Ностальгия по настоящему. Хронометраж эпохи

Сам я все не соберусь завести архив. Мучаю сотрудниц Литмузея, которые все пытаются заставить меня хранить рукописи.
Думается, что моя жизнь была не напрасна, хотя бы потому, что мне удалось спасти от уничтожения кусок деревянной решетки – той, на которую глядели перед смертью убиенные Романовы в Ипатьевском подвале. Именно она отразилась в их глазах. Это единственная достоверная реликвия, оставшаяся от той страшной ночи.
Боже, храни народ бывшей России! Решетка впечаталась в серых зрачках мальчика с вещей гемофилией. Не остановишь кровь посейчас.
Восемь лет все кому не лень глазели на их запыленные, измученные кости по телевизору – это была постыднейшая экспозиция Музея нашего столетия. Одну половинку решетки я на всякий случай отдал хранить в Миланский музей Фельтринелли, другая принадлежит сейчас Историческому музею.
В последние минуты века особенно звучат пророческие ноты Йозефа Гайдна: «Последние семь слов Христа». Миша Рахлевский, дирижер русско-американского оркестра «Kremlin», попросил меня написать новый текст к этому произведению. В предыдущую Пасху семь проповедей произносили семь иерархов всех ветвей христианской церкви – православный, католик, лютеранин… Условием было оставить часть евангелиевского текста.
Когда я начал писать, невольно звучала музыка стихов из «Доктора Живаго» о Христе. Это было современное прочтение Евангелия, то есть вечное, на которое оно и рассчитано.
Не дай бог, если живого Пушкина – озорника, повесу – заакадемичат сегодня.
Многие мои стихи вышли из-под Ижор Пушкина: «подижаяподижоры – подижоры-подижоры». Харизматический хорей гипнотизирует.
Гадание по абрису, разгадывание букв и чисел было духовным обиходом в пушкинскую пору. Достаточно вспомнить «Тройка, семерка, туз» – роковое предчувствие поэта. В этих цифрах предсказан год его гибели – 37-й. А туз говорит о дырке, пробитой пулей. Туз часто подкидывали, стреляя на пари. И гибельный возраст Пушкина предсказан: 37 + 1 = 38 лет.
Строение романа «Онегин» зеркально. События и психология героев симметричны, как палиндромы. Роман начинается объяснением героини и ответом героя, кончается объяснением героя и ответом героини.
А что написала Татьяна в начале романа на «затуманенном стекле» своим пальчиком? Правильно.
«Заветный вензель О да Е»…
Это она писала, находясь внутри дома. Но взгляните снаружи, и вы прочитаете сквозь стекло число «30».
Надышав на стекло, я сотворил оконную инсталляцию, которую выставил в Пушкинском музее. Администрация опасалась, что стекло обязательно разобьется, не позволяла ставить. Но под мою ответственность все-таки разрешила. Ничего, не разбилось. Дыхание Татьяны вечно.
30 лет было Онегину в момент его рокового объяснения с Татьяной. Именно 30 лет было в 1829 году автору, когда он написал на экземпляре «Невского альманаха», где печатался роман, по свидетельству Пущина – прямо на виньетке:
 
 
Вот перешед чрез мост Кокушкин,
 
Опершись <…> о гранит,
 
Сам Александр Сергеич Пушкин
 
С мосье Онегиным стоит.
 
 
Пусть читателя не смущают цензурные точки в скобках – в те времена ненормативная лексика была невозможна ни в газете, ни в книге, ни даже, прости господи, на телевидении. Пушкин советовал императору Александру напечатать Баркова как первый шаг к демократизации и просвещению общества. Увы, лишь сейчас сбылась мечта поэта.
«Веселое имя Пушкин», – сказал Блок.
Эхо гениального размера «Черной шали», введенного Пушкиным в русскую поэзию, эхом отозвалось в потомках – в «Сероглазом короле» Ахматовой и «Контрабандистах» Багрицкого.
 
