Крепостной (СИ)

Когда вышел — начал Марьяне предлагать бросить всё и уехать. Уж больно испугался за нее, когда бандиты напали. Она-то, вот ведь боевая какая — не стала, как он велел в подполе хорониться, а взяла его «тулку» и из заднего окна по бандитам палила. И хоть ни по кому не попала, но, скорее всего, потому и отбиться получилось. Не смогли бандюки до подхода помощи с тылу зайти…
Но жена от переезда напрочь отказалась.
— Ну, куда хозяйство бросим? Так хоть чутка детям помогать получается, а коль хозяйства не будет — в нахлебники пойдём? Так у них и без того ртов эвон сколько. Ещё два кормить скажешь? А на какие деньги? Да и что там, в городе безопасного? Кажин день в телевизоре только и новостей — того убили, того взорвали, того украли да паяльником пытали. А Питер — так вообще самый бандитский город! Эвон, какой про него сериал сняли — ужас просто чего там творится! Да и бандюки-то эти откуда приехали? То-то и оно…
…Умерла она в пандемию. И как эта зараза её зацепила в ихней-то глуши? А с другой стороны, она где-то за неделю до того как заболела к старшей ездила — внуков проведать. Как она сказала — напоследок. Мол, до средней и младшенького уже не доеду — здоровье не то, а вот к старшенькой — осилю. Как чувствовала… После похорон Анисим сел в опустевшем доме и задумался. Несмотря на то, что хозяйство они уже давно сильно уменьшили, отказавшись от коровы и сильно сократив число кур — только чтобы свои яйца были, норок по-прежнему держали. Хотя сам он ничего уже не шил. Толку не было — спрос упал, да и люди теперь хотели непременно фирменного. Со всякими ярлыками. Да и с продажей всё стало куда как сложнее… Так что Анисим теперь ограничился только выделыванием шкурок, которые продавал одному ушлому посреднику, отправлявшему их далее куда-то в Китай. Но по деньгам они были самыми прибыльным. Так что они с Марьяной скрипели, кряхтели, но тянули. Им-то самим уже ничего не надо было, но детям следовало помогать. Их-то самих отцы-матери вырастили, выучили, в люди вывели — нынче их черёд свою кровь тянуть и в люди выводить. Жизнь так устроена… Но в одиночку он хозяйство точно не потянет. И силы не те, и жить в этом доме теперь стало совсем невмоготу. Уж больно всё здесь напоминало об ушедшей жене…
Так что, спустя пару месяцев, Анисим вышел из знакомой калитки, повернулся, пожал руку новому хозяину его усадьбы, да и двинулся тихим шагом в сторону станции.
У старшей он не остался. Пожил месяцок, понял, что сильно напрягает — та по-прежнему жила в той самой кооперативной квартире, которую они справили ей ещё при Горбачёве. Они тогда постарались — хорошую нашли. Двухкомнатную. Просторную… Вот только сейчас в ней кроме дочери с мужем ютилась ещё семья их старшего сына с ребёнком и младшенькая. Средний сынок учился в институте в Челябинске и, вроде как, собирался закрепиться там. Но кардинально это проблему не решало. А те деньги, что они старшенькой передавали все эти годы — как-то разошлись. То на отдых слетали, то машину поменяли на более престижную, опять же старшего за деньги в институте выучили — так всё и утекло как вода сквозь пальцы.
Со средней другое вышло. Та свою ушлость по полной реализовала — открыла частную клинику. Так что деньги у неё были. А вот семьи — нет. С первым мужем она развелась довольно быстро. Потом выскочила замуж второй раз. За какого-то чиновника. Но того вскоре посадили. После чего она развелась уже с ним и решила больше замуж не ходить. Так и жила в своё удовольствие, меняя любовников. Даже сына и дочку, чтобы не мешались и под ногами не путались, отправила учиться в Англию. И отец рядом со своим укоряющим взглядом ей ну совсем не был нужен… Нет, она его не гнала, даже квартиру предлагала купить. На другом конце города. Уговаривала:
— Пап, там такой район — тебе точно понравиться. Лес рядом, пруд, поликлиника новая!
Но Анисим отказался. Сказал к сыну поедет. А на те деньги, которые она собиралась на квартиру ему потратить — предложил сестре помочь. Её старшенькому квартиру купить.
 
— Сама ж сказала, что это мои деньги, потому что ты те деньги, которые мы тебе отправляли — в раскрутку своей клиники пустила. Вот и потрать их так, как я тебе велю — помоги сестре. А не сделаешь — прокляну, — сурово заявил он средней.
