Птичий хвост для Барсика (СИ)

Когда они забежали в туалет, Борис протянул растерявшемуся Торио пробирку и махнул головой в сторону писсуара.
- Ты же не будешь смотреть… - Торио растерялся.
- Буду, - уверил Борис, - я отвернусь, а ты мне воды из горшка зачерпнешь? Ученый уже! – улыбнулся Борис, - давай, не стесняйся! А если не получится, то я тебя на пятнадцать суток в общую камеру посажу до выяснения, там толчок на виду, ты быстро научишься и ссать и гадить прилюдно, – Борис выгнул бровь и ехидно улыбнулся, – ты, что, меня стесняешься?
Торио несколько раз вдохнул и выдохнул, пытаясь успокоится, но делать нечего, пришлось заголяться. У него были высокие трусы без гульфика, поэтому пришлось полностью расстегнуть брюки. Он еще раз вздохнул и сосредоточился на процессе, едва не забыв наполнить пробирку.
- А ты везде красивый, - мурлыкнули ему в затылок. Чьи-то бедра прижались к нему сзади, уткнувшись возбужденным стояком в зад. Горячее дыхание пробежало по затылку и спустилось к шее. Теплая рука легла на беззащитный лобок, а вторая рука подхватила из ослабевших пальцев пробирку. - И пахнешь ты крышесносно, совсем как мой любимый мохито! Лайм и мята, м-м-м!
Мягкие губы прошлись по шее Торио, даря незабываемые ощущения. От нечаянной ласки ноги у парня неожиданно ослабели, а в паху заметно потяжелело. Его прижали посильнее, поддерживая, когда настойчивые губы скользнули по пылающему уху, дразня и лаская.
- Я альфа, - только и смог выдохнуть Торио, когда почувствовал губы Бориса на своей скуле.
- Я рад за тебя, - мурлыкнул Борис, обволакивая своим запахом спелого персика, как сетью, полностью подавляя всякое сопротивление.
- Я не из этих, - попытался донести убегающую мысль до адресата, - я омег люблю…
- Мо-ло-дец! – губы Бориса выцеловывали шею, - сам кончишь? Или помочь? – мизинцем Борис коснулся напряженного ствола Торио, вызвав у того болезненный стон. Борис прекратил терзать беззащитную шею и отстранился. – Ну ладно, я выйду, не затягивай процесс, я жду за дверью.
Торио, услышав хлопок закрывшейся двери, оперся свободной рукой о стену и, едва сделав пару движений, бурно кончил. Ноги подкашивались, а сердце билось в горле.
Да что это с ним? Торио попытался разобраться в собственных ощущениях. Он никогда раньше так бурно не реагировал на альф! Он, вообще, на них не реагировал! Никогда! Торио мыл руки и рассматривал собственное отражение в зеркале. Оттуда на него напряженно уставился молодой азиат.
Торио никогда не обращал большого внимания на собственную внешность. Он привык, что на него неоднозначно реагируют из-за его экзотической наружности. И омеги и беты с восторгом вешались ему на шею, стоило только им улыбнуться. От обоих родителей он, несомненно, взял самое лучшее. Бледную чистую кожу и красивой формы рот от папы, а вот карие глаза, густые иссиня-черные волосы и пухлые губы от отца. Его отец был достаточно высокого роста для японца, метр восемьдесят, и его Торио тоже унаследовал, что позволяло свысока смотреть на большинство сверстников. Но вот пропорциями тела он пошел в миниатюрного папу. Торио был высок, но тонок в кости, и поэтому порой выглядел щупленьким подростком. Особенно, на фоне таких самцов, как Борис! Торио вздохнул, вспоминая чудный запах персика. Какая насмешка судьбы, встретить любимый запах у другого альфы!
Высунувшись из туалета, Торио наткнулся на проницательные глаза Бориса, неизвестно что увидевшего в смущенном парне, но увиденное его явно позабавило.
- Пошли, нам надо закончить одно дельце, - он поднял вверх пробирку.
Если раньше Торио был уверен, что сильнее смутиться у него не получится, то теперь он весь заполыхал, как костер. Бориса такая реакция совершенно развеселила. Он подхватил Торио за руку, и они опять дошли до лаборатории. У двери Борис замялся и, усадив Торио на железное сиденье у стены, быстро приковал его руку к ручке сиденья.
- Поверь, так лучше, чем в обезьяннике, – Борис ласково улыбнулся Торио и скрылся за дверью лаборатории.
Вскоре оттуда послышался возмущенный омежий визг и мягкий грудной смех Бориса. Торио почему-то почувствовал себя преданным. Дверь, скрипнув, отворилась.