 
Гляжу, как безумный, на черную шаль,
 
И хладную душу терзает печаль.
 
Когда легковерен и молод я был,
 
Младую гречанку я страстно любил.
 
………
 
В покой отдаленный вхожу я один —
 
Неверную деву лобзал армянин.
 
 
 
******
 
Пусть звезды обрызгают груды наживы —
 
коньяк, чулки и презервативы.
 
 
 
******
 
Так бейся по жилам, кидайся в края,
 
бездомная молодость, ярость моя!
 
 
 
********
 
Трубку свою на камине нашел
 
И на ночную работу ушел.
 
 
 
********
 
Судьба, как ракета, летит по параболе —
 
обычно во мраке, и реже – по радуге.
 
 
Пожалуй, самым «пушкинским» моим творением получилось «Гадание по книге» – в обложке цвета «Зеленой лампы». Пушкин ведь сам обожал гадания, был суеверен, складывал кукиш в кармане, когда видел людей в рясе.
 
Задумывалась книга как легкая, шутейная, но обернулось по-иному. Книга показывала характер, не случайно меня предупреждали отказаться от такого греховного замысла. Печаталась она в Финляндии. На выезде из Хельсинки был гололед, трейлер со всем тиражом разбился, двое сопровождающих погибли. Об этом мне не сказали. Но этим объясняется, что на презентации в ресторане «Золотой Остап» присутствовал всего лишь единственный экземпляр. Публика, как и я, не понимала ужаса произошедшего, веселилась. Первой гадала Пугачева. Ей, молодоженке тогда, выпали строчки:
 
 
Я и мужа нашла на галерке,
 
В эротическом сиром галопе.
 
 
На следующее утро я поехал из Переделкино на обед к Владиславу Старкову, главе издательского дома «Аргументы и факты», который издавал книгу. На выезде мы врезались в летящий наперерез МАЗ, я получил очередное сотрясение мозга. Как потом я понял, все это тоже было загадано в книге. Наверное, это понял и Борис Гребенщиков, который, узнав о том, что со мной приключилось, поставил свечку в храме Преображения.
Недавно, в ночь перед семисотым спектаклем «Юнона и Авось», мне позвонил Марк Захаров. Оказалось, он попал в автокатастрофу. Находился в корсете. И звонил перед вылетом в Германию, где должны были его поправить.
Как повторяется история!..
Гадание по книге – русская традиция. Достоевский возил с собой Евангелие, которое ему подарили жены декабристов, и обыкновенно гадал на нем. Перед смертью он попросил открыть страницу, назвал строку. Ему выпало: «Отпусти…»
Предсказания книги сбывались. Я, шутя, нарисовал видеому: зубцы кремлевской стены складывались в буквы МММ, напоминая о тогдашней «пирамиде» Мавроди. Только сейчас стал ясен смысл рисунка. Именно Кремль создал «пирамиду» ГКО – аферу государственного масштаба.
Когда-то я написал:
 
 
Умеют хором журавли.
 
Но лебедь не умеет хором.
 
 
Откуда мне было знать, что через двадцать лет появится в России генерал, который «хором» уж точно не умеет.
Хулиганства моей книги делали мою жизнь невозможной. Например, приезжаю я с ней в Алма-Ату, перед выступлением пресс-конференция. Среди журналистов очаровательная женщина, представляющая «Караван», местный эротический журнал. Подходит она ко мне: «Можно, я погадаю на книге?» Я говорю: «Если не боитесь, пожалуйста!» Она бросает фишку перед всеми телезрителями Алма-Аты. Ей выпадает: «Все меня затрахали…» Она, смутившись, парирует: «Ну, это в переносном смысле, конечно…» С ужасом читает дальше: «Я… банк спермы…» К счастью, женщина оказалась человеком смелым, с чувством юмора. Она сама, первая описала этот случай.
Некоторое время я не решался гадать по книге. Теперь, когда весь тираж разошелся, можно рассказать все об этом полиграфическом чудовище.