Питер встретил его дождём. И улыбающимся сыном.
— Вот сынок, — неловко пошутил старик, — приехал тебе на шею усесться. Не прогонишь?
— Ну что ты такое говоришь, пап, — возмутился младший, — вы с мамой столько для нас сделали, что мы вам по гроб жизни обязаны. Мой дом — твой дом! К тому же я уже давно мечтал вас с мамой к себе перетянуть. Я тут дом перестроил, так там для вас с мамой своя комната запланирована. Жаль, что не успел…
Дом Анисиму понравился. Он в своём сам и электрику делал, и воду проводил, и септик устанавливал, а также, уже в новом веке, сподобился и водяное отопление сделать. Ну, чтобы Марьяне жизнь облегчить. Не единолично, конечно, где сам не тянул — специалиста звал. Но при этом смотрел за ним внимательно. В деревенский дом специалиста по телефону не вызовешь: если что сломалось — или сам чини, или сиди без тепла и света днями, а то и неделями. А зимы на Урале суровые — дом вымерзает в момент… Так вот: здесь у сына всё по уму было сделано. Ну, в основном. А те огрехи, которые он хозяйственным взглядом приметил — и самому устранить можно. Потихоньку. Инструмент есть, руки помнят — так чего б не заняться?
Следующие несколько лет прошли вполне себе покойно. Средняя дочь отца послушалась — купила для сына старшенькой квартиру в Свердловске. О чём лично перед отцом и отчиталась, приехав в гости к брату вместе с прилетевшим на каникулы Стёпкой.
— Вот пап — как ты и велел, сестре помогла. Не сердись на меня.
— Да я и не сержусь, — расчувствовался Анисим. — И спасибо тебе за доброту. Эх, жаль — мать не видит. Вот бы порадовалась…
А потом они с дочерью и внуками — Стёпкой и Тимофеем, сыновьим младшеньким, неделю гуляли по Питеру. Как выяснилось, доча, несмотря на то, что жила в Перми, Питер знала неплохо.
— Ну, так я, считай, последние лет двадцать каждую весну на недельку сюда приезжаю. Уж больно Питер весной хорош… Только один раз и пропустила — когда тут «зоолетие» праздновали. Слишком много «высоких» гостей тут в тот год было. Мне подруги рассказывали, что народ по городу перебежками передвигался — как под обстрелом… Так что я тут, считай, местная. А то и получше. Большинство местных про некоторые музеи, в которых я побывала, даже и не слышали. Ты вот, например, знаешь, что у вас в Шушарах раньше музей железных дорог был?
— Это там, где паровозы стоят? — удивился Анисим. — Я думал тут база железнодорожного резерва, навроде той, на которой я срочную службу проходил.
— Да нет — там, скорее всего, запасники музея. А сам музей рядом с Варшавским вокзалом расположен. В Библиотечном переулке.
— А там взаправду настоящие паровозы есть? — восторженно спросил Тимка.
— Взаправду-взаправду, — рассмеялась дочь.
Когда она уехала, они с Тимкой съездили-таки в этот музей. Электричкой до Балтийского вокзала, а потом неторопливо, пешочком дотелепали до Варшавского… От музея внук пришёл в полный восторг. Да и Анисим тряхнул стариной и, вспомнив прошлое, много чего Тимке рассказал про паровозы… С тех пор так и повелось. Каждые выходные Анисим брал Тимку, и они ехали куда-нибудь в музей, парк или на открытую экспозицию — Эрмитаж, Артиллерийский музей, Военно-морской, Русский, «Аврора», Инженерный замок, фрегат «Штандарт», Военно-медицинский, Кунсткамера, Петропавловка, Петергоф, Пушкин, Гатчина, Шлиссельбургская крепость, Павловск… Тимка был неуёмным почемучкой, поэтому Анисиму приходилось нелегко. Он готовился к каждому выезду — читал, смотрел ролики в интернете. Ну, чтобы, так сказать, не ударить перед внуком лицом в грязь. Хотя запоминалось туго. Память уже не та была. Но восхищение, которое выказывал Тимка, по возвращении взахлеб рассказывая родителями, что «Деда столько всего знает!» окупало всё. К тому же погружаться в историю было куда приятнее, нежели смотреть на современность. В родных местах уже как десять лет шла война. Наследники фашистских прихвостней — Бандеры и Шухевича обстреливали его родной город…