, под силу отыскать пифос и явить миру таящуюся на его дне надежду? Твои воспоминания – это ключ. В них кроется тайна нахождения пифоса, которая никем из обеих сторон еще не раскрыта.
Взгляд Деми на мгновение приковал рисунок на полу, геометрическое переплетение линий. Однако слова Кассандры заставили ее резко вскинуть голову.
– Арес тоже ищет пифос?
– Да. Чтобы уничтожить его. Чтобы не дать Элпис появиться на свет.
Горло разом иссохло, желудок словно стянули в узел. Бог войны искал ее. Не ее, Деметрию Ламбракис, но ее, Пандору.
Однако и кое-что еще, сказанное пророчицей, вызывало не меньшую тревогу. Она не помнила, каково это – быть Пандорой, и, конечно, ничего не знала о пифосе и о той, прошлой жизни. Хуже того – она и нынешнюю забывала каждый рассвет.
– Вы все это время искали меня… Значит, умирая и возрождаясь, вы знали, кто вы, и помнили, какова ваша цель?
– Вспоминала, – уточнила Кассандра. – С течением времени воспоминания о прежних инкарнациях приходили сами собой.
– Но… как? Как это возможно?
– В Элладе существует обряд, что ставит печать на наши смертные души. Она позволяет нам не забывать, кем мы были в прошлой жизни, кем остается наша душа, изменившая телесную оболочку. Взрослея, мы вспоминаем все, перенимая опыт наших прошлых жизней. Случается так, что душа преодолевает завесу между нашими мирами и проникает в твой. И тогда на Земле рождаются те, о ком прежде слагали легенды, – Тесей и Гиацинт, Персей и Ахилл, Геракл и Одиссей. С печатью на душе инкарнаты рано или поздно вспоминают, кем были когда-то. Взывают к своим богам, и те распахивают для них завесу, или же Харон, откликнувшись на зов, переносит их домой. В Элладу. Те же, кто не проходил обряд, остаются на Земле.
– Хотите сказать, в моем мире проживают свои новые жизни те, кто когда-то был частью древнегреческих мифов? – ахнула Деми.
– Те, кто вписал свое имя в анналы истории, – со сдержанной улыбкой поправила пророчица. – Да.
– Но что заставляет инкарнатов отказываться от обряда, от печати?
– Мы проносим благословения богов – их дары – сквозь года, в наши новые жизни. Быть может, некоторые из инкарнатов устали от дарованной богами силы и захотели стать обычными людьми. Быть может, они устали от войны. Отринув память об Алой Элладе, ты не вспомнишь и о том, что дало ей такое название. Не все инкарнаты – великие герои, и не все хотят ими становиться.
– Или они желали начать жизнь с чистого листа, – вполголоса сказала Ариадна. – Не все могут похвастаться счастливым прошлым. Инкарнаты могли потерять любимых, пережить предательство или всю свою жизнь преодолевать сонм ниспосланных им богами испытаний. А к чему помнить о том, что причиняет боль?
– А может, им просто было что забывать. Может, они хотят стереть из памяти свои прошлые ошибки. – Угрюмый взгляд Харона снова был прикован к лицу Деми.
Вспыхнув, она закусила губу. Обижаться на его прямоту бессмысленно. Если она и впрямь Пандора, а все происходящее – явь, а не долгий, странный и безумный сон… Она виновата. Нет, не так – виновна, пусть ее вину еще никто не доказал.
– Может, на моей душе тоже нет печати? И я никогда за все эти жизни не взывала к богам или к Харону, потому что никогда не вспоминала об Алой Элладе?
– Или ты просто трусиха, постоянно бегущая от войны.
Деми успела забыть о присутствии Никиаса, но он не преминул напомнить. Да так, что ее внутренности словно обожгли кислотой.
– Когда ты открыла пифос, бедствия разлетелись по всему свету. Мир не был к этому готов. – Кассандра отвела взгляд. – Я пыталась предупредить их, но меня никто не слушал.