  
- Это он? - худенький блондин рассматривал Торио с интересом, над омегой возвышался Борис, как жеребец рядом с пуделем, - а что, он симпатичный! Ладно-о, помогу тебе, но только учти, ты мне теперь должен, и одной шоколадкой тут не обойдется! У меня скоро будет встреча выпускников, так вот, пойдешь со мной на вечеринку, как мой альфа! А что? Никто и не усомнится!
Дверь опять закрылась, и за ней время от времени было слышно два голоса. Тонкий омежий голос часто перекрывал теплый говор, который обрывался смешком. Торио разрывало на части от противоречивых эмоций. С одной стороны его терзала ревность к этому красавчику-альфе, а с другой стороны, мозг просто взрывался от мысли, что его привлек альфа.
- Пошли, – вышедший из комнаты, Борис отстегнул наручники и спрятал их за спину.
В этот раз он шел впереди, позволяя наслаждаться видом своей красивой спины, сужающейся к округлой попе. Облизав мысленно все это великолепие, Торио понял, что ему не хватает теплой руки и, ускорив шаг, догнал красавца и аккуратно взял в плен его красивые пальцы. Борис вначале недоуменно посмотрел на него, а потом тепло улыбнулся, так что в груди стало так горячо, будто кипятка плеснули прямо в вены!
Они дошли до кабинета, в котором вонючка терзал тощего пацаненка с лохматой шевелюрой и синяками под глазами. Борис положил перед ним бумажку и что-то зашептал, склонившись к уху. Тот в ответ убрал бумажку в папку и махнул рукой, что-то так же тихо ответив и радостно заржав следом.
- Пошли, – рука Бориса мазнула по плечу.
Борис вывел Торио через проходную на улицу. У входа курили несколько человек, пожав несколько рук и перекинувшись парой фраз, Борис договорился, чтобы Торио довезли до дома. Уже усадив его на заднее сиденье достаточно обшарпанного мерседеса, он задержался, прежде чем закрыть дверь, облизав напоследок жадным взглядом хрупкую фигуру альфы.
- Когда приедешь домой, постарайся съесть что-нибудь сладкое или выпей успокоительное, я понимаю, что день у тебя сегодня был тяжелый. Ну, ладно… Пока.
И захлопнув дверь, не оборачиваясь, ушел. Торио остался сидеть, как в вакууме. Из головы все мысли куда-то исчезли, а на глаза предательски навернулись слезы. ОН УШЕЛ!! ПРОСТО РАЗВЕРНУЛСЯ И УШЕЛ!!
Очнулся он уже возле дома. Похлопав руками по карманам, порадовался, что ключи от квартиры у него были в кармане, а не в этюднике. Зайдя в пустую квартиру, он как никогда остро почувствовал собственное одиночество. Торио бесцельно шатался по квартире, натыкаясь на предметы. В голове билась страшная мысль – ОН ЗАПАЛ НА АЛЬФУ! Ну, вот как такое могло случиться?
Торио схватился за карандаш и принялся лихорадочно рисовать. Может он все выдумал? Просто накрутил себя? За окном стемнело, и художник обвел глазами раскиданные по полу рисунки. На всех был нарисован Борис. Вот он сногсшибательно улыбается, вот он, насмешливо приподняв бровь, ехидно смотрит, вот он стоит, прислонившись крепким плечом к косяку двери. А это Борис со спины. Торио застонал! Нет, это невероятно, но он согласен на все лишь бы еще раз его увидеть, чтобы он еще раз взял его за руку и ощутил тепло красивых пальцев. Торио завис, вспоминая теплый запах персика, и то, какие узоры выводили наглые губы на его шее, и как выцеловывали ухо.
Из грез его вывел настойчивый звонок в дверь. За дверью стоял БОРИС с его этюдником в руках!
- Привет, красавчик! – глаза Бориса облизали Торио, как конфетку, - вот завез тебе этюдник, очки, к сожалению, раздавили в крошку, но вот этюдник цел и невредим.
- Заходи, что же ты стоишь в дверях, - голос у Торио предательски задрожал, так захотелось его коснуться.
Борис улыбнулся с явным облегчением и шагнул в небольшой коридорчик. Коридорчик сразу наполнился запахом персика, рот у Торио слюной, а штаны - желанием.
Борис закрыл за собой дверь и протянул этюдник хозяину. Когда их пальцы встретились на ручке злополучного предмета, Торио ощутимо тряхнуло от желания. Он даже не понял, с какого перепуга он бросился на Бориса. Схватив того за отворот кожаной куртки, он рванул его на себя и впился в желанные губы. И ему было в этот момент абсолютно наплевать, что он альфа, ниже ростом и по комплекции намного уступает подкачанной мускулатуре обалденного красавца. Ничто не имело значения, кроме языка, который по-хозяйски вылизывал его рот, исследуя и провоцируя на новые безумства.