Натюрморт из Кардингтон-кресент

— Некоторые люди невероятно самонадеянны, — сказала она вслух. — Мог ли мистер Рэдли вообразить, что ты способна предложить ему нечто большее, чем просто дружбу?
— Нет, если только он не полный идиот, — ответила Эмили уже с меньшей резкостью, чем прежде. Она, по-видимому, хотела добавить что-то еще, но потом передумала.
— В таком случае у нас остаются Уильям и Сибилла и, возможно, кто-то еще из домашних, о мотивах которых нам остается только догадываться.
  
Эмили тяжело вздохнула.
— В случившемся нет никакого смысла. Мотивом должно быть нечто чрезвычайно важное и… вероятно, нечто столь же отвратительное, о чем мне, конечно же, ничего не известно. Нечто такое, что я даже не могу представить себе. И у меня возникает вопрос: что в моей казавшейся такой безопасной и приятной жизни было основано на какой-то чудовищной лжи?
По приезде Шарлотта не встретила никого, кроме тетушки Веспасии, да и ее она увидела только мельком. Шарлотта знала, что ей придется остановиться в спальне Джорджа отчасти потому, что это была ближайшая комната к спальне Эмили, а отчасти потому, что никто не желал ради нее поступаться своим удобством. Тело Джорджа, завернутое в белый саван, положили в одном из помещений, когда-то предназначавшемся для нянь, в крыле дома, отведенном для прислуги. Шарлотта боялась ложиться в ту постель, в которой всего несколько часов назад он умер, но другого выбора у нее не было. Нужно лишь попытаться выкинуть из головы неприятные мысли.
Служанки уже распаковали несколько летних траурных платьев, которые она привезла с собой. Шарлотта покраснела, вспомнив, какие они поношенные и какое дешевое у нее белье, с заплатами в некоторых местах, а платья, чтобы они не выглядели слишком старомодными, ей пришлось подновить с прошлого года. У нее было всего две пары обуви, и та, и другая уже довольно старые. При иных обстоятельствах это ее просто разозлило бы, и она предпочла бы остаться дома, чем заставлять Эмили стыдиться сестры. Но сейчас подобные эмоции были явно неуместны. Она должна переодеться, снять дорожное платье, умыться, уложить волосы, а затем спуститься к ужину, атмосфера на котором обещает быть предельно мрачной и, возможно, даже враждебной. Ведь совсем недавно кто-то в этом доме совершил убийство.
Спускаясь по лестнице на ужин и проходя мимо темных стенных панелей с рядами неприятных, написанных маслом портретов предшествующих поколений Марчей, Шарлотта столкнулась лицом к лицу с пожилой дамой, с ног до головы одетой в черное. Агатовые бусы у нее на шее и груди зловеще мерцали в свете газовых рожков. Белоснежные волосы уложены по моде двадцатилетней давности. Холодные глаза цвета синего мрамора уставились на Шарлотту с нескрываемым отвращением.
— Полагаю, вы сестра Эмили? — Старуха в черном окинула ее взглядом с головы до ног. — Веспасия говорила, что послала за вами. Хотя я считаю, что вначале она должна была бы поставить нас в известность и получить наше согласие прежде, чем распоряжаться самой. Но раз уж вы приехали, то, наверное, можете пригодиться нам. Я не знаю, что могу сделать для Эмили. У нас в семье ничего подобного никогда не случалось.
Она окинула взглядом одежду Шарлотты, носки ее туфель, выглядывавшие из-под подола платья. Все это было явно не того качества, к которому она привыкла. Даже горничные получали каждый год по новой паре туфель независимо от того, нужны те были им или нет. Внешний облик был превыше всего. Туфли Шарлотты пережили уже несколько сезонов.
— Как вас зовут? — строго спросила старуха. — Мне, кажется, кто-то говорил, но я забыла.
— Шарлотта Питт, — холодно ответила ей Шарлотта и вопросительно посмотрела на нее с явным желанием узнать, с кем она разговаривает.
Старуха устремила на нее надменный и раздраженный взгляд.
— Я — миссис Марч. Полагаю, вы… — Она сделала почти незаметную паузу, во время которой снова перевела взгляд на туфли Шарлотты… — спускаетесь к ужину?
У Шарлотты напрашивался достойный ответ, но она сдержалась. Сейчас не время для защиты уязвленного самолюбия. И она изобразила на лице смиренное выражение, хотя в сердце у нее бушевала буря негодования. Она выслушала слова миссис Марч так, словно это было вежливое приглашение.