Деми с усилием кивнула, чувствуя нарастающую дрожь. Вещая дочь троянского царя посмела отвергнуть любовь самого Аполлона, за что и поплатилась проклятием. По воле бога никто верил ее предсказаниям. Страшно подумать, какие муки испытывала Кассандра, предвидя надвигающиеся беды и не имея возможности их предотвратить.
 
– По миру разгулялось зло. Страшные болезни косили людей беспощадно. Происходящие с людьми несчастья, разочарование и жадность порождали ненависть – то, чего прежде они не знали. А та плодила новую ненависть. Пороки завладевали человеческими сердцами и распространялись словно пожар. И конца всему этому не было.
– А что же боги? Были заняты пиршествами на своем Олимпе?
Харон неодобрительно нахмурился. Кассандра пригвоздила Деми к полу взглядом карих глаз.
– Они пришли на помощь, как только поняли, что человечество нуждается в ней. Но было уже слишком поздно. Человеческие тела хрупки, и порой еще слабее их воля. Греция захлебнулась кровью и тьмой. Она была уничтожена. Остальной мир вскоре последовал за ней, стертый с лица земли Великим потопом.
– Моя Греция? – выдавила Деми. – Мой… мир?
– Наш мир, – охрипшим от ненависти голосом сказал Никиас. – И мы видели все это. И не смогли ничего сделать. Ничего.
Он помнил. Помнил, как на его глазах умирал целый мир.
– Хронос – единственный, кому под силу было все исправить. – Кассандра говорила негромко, и вместе с тем казалось, что ее сильный, ровный голос раздается у Деми в голове. – Он породил время, он – само время. Он же время в мире Изначальном и остановил. А затем повернул вспять, ломая им самим созданные когда-то законы, пойдя против устоев, что были укоренены, вшиты, врезаны в канву этого мира. В этой реке времени, текущей вспять, против собственного же течения, Хронос отыскал миг, ставший началом конца. То самое мгновение, когда ты, Пандора, открыла пифос.
– И он сделал так, чтобы этого не случилось? – пораженно спросила Деми. Магия такого масштаба просто не укладывалась у нее в голове.
– Да. Изначальный мир вернулся таким, каким мы его помнили. Мы думали, что спасены, но мы ошибались. За нарушение законов мироздания даже богам рано или поздно приходится платить. Хронос истратил почти все свои силы на это чудо, но и такой великой цены оказалось недостаточно. Наша хрупкая реальность не выдержала столь сильных, масштабных чар. Она попросту раскололась на две части в той точке, где все и произошло. Изначальный мир продолжил существовать как прежде. Запечатанный пифос боги выбросили в океан, в Саргассово море. Туда, где его никто и никогда не сможет отыскать.
– Саргассово море… Вы говорите о…
– Бермудском треугольнике [11], – кивнула Ариадна. – Это одно из немногих мест на Земле, что сохранили древнюю, первородную магию.
– Однако мироздание, храня воспоминание о прошлом, не желало так просто его отпускать. Другой реальностью стала Эллада, обернувшаяся Алой лишь недели спустя. Здесь течение времени не было нарушено, и Пандора открыла пифос. Зная, какая судьба уготована миру, на этот раз боги сумели его спасти.
– Вот только боги спасают лишь тех, кто взывает к ним с молитвами.
Мрачный голос Харона заставил Деми обернуться в его сторону. Однако смотрел переводчик душ не на нее, а на Кассандру.
– Ожидаемо, что боги Олимпа услышали лишь голоса эллинов. – В словах Харона почти слышалась желчь. – Непонятно только, почему они и не подумали о том, чтобы спасти и другие народы.
Ошеломленная всей обрушенной на нее правдой, Деми все же почувствовала растекшееся в воздухе напряжение. Кассандра смотрела на Харона уже знакомым ей тяжелым, пронзающим взглядом.
– Ты подвергаешь сомнению добрую волю богов?
– А тебе эти сомнения будто незнакомы, – усмехнулся Харон.
– Боги сильны там, где в них верят, среди тех, кто верит в них, – отчеканила пророчица.
– Мы говорим о богах. О тех, что посылают молнии с неба, что поднимают на дыбы саму землю, а моря заставляют вскипать. Они буквально вылепили однажды этот мир.
– Не третье поколение богов. Не олимпийцы.