— Спасибо… Да, — сказала она.
— В таком случае вы идете слишком рано, — прошипела старуха. — У вас, что, нет часов?
Щеки Шарлотты вспыхнули румянцем. Она подумала, что хорошо понимает тех девушек, которые готовы выйти за любого, лишь бы сбежать из дома из-под опеки властных и эгоистичных матерей. Сколько же братков было заключено даже без тени любви только по одной этой причине! И дай бог, чтобы в результате подобного замужества они не получили точно такую же свекровь…
— Я надеялась, что у меня будет возможность познакомиться с членами семьи, — спокойно ответила Шарлотта. — Я почти никого из них не знаю.
— Неудивительно! — многозначительно отозвалась старуха. — Я иду к себе в будуар. Думаю, что в маленькой гостиной вы кого-нибудь найдете.
С этими словами она удалилась, и Шарлотта в полном одиночестве проследовала в столовую, в которой уже был накрыт ужин, но пока еще никого не было. Через двойные двери молодая женщина вошла в прохладную маленькую гостиную, декорированную в зеленых тонах.
Посередине комнаты, в самом центре ковра, стояла девушка в муслиновом платье лет девятнадцати, очень худая. Ее ярко-рыжие волосы были не очень тщательно причесаны, уголки губ большого красиво очерченного рта печально опущены. Но, как только вошла Шарлотта, она радостно ей улыбнулась и воскликнула:
— Вы, должно быть, сестра Эмили! Я очень рада, что вы приехали. — Девушка опустила глаза, а затем снова резко их подняла, печально взглянув на Шарлотту. — Потому что не знаю, что делать… даже не знаю, что говорить…
Я тоже не знаю, мрачно подумала Шарлотта. Все звучит так банально и лживо. Но это вовсе не извинение. Даже неуклюжая попытка помощи лучше, чем демонстративное невнимание к чужому горю или бегство от него, как от заразной болезни.
— Меня зовут Анастасия Марч, — продолжила девушка. — Но называйте меня, пожалуйста, просто Тэсси.
— А меня зовут Шарлотта Питт.
— Да, я знаю. Бабушка говорила, что вы должны приехать.
Шарлотта уже имела возможность узнать мнение бабушки относительно своего приезда.
Дальнейшая беседа была прервана появлением Уильяма и Сибиллы Марч. Женщина вошла первая, вся в черном, с кружевами вокруг красивой белой шеи. Муж следовал за нею на расстоянии шага.
Шарлотта сразу же поняла, каким образом Сибилле удалось вскружить голову Джорджу. Даже сейчас от нее исходило ощущение какой-то особой энергии и загадочности, на крючок которой так легко ловятся многие мужчины и которая полностью отсутствовала в Эмили. Сибилле не нужно было прилагать никаких усилий, чтобы нравиться мужчинам; это сразу же бросалось в глаза, читалось на ее лице, в темных широко открытых глазах, в очертании губ, прекрасной фигуре. Шарлотта теперь прекрасно представляла себе, сколько усилий пришлось приложить Эмили, каким сильным должен был стать ее самоконтроль для того, чтобы вернуть внимание Джорджа. Неудивительно, что, как бы походя, она сумела обворожить Джека Рэдли! Но Эмили все-таки, по-видимому, оказалась недостаточно внимательной, полностью сосредоточившись на Джордже. Она была слишком занята заботами об отношении к ней мужа и могла не заметить, что Рэдли принял ее флирт за нечто более серьезное.
И этот Уильям Марч, чрезмерно снисходительный супруг… На его лице читалось все что угодно, но только не безразличие. В чертах его лица ощущались аскетизм и чувственность: тонкий нос, красиво очерченный рот. И при всем том в нем была некая страсть, более, сложная, чем просто преклонение перед женщиной или пламя простых эмоций. Он мог с презрением относиться к подобным страстям, но в один прекрасный момент мог стать и их жертвой.
  
Размышления Шарлотты были прерваны появлением Юстаса Марча. Его облик был как всегда безупречен. Внимательным взглядом круглых глаз он обвел комнату, отметив отсутствующих, и пришел к выводу, что обстановка здесь, в общем, достаточно сносная. Его взгляд остановился на Шарлотте. Казалось, он уже принял решение, как ему следует к ней относиться, и на лице у него появилась улыбка, одновременно вкрадчивая и самодовольная.